Город наверху - Кир Булычев

– Я пойду с тобой, – сказал Такаси.

Такаси позвал Крони и Наташу в воронку, охотиться на рыбу. «Туда, где ты проваливался», – сказал Такаси. Он выпросил у Станчо высокие сапоги и большой ковш. Крони согласился. Странно, подумал он, Наташа не так уж и похожа на Геру, что прячется в увешанной старыми тряпками норе, которая казалась верхом роскоши бедному трубарю.

Такаси отдал Крони бадью, в которой собирался тащить обратно добычу. Сам взял все остальное. Наташа утонула в высоких сапогах, и идти ей было неудобно.

– Я лучше надену скафандр, – сказала она. – Без шлема.

– Вы наивны, принцесса, – ответил Такаси. – Кто будет отмывать скафандр от грязи? Спроси у Крони, он уже там купался.

– За мной погнался тигр, как только я вылез, – сказал Крони.

– Станчо подарил шкуру Кирочке, – сказал Такаси. – Тебе не жалко?

– Он спросил моего разрешения, – сказал Крони. – Мне не жалко. Мне удивительно, что я одолел тигра.

– Ты хотел бы отнести шкуру Гере? – спросила Наташа.

– Она бы не приняла ничего из рук трубаря, – сказал Крони. – Ты забыла, что она – дочь директора.

– Это мне ни о чем не говорит, – засмеялась Наташа. – Но открою тебе тайну. Мой отец очень важный директор. На Земле. А дедушка очень важный писатель. А родители вот этого японца никогда в жизни не покидали своего городка на Хоккайдо.

– Ну, вы – другое дело, – сказал Крони.

– Наташа, – сказал Такаси, – можно я остаток пути понесу тебя на руках? Я преклоняюсь перед твоей родословной.

– Неси свои лопаты. Большего ты не заслуживаешь, – сказала Наташа. – А мне вашу Геру жалко, – добавила она без всякой связи с предыдущим. – Когда она выйдет, я буду о ней заботиться.

Часа за три они вытащили из грязи трех рыбин, уморились, измазались и уселись отдохнуть на валу, что окружал воронку. Такаси с Наташей все шутили и спорили. Крони улыбался и поддерживал разговор, но порой так углублялся в мысли, что переставал слышать спутников.

Неожиданно из тростников вышло привидение.

Они не заметили, что опустились глубокие синие сумерки и привидение вобрало в себя синь этих сумерек и зажгло его изнутри. Что-то привлекло его к воронке. Может быть, шум и чавканье грязи. И теперь оно остановилось в нерешительности на краю тростников, и казалось, что стебли прорастают сквозь него.

– Ой, – прошептала Наташа.

Крони, уже знакомый с привидениями, удивился ее испугу. Как она могла бояться привидений?

Такаси приподнялся, прикрывая девушку, а Крони шепнул:

– Не пугай его. У нас ничего нет съедобного? Оно голодное.

Привидение увидело людей и скользнуло в тростники. Было видно, как голубым облачком оно растворяется в зарослях.

– Оно голодное, – повторил Крони. – Я думаю, что оно выбралось из подземелья вслед за мной и заблудилось.

– Что это такое? – спросил Такаси.

– Привидение, – сказал Крони. – Когда я искал библиотеку, встретил одно. Привидения понимают человеческий язык. Но они не говорят.

Ночью, когда следопыты, Круминьш и Крони обсуждали план действий на завтра, а Такаси с Анитой проверяли, насколько успешно электронный мозг усвоил язык подземелья, Наташа взяла кусок хлеба и ведро с супом и вынесла на склон холма, за зону защиты.

Утром оказалось, что суп съеден, а хлеб пропал.

Утром все собрались у скалы, под которой был лаз.

Возникла некоторая суета, словно Крони собирался поставить рекорд и его окружали болельщики, тренеры, секунданты и судьи.

– Ты похож на рождественскую елку, – сказал Гюнтер.

Внешне Крони выглядел нормально. Правда, одежду трубаря пришлось выкинуть – от нее остались лишь лохмотья. Девушки перешили рабочий костюм археолога так, что издали он мог сойти за одежду инженера. Спереди комбинезон был на «молнии», и достаточно было двух секунд, чтобы извлечь подвешенный под мышкой парализующий бластер – плоский и легкий. На ручке бластера было выгравировано: «Гюнтеру от признательной Греты». Смысл надписи Гюнтер объяснить отказался, но настоял, чтобы Крони взял именно его бластер, а не стандартный экспедиционный. В воротник вшили микрофон, и поэтому любое слово, сказанное Крони или произнесенное в его присутствии, становилось немедленно известным наверху. Телевизионный глаз передатчика помещался над левым верхним карманом комбинезона, а второй, страхующий, на поясе, который сам по себе был чудом изобретательности следопытов. В нем отлично размещались медикаменты, включая достаточное количество дезинфицирующего пластыря, чтобы обклеить Крони с ног до головы, неприкосновенный запас пиши, спрессованной в таблетки и могущей прокормить группу из десяти прожорливых мужчин в течение двух недель. Там же умещался гибкий кинжал и набор инструментов, который мог пригодиться как профессиональному взломщику, так и самодеятельному строителю вездехода. В ухо была вставлена горошина динамика связи, а в карманах лежали всяческие разности вроде очков, позволяющих видеть в полной темноте. Крони был экипирован на славу.

Он был польщен таким вниманием. Хорошо, если знаешь, что друзья слышат каждый твой вздох, каждое твое слово, а если будет плохо, ты можешь их позвать на помощь.

– Ну, трубарь, – сказал Такаси, – пошли?

Он спускался с Крони на два яруса вниз, где устроили промежуточную базу. Такаси был в скафандре и шлем держал в руке, словно запасную голову. Он должен был выступать в роли резерва.

– Я вас поцелую, – сказала Наташа.

Наташа сначала поцеловала Крони. Она была с ним одного роста, и поцелуй попал в угол губ, и это было странное и острое ощущение. Последними словами Крони, перед тем как он шагнул вниз, были:

– Меня еще никто в жизни не целовал.

Глава 4

ВОЗВРАЩЕНИЕ ТРУБАРЯ

Госпожа Гера Спел, милостью бога Реда дочь директора Спела, горько плакала. Она плакала, потому что жизнь ее завершалась бессмысленно и мучительно.

Она лежала в постели, было зябко, и она никак не могла решиться скинуть с себя одеяло, сшитое из крысиных шкур. От одеяла дурно пахло, но когда она сказала об этом отцу, тот поморщился, как будто она упомянула о чем-то неприличном, и заметил:

– Тебе мерещатся глупости. Это от болезни.

Господин директор Спел свыкся с болезнью и неизбежной скорой смертью дочери. Ее мать тоже кашляла кровью и умерла от этого, и доктор сказал, что медицина не знает никаких средств против этой болезни, которая гнездится в груди и недоступна мазям и примочкам. Директору Спелу было горько сознавать, что дочь его не родила ребенка, что так нелепо и позорно для доброго имени древнего рода Спелов кончилась история с ее женихом, дело которого, состряпанное Мокрицей, не удалось замять. И оно показало всем, что Спел уже не самый сильный человек в городе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});