Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Если “Bitter” автор, берегись, так как не хороший человек, настоящий большевик...

Царь сестре Ксении 24 января 1918 г. Тобольск.

Дорогая, милая моя Ксения,

Сегодня день Твоих именин, хотя я не нашел этого в календаре. Поздравляю Тебя от всего сердца и шлю мои пожелания Тебе здоровья и всех благ. С утра я ощущал потребность поговорить с Тобою письменно именно сегодня. Как часто мы проводили этот день вместе всей семьей и при иных обстоятельствах, более счастливых, чем нынешние.

Бог даст, и эти пройдут.

Я не допускаю мысли, чтобы те ужасы, бедствия и позор, которые окружают нас всех, продолжались долго. Я твердо верю, как и Ты, что Господь умилосердится над Россиею и умирит страсти в конце концов. Да будет Его Святая Воля. Живем по-прежнему тихо и спокойно и постоянно вспоминаем о дорогой Мама и вас, милых.

Все дети с нового года переболели легкою краснухою. Теперь уже давно здоровы и продолжают выходить во всякую погоду.

Последние дни были очень холодные, сильнейшая буря с 25-30-градусными морозами. Ветры проникают даже в дом и темп. некоторых комнат доходила до 7-8° тепла, например, в зале и в моем кабинете.

Эта темп. в помещениях напомнила мне пребывание зимою у дорогого Георгия[1246] в Абастумане. Но ко всему привыкаешь, одеваемся мы тепло и по утрам сидим в валенках — пока печи не растопятся. Отлично.

Время от чая до обеда обыкновенно занято репетициями разных пьес в разных комнатах, которыми занят весь наш кружок. Время проходит так незаметно. До сих пор играли франц. пьеску, теперь разучивают русскую и английские. Я собираюсь играть с Ольгою и Мари в забавной шутке Чехова — “Медведь”. Надеюсь, насмешим остальных.

Хорошее упражнение для памяти.

Ну вот, пока все.

Крепко Тебя обнимаю, моя Ксения — душка, милую Мама и всех с вами живущих. Кланяюсь очень Финикину и Ящику[1247].

Христос со всеми вами.

Всею душою Тебя любящий

Твой старый

Ники.

Царица Анне Вырубовой 5 февраля 1918 г. Тобольск.

Милая душка, родная моя маленькая. Боже, как мне Тебя жаль. Сегодня одновременно получила Твои открытки от 26 января и телеграмму о смерти дорогого Папа[1248]. И я не с Тобой, не могу Тебя прижать к груди и утешить Тебя в Твоем большом горе. Дитя мое, Ты знаешь, что я с Тобой, молюсь с Тобой и разделяю Твое горе. Спаситель и Матерь Божия, утешь дочку мою.

Упокой душу дорогого отца. Завтра утром Аннушка пойдет и закажет в Соборе Сорокоуст у раки святого[1249] и помолится за нас всех, — мы только можем у себя молиться всем сердцем. В нем мы обе потеряли верного, милого, долголетнего друга. Папа, дети скорбят с Тобой, целуют и передают все, все. Ты чутким своим сердцем все понимаешь, так как телеграмма почтой шла, не знаю, когда Бог его к Себе взял; неужели в тот день, когда мне писала? Как я рада, что Ты его ежедневно видела; но как все это случилось? Бедный маленький папа. Какая большая потеря.

Знаю, как вы друг друга любили, понимаю и разделяю Твое горе, сама все это испытала и знаю эту страшную боль. Но за него надо Бога благодарить, слишком много тяжелых переживаний, без дома, и вообще помню, наш друг сказал, что после женитьбы Сережи он умрет. И Вы, две женщины, одни,или Бэби с вами, чтобы помог, и добрый дядя. Я через него как следует напишу Тебе и мама бедной. Целую ее крепко и скажи, как мы оба его любили и ценили, он редкий был человек... Ужасно только сегодня это знать, быть так далеко. Боже мой, как Ты во всем этом? Один ужас, помоги и подкрепи Тебя Господь Бог. Какое счастье, что так много вместе были и дружно жили, упрекать себя не в чем. Ты дала ему всю любовь, и Бог Тебя за это вознаградит. Не плачь, он счастлив теперь, отдыхает и молится за вас всех у Престола Божьего. Ужасно не иметь возможности побывать в церкви, помолиться за всех вас, у себя все-таки не то.

