Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

— Ты видишь смерть на кресте на их статуях и резьбе, — объяснил мне Зигфрид, — на амулетах, которые они носят, но я никогда не видел ее воочию. А ты?

— Нет, — признался я.

— И я не могу понять, почему это убивает человека, — в голосе Зигфрида слышалось искреннее недоумение. — Это всего лишь три гвоздя! В битве я получал куда худшие раны.

— Я тоже.

— Поэтому я решил выяснить, в чем тут дело, — жизнерадостно объяснил он и мотнул большой головой в сторону пленника у основания креста. — Двое из этих ублюдков — христианские священники. Мы пригвоздим одного из них и посмотрим, умрет ли он. У меня есть десять слитков серебра, которые говорят, что это его не убьет.

Я едва мог разглядеть двух священников; увидел только, что у одного из них большой живот. Приговоренный низко склонил голову — не в молитве, а потому, что был сильно избит. Его голые спина и грудь были в синяках и крови; кровь виднелась в спутанных коричневых волосах.

— Кто они такие? — спросил я Зигфрида.

— Кто вы? — прорычал он пленникам.

Ни один из них не ответил, и тогда Зигфрид жестоко пнул ближайшего по ребрам.

— Кто вы? — снова спросил он.

Пленник поднял голову. Он был пожилым, лет сорока, не меньше, и его лицо в глубоких морщинах выражало покорность человека, который знает, что ему предстоит умереть.

— Я — ярл Ситрик, — сказал он, — советник короля Этельстана.

— Гутрума! — завопил Зигфрид.

Это был именно вопль. Вопль чистой ярости, прозвучавший, как гром с ясного неба. Только что Зигфрид вел себя любезно и вдруг превратился в демона. Когда он провизжал это имя снова, изо рта у него летела слюна.

— Гутрум! Его зовут Гутрум, ты, ублюдок!

Он пнул Ситрика в грудь, и я решил, что такой пинок может сломать ребра.

— Как его зовут? — вопросил Зигфрид.

— Гутрум, — ответил Ситрик.

— Гутрум! — крикнул Зигфрид и снова пнул старика.

Заключив мир с Альфредом, Гутрум стал христианином и принял христианское имя Этельстан. Я все еще думал о нем, как о Гутруме, как и Зигфрид, который теперь, похоже, пытался до смерти забить Ситрика, пиная его ногами. Старик пытался уклоняться от ударов, но Зигфрид повалил его на землю, и тут уж Ситрик ничего не мог поделать.

Казалось, Эрика не трогал яростный гнев брата, но спустя некоторое время он все же шагнул вперед и взял Зигфрида за руку. Богатырь позволил оттащить себя прочь.

— Ублюдок! — бросил Зигфрид стонущему человеку. — Называть Гутрума христианским именем! — объяснил он мне.

Зигфрид все еще дрожал после своего внезапного приступа ярости. Его глаза были сощурены, лицо искажено, но, похоже, он овладел собой.

— Гутрум послал их, — объяснил он, уронив мне на плечи тяжелую руку, — чтобы велеть мне покинуть Лунден. Но это не его дело! Лунден не принадлежит Восточной Англии, он принадлежит Мерсии! Королю Утреду Мерсийскому!

В первый раз кто-то произнес этот титул столь официально, и мне понравилось, как тот звучит. Король Утред.

Зигфрид снова повернулся к Ситрику, на губах которого теперь была кровь.

— Что велел передать Гутрум?

— Что город принадлежит Мерсии и ты должен уйти, — ухитрился вымолвить Ситрик.

— Тогда Мерсия может вышвырнуть меня отсюда, — издевательски ухмыльнулся Зигфрид.

— Если только король Утред не разрешит нам здесь остаться? — с улыбкой предположил Эрик.

Я ничего не ответил. Титул звучал хорошо, но — странное дело! — словно бросал вызов нитям, выходящим из рук трех прях.

— Альфред не разрешит тебе остаться, — осмелился сказать один из пленников.

— А кого хоть на плевок заботит Альфред? — прорычал Зигфрид. — Пусть ублюдок пошлет свою армию, чтобы она здесь погибла!

— Таков твой ответ, господин? — смиренно спросил пленник.

— Моим ответом будут ваши отрезанные головы, — сказал Зигфрид.

Я посмотрел на Эрика. Он был младшим братом, но явно думал за двоих. Эрик пожал плечами.

— Если мы будем вести переговоры, то дадим своим врагам время собрать силы, — объяснил он. — Лучше бросить им открытый вызов.

— Вы затеете войну сразу с Гутрумом и Альфредом? — спросил я.

Гутрум не будет сражаться, — очень уверенно сказал Эрик. — Он угрожает, но сражаться не будет. Он ста-реет, господин Утред, и предпочтет наслаждаться остатком жизни. А если мы пошлем ему отрезанные головы?

