Ночной обман - Кэтрин Мэлори

Перед дверью в кабинет Якоба, как часовой на боевом посту, сидела секретарша.

— Миссис Хабер, к Якобу пришел мистер Шимазу, — объявила Наташа. Потом, обращаясь к гостю, добавила:

— Не хотите ли присесть? Я уверена, что мистер Нокс сейчас же вас примет.

Кивнув в знак благодарности, японец подтянул брюки на коленях и сел на шикарный диван для посетителей. Считая свою миссию законченной, Наташа вернулась в зал, предоставив гостя сомнительному гостеприимству миссис Хабер. Ей не улыбалась перспектива возвращения к некрологам. В последнее время Наташе просто не хватало терпения заниматься монотонным делопроизводством. Вместо этого девушка немного постояла в зале, восхищаясь окружавшими ее произведениями искусства. В экспозиции было двадцать картин самых дорогих работ из тех, что принадлежали Якобу. В отличие от обычной практики выставления полотен Якоб приказал развесить их на сравнительно большом расстоянии друг от друга. Этим он хотел подчеркнуть что каждая вещь — уникальный шедевр, хотя, по правде говоря, некоторые из них были весьма посредственными. К примеру, «Танцовщица» Дега — темные краски, вялая композиция. Ценность ей придавало лишь имя автора. Наташа бросила на картину неодобрительный взгляд. Лично ей больше нравились сияющие краски и восточная соразмерность «Сада в Лувесьенне» Клода Моне, что висел на противоположной стене.

Это полотно стало гордостью галереи, и стоило оно безумно дорого. Разумеется, цена в полмиллиона с хвостиком не была указана на белой картонной табличке, прикрепленной к стене рядом с картиной. Там были только аккуратно напечатаны имя художника, название картины и ее происхождение, то есть имена ее владельцев в разное время. Последнее имело решающее значение для цены картины: если происхождение подтверждалось соответствующими документами, то покупатель мог быть уверен в подлинности картины.

Наташа не одобряла подход Якоба к торговле живописью. Ей не нравилось, когда на коллекционера оказывали хоть малейшее давление, потому что в конечном счете у него оставался неприятный осадок на душе. Наташа предпочитала только лишь проводить клиента к тем работам, которые, на ее взгляд, могли понравиться ему больше всего, и предоставить картинам говорить самим за себя.

Девушка вдруг вспомнила, что на сегодня у нее назначена встреча со Скоттами — состоятельной молодой парой. Они были еще новичками в коллекционировании. Якоб не отнесся к ним как к серьезным покупателям, поэтому и препоручил их Наташе. Однако она подозревала, что Скотты просто не совсем уверены в своей компетенции. Если бы она смогла помочь им достаточно расслабиться, они бы взглянули на картины с той точки зрения, что им действительно хочется купить, а не что им следует купить. Наташа не сомневалась, что тогда они наверняка сделали бы покупку. Накануне она составила список из двадцати пяти картин, которые нужно подготовить для показа Скоттам. Через дверь, скрытую перегородкой, Наташа прошла в запасник. Здесь на установленных рядами деревянных стеллажах хранилась запасная экспозиция галереи. Сейчас тут было около трехсот картин, размещенных в алфавитном порядке имен их авторов. В углу стояли две специальные тележки на колесиках для перевозки крупных полотен.

— Рауль, картины для Скоттов подготовлены?

Рауль Гермес ведал запасником и вел в галерее дела, связанные с перевозкой и приемом картин. Это был коренастый, поседевший раньше времени мужчина среднего возраста с пышными усами.

— Я как раз стираю пыль с последних, красавица. — Подняв глаза от верстака, он дружелюбно подмигнул. — Хочешь, чтобы я сложил их в определенном порядке?

— Да, так, как я их переписала.

— Будет сделано, — кивнул Рауль. — Что наш мистер Ворчун — на месте сегодня?

«Ворчун» — это Якоб.

— Да. Думаю, что он вскоре попросит подать работу Матисса.

— Тогда, пожалуй, стоит поставить ее поближе, — рассудил Рауль. — Когда деле вплотную приближается к продаже, Ворчун становится ужасно нервным, взрывается по любому поводу.

Наташа согласилась. Она не стала добавлять, что на этот раз и сама будет радоваться завершению сделки ничуть не меньше, чем Якоб. Ей хотелось, чтобы злополучная картина как можно быстрее исчезла из ее жизни навсегда.

Через двадцать минут она была снова у себя в кабинете и задумчиво просматривала список картин, подготовленных для Скоттов. У Наташи было сильное предчувствие, что им должен понравиться маленький натюрморт Ренуара, который она отобрала. Однако в ее списке он стоял одним из первых, и Наташа опасалась, что Скотты могут просто упустить его из виду. Пожалуй, разумнее будет оставить его напоследок, в качестве кульминации, решила она.

Выйдя из-за стола, она сразу же направилась в запасник, чтобы внести изменения в порядок представления картин, понимая, что если отложит это дело на потом, то может попросту забыть.

Обогнув перегородку и ступив на порог запасника, Наташа замерла на месте: ее глазам предстали яростно спорящие Якоб и мистер Шимазу.

Якоб был крупным мужчиной, около шести футов ростом, с заметным брюшком. Борода у него была густая, но рыжие волосы росли только сзади и немного по бокам, так что прическа его напоминала по форме подкову. И теперь, когда он стоял рядом с маленьким темноволосым японцем, то контраст между ними был почти комичным. Однако в словах, которые они швыряли друг в друга, ничего смешного не было.

— …Как вы можете только предположить, что я способен на такое! оскорбленно восклицал Якоб. — У меня безупречная репутация!

— Ваша репутация не столь безупречна, как вам хотелось бы думать, твердо возразил Шимазу. — И доказательство тому — прямо перед нами.

Японец указал рукой на мольберт, на котором был установлен Матисс. Изумленная Наташа так и осталась стоять, незамеченная, за стеллажами с картинами. Она понимала, что ей следовало бы уйти, но ноги словно приросли к полу.

— …Подозрения нашего консультанта весьма обоснованны, — продолжал Шимазу. — Первый настораживающий момент — сомнительное происхождение, а исследование характера мазков, которое я провел, следуя указаниям консультанта, — это неоспоримое доказательство.

— Думаю, насчет характера мазков вы заблуждаетесь, — возразил Якоб. Художники не пишут все свои картины в совершенно одинаковой манере.

— Однако Матисс не пользовался в этот период творчества кистями такого размера! Более того, в рассматриваемый период для него было нехарактерно столь тщательное нанесение краски на холст, как на вашей картине. И это еще только начало! Мне очень жаль, мистер Нокс, но вывод однозначен: это полотно — фальшивка!