Мы оба нежно благодарим за образчики от дорогого образа. Я счастлива, что Ты мои два письма получила, теперь не скоро опять два через что он расскажет Тебе о Твоих дорогих, только для Тебя. Какие ужасы в Ялте и Массандре; Боже, куда, куда? Где спасенье офицерам и всем? И церкви грабят, и ничего больше святого нет, кончится землетрясением или чем-нибудь ужасным — кара Божья страшна. Умилосердись над родиной многострадальной. Боже, как молюсь за ее спасение.

Ты не видела Иоанчика в Иоан. монастыре? Он служил там диаконом и скоро будет священником. Бедная его жена. — Я очень счастлива, что маленькие мои карточки Тебе понравились. Как мне Тебя жаль, и Аля бедная, и брат, Боже мой, сколько страдания. 3-го нам передали Твои милые вещи: духи, серебряное блюдо, пташки, кожаную книжку; за все горячо благодарим. Мило, что именно в этот дорогой деньполучили[1250].

Милая, не надо белья, достаточно совершенно у всех, все имеем. Говорят, что скоро привезут японский товар. Японцы в Томске порядок держат. Надеюсь, Ты съедобные вещи получила к празднику. Скоро опять пошлем муку и что можно достать. Не позволено больше 12 фунтов; так как у нас сахара нет неочищенный вкусный мед — во время поста. Мы живем еще по старому календарю, но придется, вероятно, переменить, только как с постом и разными службами. Думаю, что народ страшно рассердится, что таким образом две недели выключают, оттого раньшене было сделано[1251].

Вышиваем много для церкви, только что кончила белый венок из роз с зелеными листьями и серебряным крестом, чтобы под образ Б. Матери Абалакской повесить. Солнышко блестит, греет днем, и чувствуем, что все-таки Господь не оставит, но спасет, да, спасет, когда все мрачно и темно кругом и только слезы льются. Вера крепка, дух бодр, чувствую близость Бога. Ангел мой, не скорби — это все должно сбыться. Только, Боже, как мне этих невинных жаль, которые гибнут тысячами. Письмо слишком толстое, нельзя больше писать. Пускай мама простит, что ошибки делаю, когда пишу по-русски. До свиданья, Господь с Тобой — прижимаю дорогую головку к груди и в молитвах всегда с Тобой.

Посылаю письма от “Father” и детей.

Царица Анне Вырубовой Тобольск. 2/15 марта 1918 г.

Милое, родное мое дитя! Как Тебя за все благодарить, спасибо большое, нежное от Папы, Мамы и деток. Балуешь ужасно всеми гостинцами и дорогими письмами. Волновалась, что долго ничего не получала, слухи были, что уехала. Не могу писать, как хотелось бы, боюсь писать, как Ты, по-английски, если попадут в другие руки — ничего плохого не пишу. Спасибо за Твои чудные духи, образки, книги. Все дорого. Ек. Вик.[1252] большое спасибо, еще не видали, что прислала, все понемногу. В шутку называю: контрабандой. Радость моя, только берегись, спасибо, что известье дала. Скользко ходить, иногда хочешь другу дорогу прочистить в снегу и не замечаешь, что стало более скользко без снега. Твоим дорогим хорошо живется, она[1253] стала хозяйкой, с Жиликом сидят над счетами, все ладно, новая работа практичная. Спасибо за работы, шоколад, — все еще увидим. Погода чудная, весенняя, они даже загорели, теперь 20 гр. (17 на солнце). Два раза сидела на балконе, а то на дворе (когда небольшой мороз). Здоровье хорошо было все время, неделя что опять сердце беспокоит и болит. Я очень мучаюсь...

Боже, как родина страдает! Знаешь, я гораздо сильнее и нежнее Тебя ее люблю. Бедная родина, измучили внутри, а немцы искалечили снаружи, отдали громадный кусок, как во времена Алексея Михайловича, и без боя во время революции. Если они будут делать порядок в нашей стране, что может быть обиднее и унизительнее, чем быть обязанным врагу — Боже спаси. Только они не смели бы разговаривать с Папой и Мамой[1254].