Завтра были письма - Елена Николаевна Ронина

вроде просто все, и можно сравнить с нашей сибирской. У них манты, у нас пельмени. То да не то. У нас просто чтоб облопаться, а у них – ароматы, запахи… И сразу хочется тосты говорить, песни петь, задушевные беседы вести. Вот почему?

Рита немного захмелела от выпитого вина. Она во все глаза смотрела на Павла, и он ей нравился. Импозантный, интеллигентный, красиво и правильно выражает свои мысли и красиво ест. Да, да. Глупость какая, но имеет значение. Понятное дело, что ножей тут не давали. И вилки были самые простые, оловянные. Но как-то все ловко получалось у Павла Терентьевича. Со стороны смотреть приятно.

– Вы едите красиво.

Теперь уже Павел чуть не подавился.

– А вы аппетитно!

За окном стучал дождь, свежий воздух дул в открытые окна, обоим было легко и радостно. Так же быстро вдруг выглянуло солнце, и трудно было поверить, что еще пять минут назад здесь был такой потоп.

– Просто кавказский характер у этой погоды. Взрывной, неукротимый и отходчивый!

Павел смотрел на Риту уже смело и ласково. Его несуразная робость и зажатость наконец куда-то улетучились.

– Гулять? – Рита вскочила с места. – Давайте, показывайте мне ваш Пятигорск!

Больше часа они бродили по узким улочкам, никуда не торопились. Рита сразу сказала, что не хочет лезть ни на какую гору, достаточно просто погулять по городу, посмотреть на людей, подышать воздухом Пятигорска. А еще ей важно было послушать своего нового знакомого и услышать свое сердце.

Да, он ей нравился. А вот что нужно этому интересному и немного скованному немолодому человеку? Во время их прогулки по Пятигорску Павел рассказывал о себе, о своей работе в Минском университете, о студентах, которые не хотят читать русскую классику, а зарубежных авторов читают с удовольствием. О семье рассказывал вскользь: жена, двое взрослых детей, дочь недавно подарила внука, и надо же, в честь него назвали. Приятно, что и говорить…

Без сомнения, романами на стороне Павел Терентьевич не увлекался. Общался он как-то неловко, запинался, не мог вовремя подать руку, постоянно спотыкался. Ни ловеласом, ни Казановой он не был. То легкое пожатие ее локтя в автобусе было единственной вольностью за неделю их знакомства. А вот из толпы он уже вывел ее смело. Видимо, почувствовал наконец ее отклик. А так бы и не решился вовсе.

Что же тебе нужно, дорогой ты мой человек, подумалось в тот день Рите.

Ей льстило внимание состоявшегося и образованного мужчины, ей было интересно. Ей нравился Павел и не хотелось думать о том, что он немного не в ее вкусе. Правда, его пространные разговоры и витиеватые высказывания вызывали у нее недоумение. Ну и что? В конце концов, она просто не доросла. Но хорош собой! Импозантен! А уж умен! Ну да, еще ест красиво.

Зина и Тома специально не ложились спать.

– Ну как?!

– Да что как? Симпатичный он, это правда, но и занудный!

– И ладно, подумаешь, это же всего лишь курортный роман!

– Девчонки, да на кой?!

– Так курорт же!

* * *

В этот день домой Рита позвонила поздно. Трубку взял младший сын, старший смотрел телевизор, отца дома не было, и где он – никто не знал. А может, и правы девчонки, может, действительно нужно завести роман?

Глава

20

Наверное, от Риты уже ничего не зависело. Павел Терентьевич решил все за обоих. После той поездки в Пятигорск все резко изменилось. Противостоять его решительному натиску было невозможно, а легкий интерес со стороны Риты и ее несопротивление были ему на руку.

Девочки уехали, Рита осталась в комнате одна, и вопрос решился сам собой.

– Ну, подруга, ты тут не оплошай!

– Думаете? Может, останетесь?

– Обалдела? Сколько тебе лет! Вот-вот! Лучше начинать раньше, чтоб потом, в старости, людей не смешить! – Как всегда, говорила Зина, а Тома при этом мелко трясла головой. Мол, вот именно.

– Ну-ну, посмотрю я на вас в сорок лет!

– Мы не доживем, не расстраивайся. У нас впереди бурная жизнь. Она закончится рано, но будет что вспомнить.

– Понятно. Пишите, девчонки, в гости приезжайте.

– Так куда нам ехать, в Ленинград или в Минск?

– Все-все! На автобус опоздаете. Придумали еще. Какой там Минск. В Ленинграде жду вас!

* * *

Такой нежности в жизни Риты не было никогда. Сначала был стыд, неловкость, а потом безотчетная и непередаваемая нежность. Рита пошла навстречу чувству. В одном из Пашиных писем она нашла описания тех его эмоций и еще раз поразилась, как умеет чувствовать этот зрелый мужчина.

«И когда наши губы встретились, мои глаза (закрытые) ничегошеньки уже не видели… И вдруг я всем своим существом почувствовал вас, ваш порыв ко мне. Почувствовал, как желанен этот поцелуй, как порывисто и притягательно ваше тело. Ох, остановите свои воспоминания и вспомните лучше, как вертится и извивается червяк, которого разорвали пополам, прежде чем насадить на крючок… Так вот, прикосновение ваших губ, ощущение вашего тела, желание прижаться теснее, еще теснее… сделали меня каким-то бездумным существом, как тот перерубленный червяк…

Мои движения уже не контролировались сознанием, мои жадные руки искали твое тепло. В голове был зеленый шум весеннего леса и счастливая бездумная радость. И это БЫЛО. БЫЛО. И это ЕСТЬ во мне».

Рита точно так же звонила ежедневно в Колпино, муж отвечал виноватым голосом. Что-то там произошло, Рита это чувствовала, поэтому у нее не было чувства вины. Более того, на какой-то момент ей почудилось, что она влюбилась, это было новым для нее, радостным. Вдруг показалось: все, что было раньше, и не любовь вовсе. Что она могла понимать, выходя замуж в двадцать два года? Уже слегка в положении. Как говорили у них: «брак по залету». И встречались-то они с Петром всего ничего. Бог мой, Петр и Павел. И надо же такому совпадению случиться.

Тем не менее (и скорее всего) была мысль именно проучить и отомстить, но никак не менять жизнь.

А Павел вдруг начал говорить об уходе из семьи:

– Родная, я теперь без тебя не смогу. Пойми! Нам открылась новая жизнь, новые возможности. Только ты и я!

– Паша, как же ты и я? У меня Кириллу и Антону четырнадцать и шестнадцать. И мама еще.

– Да разве можно сейчас о ком-нибудь думать, когда родилось такое чувство!

Восторженность Павла Риту слегка пугала, но она же раньше никогда и ничего себе не позволяла, Пете не изменяла… Может, настоящие чувства – они именно