История Франции - Марк Ферро

долгого времени один будет подразумевать другой.

После поражения Франции во Франко-прусской войне, когда герцог Гастон Одиффре-Паскье выступил в Собрании с инициативой введения обязательной военной службы во имя национального единения, он вспомнил при этом революцию 1848 г. и Парижскую коммуну, а также атмосферу братства, царившую среди французов во время войны 1870–1871 гг. Жюль Ферри и Леон Гамбетта, Жорж Санд и Жюль Мишле раскаиваются в том, что ратовали за разоружение Франции и за то, что сделали военных мишенью для своих насмешек. Люди больше не верят во всеобщее братство, и любовь к Родине берет верх над всеми остальными чувствами французов. В простой форме их выразил поэт Рене Сюлли-Прюдом:

Я письма Шиллеру писал: «Гляди, я — мира гражданин!» ........................................ Впустую тратил нежность я, И вот я каюсь наконец. О, лишь моей стране родной Я эту нежность бы отдал — Всем тем, кого я променял На весь, представьте, род людской[358].

Этот порыв объединяет всех французов, вплоть до преподавателя и журналиста Жана Масе — основателя «Лиги образования», антимилитариста и антиклерикала до мозга костей.

С рождением во Франции идеи реванша за поражение 1871 г. воскрешается и начинает расти престиж армии. Постепенно офицерские круги превращаются в «настоящий клубок светских и семейных отношений» и в прибежище для аристократов, которые оказываются вхожи в этот круг благодаря принципу кооптации. Тем самым у консерваторов появляется идея: за неимением достаточного влияния Церкви, именно армия могла бы стать тем орудием разложения государства, с помощью которого они смогли бы взять реванш над Республикой… Но к этому времени поэт-националист Поль Дерулед, некогда бывший соратником Гамбетты, уже восхищается Лазаром Гошем и Бертраном Дюгекленом и мечтает, чтобы Франция взяла реванш у Германии. Он считает, что мощь армии, предназначенной для этой цели, должна быть превыше всего, и поэтому Дерулед, основавший «Лигу патриотов», в душе согласен с идеей военного переворота, за который ратует генерал Жорж Буланже. «Родина — это армия, а армия — это Родина», — говорил писатель Эмиль Фаге.

Дело Дрейфуса, прогремевшее в этой наэлектризованной атмосфере, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Антисемитизм в отношении Дрейфуса наслаивается на антисемитизм, который несколькими годами раньше пробудила книга «Еврейская Франция». Позже еще одним следствием ее издания станет возрождение антимилитаризма.

Работа писателя-анархиста Жоржа Дарьена «Бириби — африканская армия», вышедшая в 1890 г., по сути, подожгла фитиль еще одной бомбы: в книге разоблачалась жестокость, с которой военные обращались на каторге с заключенными. За книгой Дарьена последовали и другие работы анархистского толка. Арест капитана Дрейфуса, этого «обшитого галуном щеголя», совсем не возмутил антимилитаристов. Однако они отдавали себе отчет в том, что в кругах антидрейфусаров начинает формироваться реакция, угрожающая Республике. Военные и в самом деле препятствуют вмешательству гражданских лиц в армейские дела и предают анафеме чтение книги Анатоля Франса «Господин Бержере в Париже», где показаны интриги, плетущиеся в кабинетах французского военного министерства. Позже адвокат и журналист Юрбен Гойе покажет в работе «Армия против нации» (1898), что «армия сегодняшней Франции находится в руках старой военной группировки… тесно связанной с римско-католической Церковью… В течение столетия эмигранты и предатели готовили свой реванш, который они собирались взять у сынов санкюлотов». Так, если в 1847 г. из 306 человек, принятых в военное училище Сен-Сир, выпускниками религиозных учебных заведений были два человека, то в 1886 г. их было уже 140 из 410 набранных курсантов. Либертарианцы и республиканцы, исповедовавшие антимилитаризм, снова встали плечом к плечу.

Ставкой в этой игре была армия. Вне зависимости от своих воззрений все французы желали, чтобы она была сильной, даже несмотря на то, что реваншистский дух уже не витал в каждом доме, а судьба Эльзаса-Лотарингии интересовала французов гораздо меньше. «Лично для меня эти земли не стоят как мизинца моей правой руки — которым я пользуюсь как подпоркой для бумаги, когда пишу, — так и мизинца моей левой руки — которым я стряхиваю пепел с сигареты», — писал романист и драматург Люсьен Декав.

Однако дебаты, начатые Жаном Жоресом, ведутся именно вокруг вопросов об армии. «Новая армия, за которую ратует он, должна заменить существующую систему военного набора другой системой, поскольку армия должна представлять собой всю нацию».

Помимо этого в 1891 г. в журнале «Ревю де дё монд» появилась статья капитана Лиотэ, в которой тот поставил проблему роли офицера в мирное время, словно желая подлить масла в огонь антимилитаристской полемики. По мнению Лиотэ, в мирное время роль офицера состояла в том, чтобы воспитывать нацию. Но данная концепция армии и ее роли вызвала гнев антимилитаристов вне зависимости от того, говорим ли мы об университетских преподавателях, стремившихся очистить школьные учебники от любых военных повествований, «дабы внушить ребенку, что на оружие необходимо смотреть… так же, как на орудия пыток в замке Шинон», или о настоящих идейных лидерах антимилитаризма, таких, как политик Гюстав Эрве или философ Жорж Сорель. Если Эрве предлагал «водрузить национальное знамя над выгребными ямами казарм», то Сорель полагал, что первый долг гражданина состоит в том, чтобы убить армию, т. е. государство, в своем сердце. Более того, с учетом успехов революционеров-синдикалистов, принявших на конгрессе в Амьене в 1906 г. Амьенскую хартию (согласно которой забастовки должны положить начало всеобщему восстанию и ликвидации государства), требовалось абстрагироваться от патриотизма — «этого инструмента для надувательства рабочих». Синдикалист Виктор Гриффюль заявляет: «Как всегда, защищать землю призывают пролетария, хотя у него нет ни пяди этой земли. Место, где рабочий трудится, — вот его Родина». В ожидании всеобщей забастовки синдикалисты становятся антимилитаристами и поднимают на щит идею стачки с применением оружия: в 1911 г. 93 биржи труда считались настроенными антимилитаристки, а 77 — занимающими более неопределенную позицию.

Однако поддержку, которую синдикалисты