Искатель. 1993. Выпуск №4 - Уильям Голдэм

— Вы рассказываете еще хуже, чем я, — съязвила Эльза.

Док заржал. Сидящие за двумя соседними столами с испугом взглянули на него.

— Ох-ох, простите меня, но я уже дошел до главного. Любимое место этого лыжника — район озера Констанс, потому что там рядом Монт-Роз, прав я или не прав? Вы научились кататься на Монт-Роз, признавайтесь!

— Я восхищена, — согласилась Эльза.

— А рядом с Монт-Роз другая гора, Монт-Шарр, и она высокая, чуть выше Монт-Роз, прав я или нет?

— На все сто процентов, — подтвердила Эльза.

— Я все это придумал, — вдруг сознался Док.

— Что «все»? — удивилась Эльза.

— Нет никакого лыжника, нет никакой горы Монт-Роз рядом с озером Констанс, горы Монт-Шарр тоже нет, прав я или нет?

Эльза молчала.

Бэйб, онемев, смотрел на обоих.

Он не понимал, что происходит, но, что бы там ни было, лучше в уж Док и дальше гладил ее руки.

— Я много ездил в Швейцарию по службе и хорошо знаю эту страну, я знаю, как там говорят, вы не швейцарка.

— Нет.

— Кто вы?

— Не можете определить по акценту?

— Немка. Немка, и вам не двадцать пять. Тридцать?

— Тридцать два. Что вы еще хотите знать?

— Когда заканчивается ваш контракт на работе?

Эльза помолчала и произнесла очень тихо:

— Почему вы издеваетесь надо мной?

— Многие иностранцы стремятся к браку с американцами. Иногда у них все в порядке, даже с законом, а иногда браки не совсем удачные.

— Так, значит, вы думаете?! Я заманиваю вашего брата? Могли бы встретиться со мной наедине и расспросить.

— Смысла нет, — спокойно возразил Док. — Если вы не сказали правду раньше, зачем это вдруг говорить ее теперь?

Эльза выскочила из комнатки, Бэйб устремился было за ней, но Док крепко схватил его за руку.

— Пусть убегает.

Бэйб рванулся.

— Почему? Потому что ты так хочешь?

— Ради тебя же.

— Чепуха!

— Только ради тебя. — Док держал его крепко, и Бэйб не мог вырваться. — Я много ездил по миру, я знаю людей. Миллионы проходимцев хотят поселиться здесь и идут ради этого на все.

— Я не просил твоего одобрения.

— Ты еще спасибо мне скажешь. Я раскусил ее с первого взгляда. Да нет, черт возьми! Я понял все из твоего письма. Не влюбляются так друг в друга, вот если только один очень старается…

— Ты не знаешь…

— Знаю, знаю, черт возьми, поверь мне!

— Поверить?! Сначала ты выворачиваешь ее наизнанку, а потом подставляешь ножку.

— Это всего лишь тактика: сначала размягчить — и поймать врасплох.

Док сжал руку Бэйба сильнее. Стало больно. Они стояли и, перебивая друг друга, шептали в тишине кабинета.

— Нельзя всем говорить правду, кое-что надо и попридержать. Я искренне просил тебя поехать в Вашингтон. Если бы я сказал, что получил твое письмо про парк, ты бы подумал, что я испугался, но я не хочу ранить тебя жалостью. Я получил твое письмо, знал о бандитах… Не врал и не вру, когда говорю тебе: брось ее, она не любит тебя, забудь ее.

— Ты не знаешь, что…

— Я знаю. Думай головой! Она же красавица — зачем ты ей нежен?

— Я люблю ее! — крикнул Бэйб, вырвался и бросился через зал. Он врезался в официанта с подносом, споткнулся, полетел дальше. Вниз, по ступенькам, через две, три, бегом, спотыкаясь, мимо бара, в октябрьский вечер, на тротуар, рванулся в сторону, в другую, сел в такси и помчался к Эльзе домой.

Он упрямо нажимал на звонок ее двери, снова и снова, но тщетно. Он звонил еще — тишина, никого, ничего… Может, он обогнал ее, она еще добирается? Нет, она вообще не поехала домой. Она ведь думает, что это он все подстроил, уничтожил ее. Где она сейчас? Сидит в кино, не глядя на экран? О многом ей теперь надо подумать.

Он любит ее. И плевать хотел, даже если она и кореянка. Он любит ее. Она не поймет, каково ему после двадцати пяти лет мытарств вдруг почувствовать радость от того, что она рядом.

Оставалось только одно — вернуться к себе и ждать ее звонка. Молить Бога, чтобы она позвонила. Можно подождать у ее двери, но это как-то неудобно, он сам терпеть не мог навязчивых людей. Док уже, наверное, собирается улетать. Им больше не о чем говорить.

Бэйб побежал. Бежал он быстро, быстрее обычного, изо всех сил, чтобы выдержать три мили до дома. Бэйб мчался сквозь ночь. Зуб болел нестерпимо…

16

Было уже почти одиннадцать, когда они вошли в Риверсайд-парк и направились к лодочному пруду. Широкоплечий лысый пропустил вперед спутника в черном плаще. Тот начал было:

— Осторожно…

Широкоплечий оборвал его по-английски:

— Лучше не привлекать к себе внимания.

— Как изволите. Но смотрите под ноги. Здесь очень темно.

— Не люблю встречаться в таких местах. Даже наши газеты пишут о преступности в американских парках.

— Назначал Сцилла. И место, и пароль. Ему нравятся парки.

— Очень глупо.

— Вам страшно?

— А тебя это забавляет?

— Да.

— Мы все испытывали страх, даже когда выигрывали. Те из нас, у кого были мозги, не переставали бояться. Как только забываешь о страхе, упускаешь мелочи, и тогда до могилы — два шага.

К пруду они подошли ровно в одиннадцать и направились по аллее, отсчитывая нужное число скамеек. Наконец в половине двенадцатого они сели на пустую скамью и уставились на Гудзон. Широкоплечий время от времени поглядывал по сторонам. Привычка. Вокруг деревья, кусты, тени. Никакого движения.

— Сколько времени? — спросил широкоплечий в четверть первого.

— Пятнадцать минут, — ответил «плащ». — Вы не взяли часы?

— Взял, часы у меня при себе, решил проверить, точно идут или нет.

Дряхлая старуха проковыляла мимо возле самой воды.

— Чего это она шатается в такое время? — сказал широкоплечий.

— Не думаю, что это старуха, — ответил «плащ». — Наверное, полицейский. Сейчас у них это в моде.

— Америка, — широкоплечий покачал головой.

Они молчали до тех пор, пока старуха не скрылась из вида.

— Время? — спросил широкоплечий.

— Двадцать пять минут.

— Сцилла опаздывает. Хочет потрепать мне нервы.

— Сцилла никогда не опаздывает, — послышалось за скамейкой.

Оба так и подскочили.

Голос Сциллы доносился из глубокой тени.

— Я смотрел и слушал, как у вас бурчит в животах от страха. И, надо сказать, мне было очень приятно.