Завтра были письма - Елена Николаевна Ронина

к этому никаких решительных попыток, а Рита уже была не против. Павлу Терентьевичу удалось ее заинтересовать.

«Ревность – это стыдное чувство. Если ты ревнуешь, то не уверен в себе. Ты обрекла меня на чувство, мне не знакомое, и я должен был тебя за это возненавидеть, но я возненавидел себя. Что это? Почему? Зачем? Какие-то мелкие мальчишеские комплексы. Она танцует с другим. Она предпочла меня другому.

Не общаясь с тобой, практически не разговаривая, я уже считал, что обладаю, что имею право. И вдруг это оказалось не так. Ты даже не представляешь, как я мучился. Теми ужасными танцами ты разбила мне сердце. Ты! Замужняя и далекая от меня женщина в моих мечтах принадлежала только мне. Потому что я не видел тебя с другим. А раз не видел, значит, и не было никого другого. И вдруг…

Наверное, ты и не предполагала, как больно мне сделала. Да, как жаль, что я не умею танцевать».

Глава

19

В Пятигорск они уже поехали вместе, она сидела у окна, он рядом. Экскурсовод попался не очень ретивый, сразу объявил, что по дороге рассказывать ничего не будет, достаточно красивых видов, и потом, ему обидно, когда он говорит, а слушатели дремлют.

Вот они и любовались горной дорогой. Хорошо все-таки, что в районе Минеральных Вод, знакомя с водителем, сразу объявляют, что за рулем – опытный человек. Не просто, наверное, водить машину по серпантину, в ущельях, на узких дорогах.

Но какая же красота! Суровая, порой наводящая страх. Чувствуешь себя совсем маленьким и беззащитным перед природой, перед тем, что может она. А что можешь в ответ ты? Да ничего. Вот сейчас начнется камнепад или река выйдет из берегов, что делать? Ничего не сделаешь. И жизнь твоя оборвется в один момент.

Дорога от Кисловодска к Пятигорску пролегала по равнинной местности, водитель ехал на большой скорости, лихачил. Видимо, привык к экстриму. Если нет крутых поворотов, устроим их себе сами, обгоняя и газуя. У Риты периодически замирало сердце, и она ловила себя на шальных мыслях: ну вот, жизнь оборвется, а у нее даже любовника еще не было.

Странное дело: думая об опасности, она почему-то не подумала про маму, про детей, а подумала про любовника. Судя по всему, она немного отдохнула, раз в голову начали приходить какие-то человеческие мысли, посвященные ей самой, а не одному только представлению о жизни как о долге. Всем должна: детям, маме, мужу, завучу, ученикам своим…

Про учеников, однако, думать было приятно. Рита любила свой предмет и гордилась учениками. Она могла научить. Причем не только способных, но и совсем ничего не понимающих девочек без особых математических способностей. Более того, она считала своим долгом учить в первую очередь именно их, а потом уже заниматься гениями.

Ну вот, опять она соскочила на работу.

Рита незаметно повернула голову в сторону своего соседа. Павел Терентьевич улыбнулся в ответ и тихонько сжал ее локоть. Неожиданно для себя Рита вдруг почувствовала необыкновенную легкость. Хорошо-то как! Слева и справа живописные горы, яркая изумрудная зелень травы и кустарников, а рядом человек, которому она очень нравится.

* * *

В Пятигорске экскурсия тоже продолжалась недолго. Естественно, их повели к Академической галерее.

– Не отстаем, товарищи, подтягиваемся, подтягиваемся. Это место описано в произведении Лермонтова «Герой нашего времени». Печорин написал в своем дневнике: «Наконец, вот и колодец! На площадке близ него построен домик с красной кровлею над ванной, а подальше галерея, где гуляют во время дождя…» У этого источника встречаются Печорин с Грушницким, а княжна Мери помогает раненому Грушницкому поднять оброненный им стакан. Так именно здесь началась история, которая закончилась дуэлью между Печориным и Грушницким… Все вспомнили?

– Да, – нестройно ответили туристы, а Павел Терентьевич недовольно хмыкнул.

– Неправильно? – поинтересовалась Рита; к своему стыду, она вообще из печоринских историй читала только про Бэлу, и то, потому что безумно любила фильм, поставленный по этой повести, с Ивашовым в главной роли. Вот это герой, причем любого времени.

Павел Терентьевич не ответил, он продолжал слушать экскурсовода.

– А Академическая-то почему? Тоже Лермонтов причастен?

– Нет, – нервно ответил экскурсовод, – в честь двухсотлетия Академии наук. И вообще не перебивайте, товарищи. Вас много, мне сложно, все вопросы после экскурсии. В Пятигорске сто памятников архитектуры, это город-музей. Будете меня отвлекать, ничего не успеем. Так, товарищи, все идем к гроту Дианы. Быстрым шагом, товарищи!

* * *

А вот свободного времени было достаточно.

– Так, расходимся, но не далеко. Ровно в пять вечера отъезжаем. Искать вас тут никто не будет, и не надейтесь. Ждем пять минут и отъезжаем! – нервно выкрикивал экскурсовод.

– Бежим? – Рита схватила за руку Павла Терентьевича, и они быстро смылись из толпы. Да, она сама взяла его за руку. Лермонтов ли виноват, Бэла, южная прохлада и красота этого потрясающего края? Но почему-то она решилась на этот курортный роман именно в Пятигорске.

Павел не сразу поверил, не сразу понял, что происходит, но подыграл тут же. Легко последовал за ней, а потом уже удобнее переложил ее мягкую пухлую ладошку в свою и уверенно повел ее за собой.

Они забежали за угол и рассмеялись, как нашалившие школьники.

– А может, нам и не возвращаться? – Рита откинула локоны со лба. – Шутка! – строго сказала она. – Что будем делать? Вы тут когда-нибудь были?

– Да! Тут много всего интересного. Хотите погулять? А может быть, вы проголодались? Можно чаю выпить!

– Вообще-то с удовольствием бы съела чего-нибудь.

У Риты всегда было хорошо с аппетитом. Она никогда не стремилась похудеть, ее устраивала внешность. Рита знала, что нравится мужчинам, и с удовольствием кокетничала, никогда не переходя границ. У нее и без того в жизни все есть. Муж, семья, дети. Хватало уверенности в собственной внешности. Мол, если захочу, то все будет. Но я хочу то, что уже имею.

* * *

Неожиданно раздался страшный гром, и буквально через минуты хлынул дождь. Как бывает в горах: все громко. Все шумно, сразу и на все сто процентов.

– Прогулка отменяется, держите пиджак.

Павел накрыл им Риту, и они по сразу же внезапно образовавшимся лужам побежали в сторону ближайшего кафе.

Два часа они разговаривали, ели шашлык из баранины, который тут почему-то называли пистолетиками. Хотя, собственно, понятно почему: куски молодой баранины на косточках и правда походили на пистолеты. Мясо запивали домашним красным вином, с хрустом отламывали от пучка свежую зелень.

– Какая все-таки потрясающе вкусная кавказская кухня! Ведь