Рука в перчатке - Рекс Тодхантер Стаут

на цокольном этаже, однако ему послышался еще какой-то звук чуть выше. Он поспешно оглянулся на дверь, выходящую на первую лестничную площадку. Дверь была закрыта, свет из-под нее не просачивался. Обитательницы этой квартиры, вспомнил он, всегда уходят по вечерам. На что он и рассчитывал.

«Ах, ты рассчитывал, – упрекнул его внутренний голос. – Ну да, ты можешь на это рассчитывать, ты можешь рассчитывать на что угодно, кроме самого себя».

Ты всегда предавал себя, и особенно позорно тогда, когда требовалось настоящее, а не наигранное мужество. Впрочем, дело было скорее не в трусости, а в уклонении и отрицании. Конечно, ты не боялся Люси. Разве можно бояться тех наслаждений, которые она тебе дарила и обещала?

В тот день, когда поезд мчался среди бескрайних полей к Дейтону, где она должна была тебя встретить, ты был абсолютно уверен, что женишься на ней. Она уехала из Кливленда двенадцать дней назад, и дни тянулись для тебя томительной чередой.

Она встретила тебя в Дейтоне одна, за рулем темно-синего родстера, и повезла на запад, навстречу закатному солнцу, на ферму в пятнадцати милях от города. Размеры фермы и построек тебя поразили. Ты знал, что отец Люси, издатель и редактор какой-то газеты, в самом расцвете лет бросил издательское дело, приобрел ферму и начал разводить породистый скот, но не ожидал увидеть столь развитое хозяйство.

Из всех знакомых тебе людей родителей Люси ты понимал меньше всего. Они, безусловно, были здоровы и счастливы, радовались жизни, хотя, казалось, не имели с ней никаких связей. В их отношениях с дочерью не было и намека на свойственную всем родителям нежную близость. Похоже, они воспринимали ее как к приехавшую на лето привилегированную жиличку. Тебе оказали любезный прием, ну а так ты находился в исключительном ведении Люси, что, похоже, не слишком волновало ее родителей.

Вы часто ездили верхом: ты – на маленькой кобылке по кличке Бейб, Люси – на самом норовистом жеребце из главной конюшни. Вы с Люси играли в теннис, читали, собирали ягоды, один-два раза ходили на рыбалку. Впрочем, рыбалка оказалась неудачной.

– Ничего не понимаю, – сказала Люси. – Прошлым летом здесь было полно ушастых окуней размером с твою ладонь. Это ведь наша земля, и чужие сюда не приходят.

Ты сидел возле нее на берегу и рассеянно бросал камешки в пруд:

– Выходит, твоему отцу принадлежат все эти земли, включая пруд?

Она кивнула и, помолчав, добавила:

– Прошлым летом я прочла книгу, где говорилось, что никто не должен владеть землей.

– Ты в это веришь?

– Не знаю, – нахмурилась она. – Я считаю, никто не имеет права указывать нам, что мы должны делать.

– Лично у меня есть право попросить тебя не тянуть меня за волосы. Разве нет?

– А вот и нет. У тебя есть право дернуть меня за волосы в ответ. Если, конечно, получится.

Она тут же наклонилась, схватила прядь твоих густых каштановых волос и резко дернула. Ты ойкнул, вцепился в запястье Люси, вскочил на ноги и крепко сжал ее. Все кончилось тем, что ты повалил Люси на землю, оседлал, окунул руку в пруд и начал брызгать ей в лицо водой, требуя сдаться.

– А мне нравится. Вода такая прохладная, – тихо сказала Люси, лежа на траве.

По какой-то причине ты отодвинулся и сел чуть поодаль. Она тоже села, пригладила волосы, одернула платье и, встав на колени, зачерпнула ладонями воду.

Следующие два дня выдались дождливыми. Вы с Люси ездили в Дейтон, а вечером ты попробовал сыграть в шахматы с мистером Крофтсом, но он оказался для тебя слишком сильным противником.

Несколько дней спустя, точнее, тридцать первого июля Люси отвезла тебя в Дейтон к дневному поезду на Кливленд. Ее отец поехал с вами, у него были дела в городе. А тебе на следующее утро нужно было быть в офисе.

Ничего кардинального не произошло, и ты этого категорически не понимал. Чего ты хотел и чего ты ждал? Ты убеждал себя, что Люси интересует лишь ее музыка и она хочет сделать карьеру, прекрасно понимая, что твердит чепуху.

Была ли Люси влюблена в тебя? Да. Нет. Интересно, что бы она ответила, если бы ты поинтересовался, любит ли она тебя? Быть может, она и сама толком не знала, хотя если бы ты предложил ей выйти за тебя замуж, она не раздумывая согласилась бы. Тогда ты решил, что попросишь ее руки в письменном виде, и дело будет сделано.

На следующий день в офисе секретарша Дика вручила тебе письмо.

– Я отвечаю за личную корреспонденцию мистера Карра, – сказала она. – Впрочем, тут я ничего не могу сделать. Я отправила мистеру Карру телеграмму, но он может получить ее чуть ли не через неделю.

Письмо было от Эрмы. Отправлено из Вены. Она писала, что возвращается в Америку и после недели в Нью-Йорке поедет в Кливленд, где, скорее всего, проведет осень и зиму. Не мог бы Дик, как хороший брат, распорядиться привести в порядок дом?

На следующее утро пришла телеграмма с сообщением, что Эрма приезжает в четверг. И ты тут же поехал на Вутон-авеню, чтобы проверить, как выполняются инструкции.

Одно из твоих самых ярких воспоминаний о прежней Эрме – ее появление в то августовское утро на грязном железнодорожном вокзале Кливленда. Она прошла по широкой платформе, как принесенное ветром сказочное видение, принцесса в кружевах и цветах, в окружении нагруженных чемоданами и свертками носильщиков.

– Билл! Как мило с твоей стороны!

Ты объяснил, что Дика сейчас нет в городе. Она поцеловала тебя в щеку, и ты покраснел.

– Я непременно должна была кого-то поцеловать, – заявила она. – Не возражаешь? В любом случае ты так хорошо выглядишь, что грех тебя не поцеловать! Мне кажется, американцы лучше выбриты, чем европейцы. Те всегда кажутся слегка потасканными.

Эрма была роскошной, невероятной, всепоглощающей. Ты отвез ее домой, объяснил, какие именно приготовления были сделаны к ее приезду, попутно выразив сожаление, что нехватка времени не позволила тебе все проверить, и в результате остался у нее на обед.

И вот, как-то днем, примерно через неделю после возвращения Эрмы, у тебя зазвонил телефон, и ты услышал ее голос. На улице лил дождь, ей было одиноко, хотелось поговорить с интеллигентным собеседником, и она пригласила тебя на ужин тет-а-тет.

Ты согласился.

Сейчас сложно воссоздать впечатление, которое тогда произвела на тебя Эрма. Само собой, тебе льстили знаки внимания такой женщины. Тем не менее ты определенно не был влюблен в нее. Ты твердил себе то же самое,