Думаю, он поймет послание — его собственная голова окажется в опасности, вздумай он нас потревожить.

— А что насчет Альфреда? — спросил я.

— Он осторожный человек, — ответил Эрик. — Так ведь?

— Да.

— Он предложит нам денег, чтобы мы оставили город?

— Наверное.

— И, возможно, мы возьмем эти деньги, — сказал Зигфрид, — но все равно останемся здесь.

— Альфред не нападет на нас до лета, — объяснил Эрик, не обратив внимания на слова брата, — а к тому времени, мы надеемся, господин Утред, что ты приведешь ярла Рагнара на юг, в Восточную Англию. Альфред не сможет сбросить со счетов такую угрозу. Он двинется против наших объединенных армий, а не против гарнизона в Лундене. И наша задача — убить Альфреда и возвести на трон его племянника.

— Этельвольда? — с сомнением спросил я. — Он же пьяница.

— Пьяница или нет, — сказал Эрик, — сакс на троне сделает наше завоевание Уэссекса более приемлемым для саксов.

— И он останется на троне лишь до тех пор, пока будет вам нужен? — усомнился я.

— Лишь до тех пор, пока будет нам нужен, — согласился Эрик.

Священник с большим животом, стоявший на коленях в конце линии пленников, слушал наш разговор. Он уставился на меня, потом на Зигфрида, который заметил его взгляд.

— Куда ты пялишься, дерьмо? — вопросил Зигфрид.

Священник не ответил. Он снова посмотрел на меня, потом уронил голову на грудь.

— Мы начнем с него, — сказал Зигфрид. — Прибьем ублюдка к кресту и посмотрим, умрет ли он.

— Почему бы не позволить ему сразиться? — предложил я.

Зигфрид уставился на меня, гадая, не ослышался ли он.

— Позволить ему сразиться? — переспросил норвежец.

— Остальные пленники тощие, — сказал я, — поэтому их куда легче будет прибить к кресту. А этому толстому надо дать меч и заставить его драться.

Зигфрид издевательски усмехнулся.

— Думаешь, священник может сражаться?

Я пожал плечами, как будто меня не заботило, может он сражаться или нет.

— Мне просто нравится смотреть, как эти толстопузые проигрывают бой, — объяснил я, — и как им вспарывают брюхо. Забавно смотреть, как вываливаются их внутренности.

Говоря все это, я пристально смотрел на священника, и тот снова поднял глаза, чтобы перехватить мой взгляд.

— Я хочу увидеть фут вывалившейся требухи, — жадно заявил я, — а потом наблюдать, как твои собаки пожирают ее, пока священник все еще жив.

— Или заставить его самого сожрать свою требуху! — задумчиво проговорил Зигфрид. Внезапно он ухмыльнулся. — Ты мне нравишься, господин Утред!

— Его будет слишком легко убить, — сказал Эрик.

— Тогда дайте ему что-нибудь, чем он сможет биться, — сказал я.

— Да за что может биться эта толстая свинья-священник? — пренебрежительно спросил Зигфрид.

Я ничего не ответил, но ответ нашелся у Эрика.

— За свою свободу? — предложил он. — Если он победит, всех пленников освободят, а если проиграет, мы распнем всех. Это должно заставить его драться.

Он все равно проиграет, — заметил я.

— Да, но хотя бы попытается, — сказал Эрик.

Зигфрид засмеялся, его развлекла нелепость такого предложения. Полуголый священник, толстопузый, перепуганный, оглядел всех нас по очереди, но не увидел ничего, кроме веселья и свирепости.

— Ты когда-нибудь держал меч, священник? — властно обратился Зигфрид к толстяку.

Тот не ответил.

Я рассмеялся, издеваясь над его молчанием.

— Он будет просто метаться, как свинья, — сказал я.

— Хочешь с ним сразиться? — спросил Зигфрид.

— Он был послан не ко мне, господин, — уважительно проговорил я. — Кроме того, я слышал, что никто не сравнится с тобой в умении обращаться с клинком. Держу пари, ты полоснешь его прямо по пупку.

Зигфриду понравилось пари. Он повернулся священнику.

— Святой человек! Хочешь сразиться за свою свободу?

Священник дрожал от страха. Он посмотрел на своих товарищей, но это было бесполезно. Он ухитрился кивнуть.

— Да, господин.

— Тогда можешь сразиться со мной, — со счастливым видом сказал Зигфрид. — Если я выйду победителем, вы все умрете. А если победишь ты… Что ж, тогда ты будешь волен уехать отсюда. Ты умеешь сражаться?

— Нет, господин, — ответил священник.

— Ты когда-нибудь держал меч, священник?