Повести, рассказы - Самуил Вульфович Гордон

Там, конечно, и Дина — прогуливается с подругой и хвалится перед ней, как сегодня при Липе проучила ленинградского студента, пусть знает, какие они гордые, девушки в маленьких местечках.

А чем, собственно, Дине хвалиться? Тем, что она отрицала их знакомство? Разве он не понимает — Дина просто отплатила ему за то, что он так холодно встретил ее тогда на шоссе. Ничего, она еще пожалеет.

Однако, заперев читальню на ключ, он почему-то направился не к заезжему дому, а вниз, к речке, где стояли кузницы. И не хотел — ноги сами его понесли, и несли все дальше и дальше. Вот уже показался деревянный мостик, перейти его — и за ним шоссе. Он, конечно, не остановится, если случайно встретит Дину, на это она пусть не рассчитывает. Пусть не думает, что и впрямь околдовала его своей красотой. Чего-чего, а гордости и у него хватает, он ее просто не заметит. Для таких барышень это обиднее всего. Знает он их.

А впрочем, она, может статься, сегодня и не выйдет гулять на шоссе. За все это время он ее здесь видел один-единственный раз. Может, она вообще редко выходит на улицу, прячет свою красоту от людей, зная, что чем реже станет показываться, тем ярче будет выделяться среди других, блистать, словно праздник среди будней. А ведь правда, в ее красоте есть что-то праздничное.

Высокое небо еще не всюду было в звездах, над лесом оно было совсем светлое, бледно-голубое, и, уверяя себя, что в этот час он Дину еще не встретит, Цаля спокойно подошел к мостику. А вот кудрявого паренька он встретит наверняка, и, как всегда, не одного, а с целой компанией. И, как всегда, они сразу его окружат, и пойдут разговоры до поздней ночи. Среди этих ребят он чувствовал себя старше своих без малого двадцати двух лет и заметил, что и сам уже начинает относиться к себе, как к человеку, который должен уметь на все ответить.

Сегодня ему не хочется быть с ними. Он предпочел бы погулять один. Пусть уж не обижаются. Он сошлется на лекцию, к которой еще не готов, должен еще много продумать. К институтским экзаменам он тоже так готовится: выберет в сквере уединенную боковую дорожку и прохаживается по ней, обдумывая прочитанное.

Завидев усеянное гуляющими шоссе, он остановился. Хотел было, пока не заметили, вернуться на мостик и уйти в заезжий дом, но не смог побороть себя, пошел дальше.

Сделав первый шаг, он твердо решил, что пройдется не больше одного раза. Шел по самому краю шоссе и с таким видом, как будто глубоко о чем-то задумался. Так дошел он до леса, затем вернулся. Но, едва приблизившись к мостику, он снова начал себя уговаривать, что ничего не случится, если он пройдется еще один раз, еще один и последний, хотя отлично понимал, что не вернется к себе, пока шоссе не опустеет. Теперь он уже хотел встретить Дину и боялся ее встретить. Когда ему казалось, что это идет Дина, у него перехватывало дыхание.

В местечко он возвращался не один. Ребята его в конце концов остановили и не отпускали до тех пор, пока все вместе не обошли окрестные луга, не прогулялись несколько раз по шоссе, не спели своих любимых песен.

Распрощались на базарной площади, как раз против заезжего дома. От базарных рядов веяло сладковатым запахом спелых фруктов.

— Спокойной ночи, ребята.

И вдруг он услышал грудной глуховатый девичий голос. Из боковой улочки показались несколько парочек.

— Кто эта девушка с длинной косой? — с деланным равнодушием спросил он у кудрявого паренька в очках.

— Это же Дина, я ведь тебя с ней познакомил.

— Дина? А, верно, тогда на шоссе. Я ее совсем не узнал.

— Дина! — крикнул паренек.

Цале было теперь решительно безразлично, знает ли этот паренек об утренней встрече в читальне и станет ли рассказывать, что сам слышал, как Цаля, протягивая Дине руку, сказал:

— На этот раз, товарищ, вы, надеюсь, уже не скажете, что мы с вами незнакомы?

Она осторожно высвободила свою руку.

— Я была на ваших лекциях. Они мне понравились. — И, словно опасаясь, как бы он тут же не увел ее гулять, она крепче прижала к себе локоть подруги, с которой, как и в первый раз, шла под руку.

Как Дина была теперь похожа на «Незнакомку»! Взглядом, гордой осанкой. Сколько лет было Незнакомке, когда Крамской писал этот ее портрет? Дина, конечно, моложе, моложе и красивее... Ему вдруг стало страшно за себя, он почувствовал, что не сможет устоять перед этой сияющей красотой.

«А знаешь ли ты, кто она такая? Знаешь, кто она такая?»

Он цеплялся за эти слова, как за спасательный круг, заблаговременно брошенный ему Липой.

3

Заглянув утром в клуб, он увидел, что крышка на пианино снова откинута. Черные и желтоватые, местами выщербленные клавиши пахли махорочным дымом. Пол был серый от пепла.

— Кто тут играл? — спросил он у Шейндл, протиравшей ламповые стекла.

— Спрашиваете, как будто сами не знаете. — Шейндл кивнула на дверь Липиного кабинетика: — Ведь мимо не пройдет, чтобы не ткнуть пальцем. Все зло срывает на этом ее конфискованном приданом. Чего вы на меня смотрите? Это для вас новость?

— Я просто не понимаю.

— А я думала, он вам вчера сам рассказал. Я как раз входила и слышу, он вас предупреждает насчет Дины Роснер, кто, мол, она есть. А чем, думаете, она перед ним провинилась? — Шейндл оглянулась, шмыгнула носом. — Гулять с ним не захотела! Вот Липа и постарался, по его милости Роснеры чуть не год ходили в лишенцах. Чуть дом у них не забрали, не то что пианино.

Он смотрел на уборщицу во все глаза, словно не понимая, о чем та говорит.

— А пианино как, в залог, что ли, оставлено?

Он подошел к инструменту и осторожно опустил крышку. Тихий, дрожащий звук повис в воздухе, потом медленно перешел в глуховатый девичий голос. В слепящем свете утреннего солнца перед глазами, как вчера в читальне, блеснули два ряда белоснежных зубов и стройная, гибкая шея, словно выточенная из слоновой кости.

— У вас