Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Надеемся говеть на будущей неделе, если позволят в церковь идти. Не были с 6-го января, может быть, теперь удастся, — так сильно в церковь тянет. Буду четками так молиться, как Ты пишешь.

Бедную Твою маму целую.

Хорошо, что Ты вещи из лазарета взяла. Много доброго г.С. Боже, какие у вас там переживания, а нам тут хорошо живется. Получила чудное письмо от Зины. Полным ходом нарисовала Тебе 2 молитвы, очень торопилась, извиняюсь, что не важно. Только что узнали, что “Misha”[1255] уехал! Николай Михайлович[1256], это он сказал, что Ты знакома с большевиками!.. Не могу больше писать: сердцем, душой, молитвами всегда с Тобою. Господь Тебя хранит. Всем вообще спасибо... Скоро весна на дворе и в сердцах ликование. Крестный путь, а потом Христос воскрес! Год скоро, что расстались с Тобой, но что время? Ничего, жизнь — суета, все готовимся в Царство Небесное. Тогда ничего страшного нет. Все можно у человека отнять, но душу никто не может, хотя диавол стережет человека на каждом шагу, хитрый он, но мы должны крепко бороться против него: он лучше нас знает наши слабости и пользуется этим. Но наше дело быть настороже, не спать, а воевать. Вся жизнь — борьба, а то не было бы подвига и награды. Ведь все испытания, Им посланные, попущенья все к лучшему; везде видишь Его руку. Делают люди Тебе зло. А Ты принимай без ропота: Он и пошлет ангела-хранителя, утешителя Своего. Никогда мы не одни. Он Вездесущий — Всезнающий — Сам любовь. Как же Ему не верить. Солнце ярко светит. Хотя мир грешит, и мы грешим, тьма и зло царствуют, но солнце правды воссияет; только глаза открывать, двери души держать отпертыми, чтобы лучи того солнца в себя принимать. Ведь мы Его любим, дитя мое, и мы знаем, что “так и надо”. Только потерпи еще, душка, и эти страданья пройдут, и мы забудем о муках, будет потом только за все благодарность. Школа великая. Господи, помоги тем, кто не вмещает любви Божией в ожесточенных сердцах, которые видят только все плохое и не стараются понять, что пройдет все это; не может быть иначе. Спаситель пришел, показал нам пример. Кто по Его пути, следом любви и страданья идет, понимает все величие Царства Небесного. — Не могу писать, не умею в словах высказать то, что душу наполняет, но Ты, моя маленькая мученица, лучше меня все это понимаешь: Ты уже дальше и выше по той лестнице ходишь... Живешь как будто тут и не тут, видишь другими глазами многое, и иногда трудно с людьми, хотя религиозными, но чего-то не хватает, — не то, что мы лучше, напротив, мы должны были бы быть более снисходительными к ним... Раздражаюсь все-таки еще. Это мой большой грех, невероятная глупость.

Тудельс меня иногда безумно раздражает, а это плохо и гадко: она не виновата, что такая. Мне стыдно перед Богом, но когда она не совсем правду говорит, а потом опять, как пастырь, проповедует. О! я тоже слишком Тебе знакома, вспыльчивая. Нетрудно большие вещи переносить, но такие маленькие комары несносны. Хочу исправиться, стараюсь; и бывает долго хорошо, потом вдруг опять. Будем опять с другим батюшкой[1257] исповедоваться, второй в эти 7 месяцев. Прошу и у Тебя прощения, моя радость; завтра прощальное воскресение: прости за прошлое и молись за грешную Твою старушку! Господь с Тобой. Да утешит и подкрепит Он Тебя и бедную маму. Вчера у нас была панихида 1-го марта, и я молилась крепко за Твоего отца. Был день смерти моего отца 26 лет, и сегодня милого раненого — лежал в Большом Дворце, светлый герой[1258]. Хочу согреть души, но тех, кто есть около меня, не согреваю: не тянет к ним, и это плохо, мне с ними, и это опять не хорошо.

Горячий поцелуй.

Твоя.

Царица Анне Вырубовой Тобольск. 3-го марта 1918 г.

Милая, дорогая “сестра Серафима”!

