Вид на счастье (СИ) - Гут Этта

— Конечно правда! Врать же не по правилам, — лишь отчасти иронизируя над самим собой и над ситуацией, откликнулся Денис, а после потянулся изо всех сил с отчаянным наслаждением. — Ну, теперь твоя очередь? Правда или действие?

— Правда, — не стала долго колебаться Машка.

Узнать хотелось многое, но Денис так и не смог сформулировать ничего, кроме того, что спрашивал уже неоднократно и на что каждый раз получал ответы разной степени уклончивости:

— За что тебя выгнали из дома?

— Между нами? — странным, будто бы зыбким тоном, немного помедлив, сказала Машка.

— Могила, — пообещал Денис и невольно затаил дыхание.

— Отчим… — Машка завозилась на своем жестком ложе и, судя по звукам, села. — В общем, мать сказала, что это я во всем виновата. Что, если сучка не захочет, кобель не вскочит.

Дыхание у Дениса сбилось. Во рту стало совсем сухо.

— А он вскочил?

— Как вскочил, так и соскочил, — со злостью сказала Машка.

— Ты… Вы…

— Я терпела, пока он так… вокруг да около ходил. А потом… Короче, яйца я ему отбила, когда всерьез лезть начал. Он, конечно, орать. Тут мать. Ну и вот… Не хочу больше об этом. Прошлое путь остается в прошлом.

— Я его убью, — сообщил Денис буднично. — Утром поеду и убью.

В голову будто давешней поземки намело — мелькало что-то белое и невнятное в свете фар. На Машка — маленькую, невинную, наивную Машку покушался ее отчим?! Денис плохо помнил этого человека, а вспомнить, каков он, почему-то остро хотелось. Вспомнить, чтобы завтра, едва увидев, узнать и… Зубы во рту, кажется, захрустели, так крепко их пришлось стиснуть, чтобы не начать рычать и материться. С-скотина, тварь, мразота!

— Не получится. Все уж… Прибрал его боженька пару месяцев назад. А вот мать… Мать меня так и не простила. Любила его. Ревновала ко всем. Все боялась — уведут. И про меня так же сказала: что сама его соблазняла. Как же — счастье, блин, такое красоты неземной.

— Маш… — Денис, не имея сил дальше просто лежать бревном, скинул куртку, которой укрывался, одеяло все-таки оставив даме, и, опустившись на колени у лавки, обхватил Машку за талию, уткнув лицо ей в ноги. — Машка…

— Ничего. Не переживай. Мне, когда мать меня выставила, твои здорово помогли. Поддержали.

— Мои родители?

— Ну да. Хорошие они у тебя. Скучают только очень, переживают, что ты уехал и даже не звонишь.

Машка вздохнула и завозилась в кольце Денисовых рук, попытавшись высвободиться, но тот не пустил.

— Дурак я. Был уверен, что они все еще на меня злятся. А про тебя… Маш, блин, ну почему ты мне ничего?.. Ну позвонила бы, сказала…

— А тебе разве не все равно? Это ж только я люблю тебя, сколько себя помню. И ты это знал. Знал ведь? Знал. Но все равно уехал.

— Не мог я, понимаешь?

— Чего не мог?

— Да ничего! Тебе пятнадцать, а у меня от одной только мысли о тебе член до носа стоит. И фантазиях только одно — как бы так тебя в койку заманить, чтобы после самому себе отвратительным не быть.

Машка замерла, кажется, даже дышать перестала, а потом вдруг склонилась ниже, обдав Денису ухо горячим дыханием:

— Правда или действие?

— Действие, — дрогнувшим голосом откликнулся тот, поднимая голову. — Действие, Маш!

Первый секс был абсолютно пионерским — каким-то, что ли, неловким, нескладным, слишком торопливым и при этом робким, неуверенным. Презерватива не было, так что еще и об этом пришлось помнить, контролируя и себя, и, кажется, мало что соображавшую Машку. И все равно в результате всей этой возни на узкой дедовой кушетке Денис кончил так ярко, что сразу после самым постыдным образом вырубился и продрых, кажется, до позднего утра.

