На день погребения моего - Томас Пинчон

Тацельвурм исчез.

Рамис работал в белье, на его ноге был длинный изрядно кровоточивший порез.

 — Лучше пойти в лазарет, — сказал Риф, — пусть там посмотрят. Ты можешь идти?

  — Думаю, да.

   Появился Филип и еще несколько человек.

— Я скоро к вам вернусь, — сказал Риф, — просто хочу удостовериться, что оно ушло.

 — Вот, — Филип бросил ему восьмизарядный пистолет Манлихера, судя по весу, с полной обоймой. Он осторожно вошел в царство теней.

  — Привет, Риф.

Кажется, это выскочило из скалы — конденсированная кинетическая клякса смертоносных мускулов и когтей, при том визжащая.

 — Ёшкин кот.

Когда Тацельвурм находился примерно на расстоянии фута, Риф успел нажать на курок и выстрелить, после чего существо взорвалось огромным зеленым смрадным облаком крови и тканей. Он выстрелил еще раз, просто из принципа.

 — Зеленая кровь? — спросил Риф позже, после затяжного ливня.

  — Мы забыли тебе об этом сказать? — спросил Филип.

  — Оно произнесло мое имя.

  — Ah, bien sûr, ну конечно.

  — Я это слышал, Филип.

 — Ты спас мне жизнь, — заявил Рамис, — и, хотя мы оба предпочли бы забыть всю эту историю, теперь я обязан когда-то как-то тебе отплатить. Албанцы никогда не забывают.

 — Я думал, это слоны помнят всё.

Он доработал до конца смены, еще раз принял душ, открыл свой личный шкафчик, достал одежду с верхней полки, повесил мокрую спецовку на крюк, снова поднял его и запер шкафчик, оделся, как обычно. Но в этот день он пошел в контору, забрал свою зарплату и устало потащился в Домодоссолу, не оглядываясь. Они были хорошими друзьями — эта бригада. Много было работенки. Он может встретиться с кем-то из них снова.

 Говорили, что огромные тоннели вроде Симплоны или Сен-Готарда населены призраками, когда поезд въезжал в тоннель и свет мира, дня или ночи приходилось бросить на время переезда, сколь бы коротким он ни был, и любой разговор становился невозможным из-за грохота недр, некие духи, когда-то решившие погрузиться в беспощадную желудочную тьму горы, вновь появлялись среди платных пассажиров, занимали свободные места, пили совсем немного из стаканов с гравировкой в вагонах-ресторанах, принимали формы вздымающегося табачного дыма, шепотом пропагандировали память и искупление среди коммивояжеров, туристов, по убеждению праздных, не поддающихся очистке от богатства, и среди прочих практиков забвения, которые не могли почувствовать этих пришельцев с четкостью беглецов, изгнанников, плакальщиц и шпионов, иными словами — всех тех, кто достиг соглашения или даже был накоротке со Временем.

Некоторые из них, как было известно, редко, но ни в коей мере не случайно, втягивали пассажира в беседу. Риф ехал один в вагоне для курящих в какой-то безымянный темный час, когда не совсем светонепроницаемый призрак появился на бархатном сиденье напротив.

 — О чем бы вы могли думать? — поинтересовался он.

Это был голос, который Риф никогда прежде не слышал, но, тем не менее, узнал.

 — О чем?

 — У вас жена и ребенок, о которых нужно заботиться, и отец, за которого нужно мстить, а вы — здесь, в проклятой пиджачной паре, за которую вы не платили, курите гаванские сигары, которые обычно даже не знаете, где купить, не говоря уж о том, что не можете себе их позволить, в компании женщины, у которой никогда не было мыслей, зародившихся не между ее ног.

  — Довольно прямолинейно.

— Что с вами случилось? Вы были перспективным молодым динамитчиком, сыном своего отца, поклявшимся изменить социальный рельеф, а сейчас вы немногим лучше тех людей, которых раньше хотели взорвать. Посмотрите на них. Слишком много денег и времени для безделья, слишком мало чертова сострадания, Риф.

  — Я это заработал. Я вложил в это свое время.

 — Но вы никогда не заслужите уважение или хотя бы доверие этих людей. Никогда не получите ничего большего, чем презрение. Выбросьте всю эту счастливую чушь из головы, попытайтесь вспомнить, как выглядел Вебб, в конце концов. Потом обратитесь мыслями к человеку, который его убил. Скарсдейла Вайба легко достать прямо сейчас. Скарсдейла как-насчет-того-чтобы-все-вы-жили-в-дерьме-и-умерли-молодыми-чтобы-я-мог-останавливаться-в-больших-отелях-и-тратить-миллионы-на-искусство Вайба. Найдите его, когда будете в Венеции, Италия. А еще лучше — пристрелите его. Вы еще можете прекратить это глупое безделье, повернуть обратно и вернуться к себе.

 —  В рамках обсуждения допустим...

  — Мы выезжаем из тоннеля. Мне нужно быть в другом месте.

Кит и Яшмин шли по берегу озера из маленькой гостиницы в Интре на погост в Биганцано, где находилась могила Римана. Сквозь деревья виднелись пароходы-салуны, частные катера и яхты на озере. По дороге ехали повозки и грузовые фургоны. Трамонтана сдувала волосы с лица Яшмин. Кит не мог удержаться, чтобы не смотреть на нее через каждые несколько шагов, хотя предпочел бы смотреть на солнце.

 Они совершали то же путешествие, что и Риман, прибывший сюда в июне 1866 года, это был его третий и последний визит, на который получили деньги от правительства геттингенские профессора Вильгельм Вебер и барон фон Вальтерсхаузен. Риман знал, что умирает. Если он думал, что может сбежать от всего, это явно была не голодная пасть смерти, дело происходило в разгар так называемой Семинедельной Войны, смерть была повсюду. Кассель и Ганновер пали под натиском пруссаков, армия Ганновера под командованием фон Арендшильдта в количестве двадцати тысяч человек сосредоточилась в Геттингене и выступила маршем на юг, пытаясь скрыться от двигавшихся на нее прусских колонн, но была остановлена фон Флисом в Лангензальце и сдалась 29-го июня.

Не то чтобы Риман продолжал считать Италию безмятежной. Немного к востоку от Лаго-Маджоре намечалась последняя битва за Венето между Австрией и Италией. Он уехал из рационализированного ада борьбы за Германию в Солнечную Италию и лето в Кустоцце, девять тысяч убитых, пять тысяч пропавших без вести, и вскоре пополнил собой этот список утрат.

 Сорок лет спустя они нырнули в Глубинную Германию, в фольклорные сны Шварцвальда, где, как говорили, хватило бы места для сотен тысяч войск и вдесятеро большего количества эльфов, Кит и Яшмин заметили, что пытаются как можно больше времени проводить в поезде.