Много о Тебе с любовью думаю и молитвенно вспоминаю. Знаю Твое большое новое горе. Говорят, что почта идет, попробую писать. Спасибо душевное за длинное письмо и за все, за все...[1259]

Хорошо живем. Здесь все достать можно, хотя иногда немного трудно, — ни в чем не нуждаемся. Божий свет прекрасен, солнце светит, за облаками у вас, а у нас ярко, и греет. В комнатах холодно, так что все наши пальцы похожи на ваши зимой в маленьком домике.

Такой кошмар, что немцы должны спасти всех и порядок наводить. Что может быть хуже и более унизительно, чем это? Принимаем порядок из одной руки, пока другой они все отнимают. Боже, спаси и помоги России! Один позор и ужас. Богу угодно эти оскорбления России перенести; но вот это меня убивает, что именно немцы — не в боях (что понятно), а во время революции, спокойно подвинулись вперед и взяли Батум и т.д. Совершенно нашу горячо любимую родину общипали... Не могу мириться, т.е. не могу без страшной боли в сердце это вспоминать. Только бы не больше унижения от них, только бы они скорее ушли... Но Бог не оставит так. Он еще умудрит и спасет, помимо людей... Не могу больше писать. Пойми. Нежно целую, благословляю. Всем горячее спасибо. Целуют Тебя все.

Царица Анне Вырубовой 13/26 марта 1918 г. Тобольск.

Господь Бог дал нам неожиданную радость и утешение, допустив нам приобщиться Св. Христовых Тайн, для очищения грехов и жизни вечной. Светлое ликование и любовь наполняют душу. Вернулись мы из церкви и нашли Твое милое письмецо. Разве не удивительно, что Господь нам дал читать Твое приветствие именно в тот день... Как будто Ты, ненаглядная, вошла бы к нам поздравить нас по-старому. Горячо за Тебя и за всех молились, и О. Владимир вынул за всех вас частицы — и за дорогих усопших. Часто прошу молиться за любимых моих далеких друзей, — они знают уже мои записки. Подумай, была 3 раза в церкви! О, как это утешительно было. Пел хор чудно, и отличные женские голоса; “да исправится” мы пели дома 8 раз без настоящей спевки, но Господь помог. Так приятно принимать участие в службе. Батюшка и диакон очень просили нас продолжать петь, и надеемся устроить, если возможно, или удастся пригласить баса.

Все время Тебя вспоминали. Как хороша “Земная жизнь Иисуса Христа”, которую Ты послала, и цветок душистый. Надеюсь, Ты телеграмму получила. Раньше их почтой посылали, теперь, говорят, идут в три дня. Маленький серафимчик прилетит к Тебе до этого письма и принесет Тебе мою любовь. Стала маленькие образки таким же способом рисовать, и довольно удачно (с очками и увеличительным стеклом), но глаза потом болят. Довольно много придется молитв рисовать. Благодарность всем, не забывающим Твоих дорогих едой и т.д. Белья взяли каждая по 2, спрячем до лета. Нежное спасибо Эмме[1260] за письмо и чудную теплую кофточку. Окружена Твоими нежными заботами. Духи — целая масса — стоят на камине. Погода теплая, часто на балконе сижу. Дошла с помощью Божьей пешком в церковь, теперь должна надеяться попасть 25-гo[1261]. Скажи маленькому М(аркову), что его шеф был очень рад его видеть. Хорошо помню тот день, когда он у нас с Твоими родителями был, так мило о Тебе писал[1262]. Дорогую фотографию Твоего отца счастлива получить, так его напоминает, милого старичка. Как Бог милостив, что вы так много виделись последние месяцы и дружно жили. Целую бедную Мама. Всегда теперь за него молюсь и уверена, что он близко около Тебя, но как сильно он должен вам недоставать! Он свое дело сделал, до гроба преданный нам, любя щий, глубоко религиозный, 26 лет, что я своего отца похоронила... И благодарю Бога, что его нет теперь на свете.

Читаю газеты и телеграммы и ничего не понимаю. Мир, а немцы все продолжают идти в глубь страны, — им на гибель. Но можно ли так жестоко поступать? Боже мой! Как тяжело!