Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

Томми. — Ты отправляешься в гости к старушке, взяв с собой книгу дней рождения. Потом я узнаю, что ты виделась с кучей стариков и старушек в доме для престарелых — или как он там называется — и узнала все, что случалось во времена их бабушек — родных и двоюродных, какого-нибудь крестного, дядюшки Джона, а может быть, и старого адмирала, который рассказывал истории о шпионаже. Дай только зацепиться за какую-нибудь дату, что-то узнать и уточнить, и — как знать? — что-нибудь может получиться.

— Хотелось бы выяснить, кто были эти студенты, которые что-то там спрятали в Оксфорде или Кембридже.

— На шпионаж это не похоже, — заметил Томми.

— Нет, не похоже, — согласилась Таппенс.

— А что, если обратиться к докторам и старым священникам, попробовать их расспросить? — предложил Томми. — Впрочем, не думаю, что это способно нас куда-нибудь привести. Слишком все это далеко, а нам почти ничего не известно. Мы не знаем… Кстати, Таппенс, больше с тобой ничего подозрительного не случалось? Были еще попытки?

— Ты хочешь спросить, не покушался ли кто-нибудь на мою жизнь за последние два дня? Нет, никто не покушался. На пикники меня не приглашали, тормоза у машины в полном порядке, в кладовке, правда, имеется средство для борьбы с сорняками, но банка даже еще не откупорена.

— Айзек держит ее под рукой, с тем чтобы угостить тебя, когда тебе захочется съесть бутерброд.

— Бедненький Айзек, — сказала Таппенс. — Не нужно так плохо говорить о нем. Он становится моим лучшим другом. Кстати, интересно… это мне напоминает…

— О чем напоминает?

— Не могу вспомнить. Когда ты говорил про Айзека, мне вспомнилось…

— О господи, — вздохнул Томми.

— Про одну старушку говорили, — сказала Таппенс, — что она каждый вечер перед сном все свои драгоценности складывала в перчатку. Кольца, серьги и все прочее. А про другую говорили, что она пользовалась миссионерской копилкой. Знаешь, есть такие фарфоровые штуки со специальной этикеткой «Для падших и заблудших». Однако деньги, разумеется, предназначались отнюдь не для падших и заблудших. Она опускала туда пятифунтовые бумажки, копила их на черный день, а когда копилка наполнялась, покупала себе другую, а старую разбивала.

— А пять фунтов наверняка тратила, — заметил Томми.

— Вполне возможно, что так оно и было. Моя кузина Эмлин, бывало, говорила: «Никто не станет красть у падших и заблудших, а также у миссионеров. Если кто разобьет такую копилку, кто-нибудь непременно это заметит».

— Не попадались ли тебе старые проповеди среди книг, когда ты их разбирала?

— Нет. А что?

— Я просто подумал, что это самое подходящее место, для того чтобы что-нибудь спрятать. Какие-нибудь особенно скучные неудобочитаемые опусы, у которых вырвана вся середина.

— Ничего подобного там не было. Я бы непременно заметила.

— И что, стала бы читать?

— Ну конечно нет.

— В том-то и дело, — сказал Томми. — Читать не стала бы, просто выбросила бы, и все тут.

— «Венец успеха». Вот эту я запомнила. Там было два экземпляра. Ну что же, будем надеяться, что наши усилия увенчаются успехом.

— Что-то не верится. «Кто убил Мери Джордан?» Вот какую книгу нам с тобой придется когда-нибудь написать.

— Если мы это узнаем, — мрачно изрекла Таппенс.

Глава 4

Какие возможности таит в себе хирургическая операция

— Что ты делаешь сегодня вечером, Таппенс? Будешь помогать мне составлять эти списки имен, дат и прочих вещей?

— Пожалуй, нет, — отозвалась Таппенс. — Мы же все это уже делали. Ужасно скучно и утомительно записывать все на бумаге. К тому же я иногда ошибаюсь, верно?

— Ну, в этом тебе не откажешь. Ты действительно наделала ошибок.

— Мне хотелось бы, чтобы и ты иногда делал ошибки. Твоя аккуратность иногда действует мне на нервы.

— Так что же ты собираешься делать?

— Пожалуй, немножко подремала бы. Впрочем, нет, я не собираюсь расслабляться, — заявила Таппенс. — Пойду-ка я лучше вспорю брюхо Матильде.

— Прошу прощения?

— Я сказала, что пойду и вспорю брюхо Матильде.

— Что с тобой происходит, Таппенс? В тебе появилась какая-то жестокость.

— Я говорю о Матильде. Она находится в КК.

— О чем ты говоришь? Что значит — она находится в КК?

— Это то место, куда складывали всякий хлам. Матильда — это лошадь-качалка, та самая, у которой дырка в животе.

— Ах вот что. И ты… ты собираешься исследовать ее внутренности?

— Именно это я намерена сделать. Не хочешь пойти со мной и помочь?

— По совести говоря, нет.

— Томми, будь так добр, пойдем, пожалуйста, со мной и помоги мне, — взмолилась Таппенс.

— Если так, — вздохнул Томми, — то я вынужден согласиться. По крайней мере, не так скучно, как составлять списки. А где Айзек? Он где-нибудь поблизости?

— Нет. По-моему, у него сегодня выходной. И вообще, лучше обойтись без него. Мне кажется, он уже рассказал все, что мне требовалось.

— Он ведь много чего знает, — задумчиво произнес Томми. — Я это обнаружил вчера, когда с ним разговаривал. Он мне рассказал массу интересного, причем о таких вещах, которых сам он знать не мог.

— Но ведь ему уже почти восемьдесят, — сказала Таппенс. — Я в этом вполне уверена.

— Да, я знаю, но он рассказывал о том, что происходило еще раньше, до него.

— Люди постоянно слышат о том, что произошло тогда-то и тогда-то, — возразила Таппенс. — И никогда не знаешь, правда или нет то, что они слышали. Как бы то ни было, пойдем и распотрошим Матильду. Только нужно предварительно переодеться, потому что в этом КК ужасно грязно и полно паутины, к тому же нам придется копаться во внутренностях.

— Хорошо бы найти Айзека. Он бы помог положить Матильду на спину, и тогда было бы легче подступиться к ее животу.

— Ты говоришь так, словно в прежней жизни был хирургом.

— А что, вполне возможно.

— Но мы не собираемся удалять посторонние предметы из желудка несчастной Матильды, если это будет угрожать ее жизни — она и так в ней едва теплится. Напротив, мы ее покрасим, и, когда в следующий раз приедут Деборины детишки, они смогут на ней покататься.

— У наших внуков и без того уйма всевозможных игрушек.

— Это не имеет значения, — сказала Таппенс. — Детям совсем не обязательно, чтобы игрушка была дорогой. Они охотно играют с обрывком бечевки, с какой-нибудь облезлой тряпичной куклой или с куском старого ковра: свернут его в трубочку, приделают пару пуговиц вместо глаз — и вот у них уже мишка, да еще самый любимый. У детей свои собственные представления о ценности игрушек.

— Ну ладно, пошли, — сказал Томми. — Вперед, к Матильде. Отправляемся в операционную.

Опрокинуть Матильду, то есть привести ее в