Ночной обман - Кэтрин Мэлори

Пораженная Наташа поспешно попыталась вспомнить последний спор с Марком Дюшеном. Он действительно говорил, что пришел к заключению о картине, но так и не сказал, в чем именно это заключение состояло. И он тоже упоминал исследование характера мазков. Разумеется, Наташа считала, что он подтвердил принадлежность полотна кисти Матисса. У нее не было причин думать по-другому: подделки встречаются не так уж и часто, да и картина выглядела вполне убедительно.

Якоб сложил руки на животе.

— Мистер Шимазу, при всем моем уважении к вам не могу назвать вас экспертом по Матиссу.

— Я не эксперт, но наш консультант…

— Однако картину никто не осматривал, — с невинным видом перебил Якоб. — А не видя ее лично… Японец помахал перед собой листком бумаги.

— Вот! Здесь его инструкции — они очень подробные и точные! По всем пунктам, которые перечислил эксперт, картина не соответствует требованиям. Я мог бы еще допустить одно-два расхождения, но если картина вызывает сомнения по двенадцати пунктам, это наводит на очень серьезные размышления! Вы попытались нас одурачить!

— Уверяю вас, что это не так! У меня не было причин сомневаться в подлинности работы! Подпись совпадает, композиция и колорит соответствуют другим работам этого периода…

— Вас не удивляло, что картина нигде не всплывала?

— Происхождение? Нет! Поскольку полотно целых восемьдесят лет принадлежало одной семье и о нем никто не знал… Такое случается сплошь да рядом! Многие шедевры были обнаружены на малоизвестных аукционах, в точности как этот Матисс.

Шимазу прищурил и без того узкие глаза.

— Хм, нашей фирме пришлось провести небольшое расследование. В начале века семейство, которому якобы принадлежала картина, относилось к слою мелких буржуа — они были бакалейщиками. Такого рода публика восхищается традиционным, сентиментальным искусством, если интересуется им вообще. Маловероятно, чтобы они приобрели столь дерзкую, новаторскую работу!

— Но…

— Следующий вопрос: почему Матисса продали такой мелкой галерее, как ваша, — это же не та вещь, которую норовят упрятать подальше, чтобы никто не видел. Просто не правдоподобно! Если вы действительно приобрели картину именно так, как утверждаете, то должны были задать эти вопросы себе самому.

Якоб пожал плечами. Японец фыркнул.

— Вы не новичок в нашем бизнесе, мистер Нокс. Вы ведь сомневались в подлинности картины, однако представили ее нашей компании как подлинник! Вы просто жулик!

— Черта с два, жулик! — взревел Якоб. Он стал походить на разъяренного быка. — Вы не смеете бросать мне такие обвинения!

Шимазу оставался внешне невозмутимым, но его слова попадали точно в цель:

— Я не просто смею, мистер Нокс, я постараюсь донести свое мнение до каждого коллекционера, который пожелает его услышать. Эту подделку вам никогда не удастся сбыть, и, надеюсь, вы вообще не продадите больше ни одной картины! До свидания, мистер Нокс.

Уходя, японец заметил Наташу, которая стояла, прислонившись спиной к полке с картинами. Немного помедлив, он виновато кивнул:

— Мне жаль, мисс Бэррон, что вы стали свидетельницей столь резких высказываний в адрес вашего шефа. Не понимаю, как может такой человек, как вы, работать на мистера Нокса. Но тем не менее желаю вам всего наилучшего.

Он двинулся было дальше, но Якоб задержал его:

— Мистер Шимазу! Как, вы говорите, фамилия вашего консультанта?

— Я не говорил, но если вам интересно — это Марк Дюшен. — С этими словами японец удалился.

Имя Марка прозвучало для Наташи как пощечина. Это имя вот уже три недели без конца крутилось у нее в голове, но когда оно прогремело во всеуслышание, то резануло слух. Наташа словно получила подтверждение, что Марк действительно существует и живет своей жизнью, вполне независимой от ее мучительных воспоминаний.

Якоб в ярости метался взад-вперед.

— Черт! Черт! Черт! — бормотал он. — Этот человек — просто заноза в…

— Кто? — внезапно спросила Наташа.

— Дюшен! Эксперт. — Казалось, Якоб ничуть не удивился, обнаружив ее здесь. Он был слишком взбешен. — Дюшен не имел никакого права впутываться в это дело! Даже не видя картины, он ухитрился убедить японцев, что это подделка! — раздраженно объяснил Якоб.

Внезапно Наташа осознала, как близка она к тому, чтобы потерять работу. Если Шимазу рассказал Якобу… Но может быть, японец и сам не знал, что Марк держал картину в руках? Если так, то ему не известны и остальные тесты, которые выполнил Марк.

— Как же ему удалось их убедить? — спросила Наташа, обращая вопрос столько же к Якобу, сколько и к себе самой.

Якоб уселся на пустующий рабочий табурет Рауля.

— Для начала он задал все эти вопросики о происхождении картины, прорычал он. — Затем он составил популярное руководство на тему «Двенадцать простых способов распознать поддельного Матисса», — съязвил Якоб.

— Должно быть, Дюшен — непревзойденный специалист по Матиссу, раз ему это удалось?

— О да! Он отличный эксперт! — мрачно произнес торговец. — Но он еще и блестящий мастер показухи! Искатель славы! Я уже о нем наслышан: если есть хоть малейшее сомнение в картине, он тут же на весь мир заявляет о подделке. Это дает ему отличную рекламу. Проблема в том, что он так часто бывал прав, что люди стали уже автоматически верить любому его сообщению!

— Но объявить полотно поддельным — слишком большая ответственность. Наверняка он не стал бы это делать, не проведя серьезного исследования с помощью современных тестов, не так ли? — спросила Наташа нервозно.

— Именно это он и сделал! — Якоб вскочил и снова принялся метаться по комнате.

Наташа решила осторожно, не вызывая подозрения, прояснить ситуацию:

— Так почему бы вам самому не выполнить эти тесты? Тогда бы отпали все сомнения в том, что картина настоящая.

Якоб побледнел, но быстро взял себя в руки.

— Я не нуждаюсь в проверках! Мне и так ясно, что картина настоящая. Стал бы я покупать фальшивку?!

— Похоже, Шимазу считает именно так, — осторожно предположила Наташа.

— Да, черт побери! И это становится серьезной проблемой!

Пройдя комнату из конца в конец еще несколько раз, неудачливый торговец удалился, нервно теребя бороду. К облегчению Наташи, разговор был окончен.

Вернувшись в свой кабинет, она обессиленно рухнула в кресло. По опыту она знала, что с этой минуты работать с Якобом станет совершенно невыносимо. Но как раз это волновало ее меньше всего. Она была гораздо больше озабочена смешанными чувствами, которые поднялись в ее душе. Вся боль и растерянность, которые остались от «ночи француза», нахлынули с новой силой.