Разбудили его негромкие звуки — Машка шепталась со своим зверинцем, чиркала спичками и приглушенно ругалась на них за то, что не желали разгораться. В доме действительно было прохладно. Настолько, что даже из-под одеяла, которым Денис, как выяснилось, теперь был накрыт чуть ли не с головой, вылезать абсолютно не хотелось. И он лежал, затаившись, — опять-таки будто в детстве, когда уже проснулся и ясно, что скоро в школу, но так хочется украсть еще хотя бы пару минуточек в тепле и уюте родной кровати…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он уже почти совсем решил прекращать заниматься фигней, когда хлопнула дверь. Машка ушла? Но мотор старенькой Нивы молчал. Да и куда бы она делась, если за домом, раскорячившись поперек всего, стоит крузак? Похвалив себя за то, что разместил его так мудро и дальновидно, Денис все-таки выбрался из постели, натянул одежки, обулся и очччень бодренько поскакал к уличному сортиру. Это окончательно взбодрило, и, облегчившись, он начал мыслить уже вполне складно, так что сразу сообразил, куда могла отправиться Машка — из печи приземистой баньки, стоявшей в отдалении, у самой кромки воды, курился дымок. Да и снег вокруг был притоптан, а в одном месте будто выбран. Натаскала, чтобы после горячая вода на мытье появилась?

Отличная, кстати, мысль! Представилась Машка — голая, с прилипшим к мокрой розовой попе березовым листочком, с блестящими от влаги грудками, украшенными задорно торчащими сосками, и аж жаром опалило. Будто из дверцы той самой банной печи, у которой сейчас наверняка и возилась точка притяжения малопристойных Денисовых мечтаний.

«А ведь отец с матерью о Машке, поди, не просто так позаботились. Неужто на самом деле догадывались об истинных причинах, по которым ох сын-дурачина из родного города сбежал так быстро, будто за ним черти гнались?» Эта мысль, зревшая еще с вечера и вот теперь проклюнувшаяся в посвежевших после посещения ледяного сортира мозгах, показалась очень важной.

Подумалось: а может, та неловкость, то тягостное чувство, которое всегда накрывало при разговоре с близкими, было лишь порождением собственного Денисова ума, и к реальности не имело никакого отношения? Но тогда… Тогда выходило, что он сам, по собственной глупой инициативе все это время зачем-то рычал и скалился, всячески изображая волка-одиночку, боролся с тем, с чем совершенно точно не стоило. С тягой к родному дому. И к Машке…

Ну не дебил ли?

Все это следовало немедленно прояснить. Так что он, обнаружив в доме у ведра с водой мыло и зубную пасту, для начала «почистил» зубы, повозив по ним указательным пальцем. А после, поплескав себе в лицо и вытершись своей же майкой, подтянутой наверх с пуза, накинул куртку и потопал до баньки. Входить сразу не захотелось — уж очень хорошо оказалось вокруг. Просторно, светло и совсем по-новогоднему. Подсвеченный низким зимним солнцем снег искрился на земле и на тяжелых лапах елей, небо победно синело, и даже дедова халабуда с вившимся из трубы дымком выглядела будто картинка с рождественской открытки. И правда «вид на счастье».

Глава 4

Машку внезапное появление Дениса испугало — так и подпрыгнула, выронив из рук дровину. Но успокоилась он тут же — стоило поцеловать покрепче, а потом приказать решительно:

— Баню продолжать топить, дом охранять, меня — дурака тормознутого — ждать. Я скоро.

Крузак, как и всегда, завелся с пол-оборота, и Денис вырулил обратно к знакомой заправке, а от нее свернул в сторону родного города. Засыпанный снегом, он выглядел чистым и даже праздничным из-за гирлянд, обвивавших подъезды магазинов и кафешек. А может, в последние годы его и правда подремонтировали и как-то, что ли, взбодрили?

Денис накупил всякой жратвы, зубную щетку, а главное, презиков в соседней с продуктовым аптеке. Ну а после со вкусом, не торопясь, уже в центральном универмаге выбрал подарки: конечно, Машке, но еще и матери с отцом.

— Дениска… — прошептала мама и неловко обняла.

— Бородища-то, — заворчал отец. — Это теперь модно, что ли?

— Не знаю. Бриться просто некогда, — улыбнулся ему Денис и крепко пожал протянутую руку. — Работы — валом.

— Неужто нужны кому-то эти твои железяки?

— Выходит, нужны.

Мать засуетилась, явно собираясь метать на стол все, что было припасено к Новому году, но Денис ее застопорил: