Звезды сделаны из нас - Ру Тори

Вволю накрасовавшись, Милана наконец вспоминает о фарфоровой тарелке, наполненной овощами и листьями салата, берет в правую руку вилку, а в левую — нож, и пытается ими орудовать.

Артем озадаченно наблюдает за ее ужимками, и черная бровь ползет вверх: закос Орловой под светскую леди настолько жалок, что во мне просыпается подобие сочувствия. В конце концов, я не понаслышке знаю, что такое прилюдно облажаться, и даже врагу не пожелаю подобного.

Но она пригубляет колу, далеко отставляет мизинец и острым длинным ногтем указывает на меня:

— Только посмотрите, как некоторые лопают пирожки и понятия не имеют о манерах!

Все милосердные порывы смывает волна чистейшей злости, и меня несет.

— Дорогая Милана, — отправляю последний кусочек в рот, отряхиваю ладони и чеканю каждое слово: — Прежде чем говорить о манерах, попробуй-ка для начала взять вилку в левую руку!

Над сдвинутыми столиками повисает гробовая тишина.

Артем не сдерживает улыбку, а звезда класса, осознавшая промах, бледнеет и покрывается бордовыми пятнами. Всерьез опасаюсь, что стала причиной ее инфаркта, и заливаю поднявшуюся со дна души горечь остатками кофе.

— Кто-нибудь уже видел шестую серию второго сезона «Черной королевы»? — восклицает Кислова, самоотверженно спасая свою госпожу от полного провала, и остальные с облегчением выдыхают: начинается обсуждение тупого сериала с кучей нестыковок и оборванных сюжетных ходов.

Мне скучно и впору завыть, но уйти — значит сдать позиции и оставить Артема на растерзание Орловой. Зеваю, постукиваю ногтями по красному обшарпанному пластику, рассматриваю сколы на маникюре, грызу губу.

Достаю телефон и сверяюсь со временем. Я с самого утра не заходила в сеть, и сразу замечаю белый конвертик оповещения — это Глеб, больше некому.

С нетерпением открываю его новое послание и... тут же прикрываю экран ладонью. Отвожу глаза и краснею как рак — становится неловко, жарко, душно.

Я ожидала увидеть все что угодно, но только не то, что увидела.

Стараясь не смотреть на пришедшее фото, быстро пишу:

«Ты дебил? У тебя украли рубашку? Если собираешься на что-то намекнуть, вслед за другими извращенцами улетишь в чс!»

Заношу палец над экраном, но, выдохнув сквозь сведенные челюсти, все же перемещаю взгляд чуть выше.

Черт. Я знала, что он симпатичный, но списывала это на удачный ракурс и не загонялась. А сейчас окончательно убеждаюсь: он обезоруживающе, опасно красивый — в темных глазах можно утонуть, от яркой улыбки — растаять, а в объятиях спрятаться от всего мира. Против воли и вопреки здравому смыслу я безнаказанно пялюсь, и в солнечном сплетении разливается кипяток.

Происходящее за столиками перестает волновать, щеки горят, и я глотаю выросший в горле комок. Теперь, понимая, какой он на самом деле, смогу ли я вот так запросто с ним общаться?..

Мозг заклинило, мысли разбежались, словно испуганные тараканы. Впервые я не знаю, как прокомментировать то, что он сделал.

Малодушно стираю неотправленное сообщение и, с ощущением полной катастрофы, прячу телефон обратно в карман.

Глава 15. Глеб

Каждую субботу мы ездим к Мишке в реабилитационный центр. Мама собирает огромные сумки с едой, которую копит всю неделю и какие-нибудь вещи: новые носки, бритвенные станки, журналы (она до сих пор думает, что их кто-то читает), крем для рук, пилку для ногтей или очередную иконку. Мама всегда находит, что взять, хотя Мишка ничего не просит, но и не сопротивляется. Не знаю, где он держит это барахло. Подозреваю, что меняет его на сигареты, потому что мама никогда не привозит ему сигареты, а от него постоянно пахнет табаком.

Поездка к Мишке — мероприятие не очень-то радостное. Полдороги мама суетится, вспоминая, всё ли она взяла, и каждый раз волнуется, словно не видела его лет десять.

Мишка же всегда одинаковый: тихий, молчаливый, равнодушный. Он нам не то, чтобы не рад, ему всё равно. Он под лекарствами и как будто спит на ходу.

Мы проводим в холле для посетителей около часа и всё это время болтает только мама. С ним она такая же жизнерадостная и мультяшная, как у себя в детском саду. Шутит, гримасничает и в лицах пересказывает забавные случаи про своих малышей. Я же там просто мебель. Когда встречаемся, Мишка мне лишь жмёт руку, а в конце говорит «пока».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Обратно едем не разговаривая. Нам обоим грустно, обсуждать нечего, а у мамы начинается головная боль, и до самого вечера мне приходится занимать себя уроками или школьными проектами, просто, чтобы больше ни о чём не думать.

Когда я в Москве все субботы проходят одинаково.

Но сегодня всё немного не так. Полночи мы болтали с Нелей и теперь я полусонный, заторможенный и по-глупому довольный. Сижу, глазею в окно на обычную городскую жизнь за окнами автобуса: на осенние улицы, подсвеченные лучами утреннего солнца, на людей, спешащих по своим делам, на проносящиеся мимо машины, но, хотя и смотрю на них, толком ничего не вижу.

Нелли разрешила называть себя Нелей и это, определенно, прогресс. Оказалось, что Нелли в переводе с греческого означает «новая». Так что мне пришлось загуглить значение имени Глеб, и выяснилось, что на древнескандинавском Глеб — это «наследник богов». Неля сказала: «Круто», а мама за завтраком спросила: «Каких ещё богов?». Но мне самому этот образ понравился.

Мы долго говорили о кино и обсуждали сериальные проекты последних лет. Неля больше всего любила «Аркейн» и «Тёмные начала», из-за которых мы потом долго фантазировали на тему собственных деймонов. Так в «Тёмных началах» назывались воплощения человеческих душ в виде животных, которые были от них неотделимы, но вместе с тем, могли существовать сами по себе и даже вступать в противостояние с деймонами других людей. Неля сказала, что её деймон выглядел бы как белая ориентальная кошка. Ей казалось, что они с ней похожи и внешностью, и характером, а я выбрал себе бурого медведя, потому что он сильный, не стайный и почти никогда не нападает первым. Потом она стала рассказывать про соседского кота, а я про дачных собак. Своих животных у нас никогда не было, но на даче ко мне на участок иногда пробиралась парочка местных бродяжек и мы с ними отлично ладили.

А ещё мы говорили про музыку, фотографии, тик ток, прошедшие каникулы, шмотки и пасту, которую оба обожаем, только я лазанью, а она фетучини. Разговор о еде вынудил меня пойти на кухню, но шарясь по холодильнику, я уронил крышку от сковородки и разбудил маму. Она встала, наругалась и, пока мы с ней препирались, Неля пропала из сети. Но я всё равно написал ей, извиняясь за внезапное исчезновение, однако с тех пор, моё сообщение она так и не открыла.

Залезаю к ней на страницу и отыскиваю в друзьях сначала Милану, а следом и Артёма.

Милана — жеманная красотка, подстать имени. Губы уткой, нарисованные брови, волосы «мягкие и шелковистые», как в рекламе Пантин. На каждой фотке она нарочно отклячивает зад и выставляет сиськи. У меня от таких зубы сводит. Они, как товары широкого потребления: однотипные, зазывающие и дешёвые. Артём тоже не бог весть какой принц. Не знаю точно, как должны выглядеть принцы, но мне кажется, что он весь какой-то чересчур, и его деймон был бы наверняка павлином или горным козлом. Меня совершенно не смущает, что между павлином и козлом нет ничего общего, в Артёме я с лёгкостью нахожу черты и того и другого.

Впрочем, надо признать, что я совершенно необъективен. Просто он мне не нравится. Фотографий в профиле у него много и я довольно внимательно изучаю каждую: дни рождения, курорты, школа. Друзей вокруг него много, а девчонок ещё больше. Кажется, я сам втирал Неле, что судить о человеке по фото нельзя, но это не тот случай. Мне не трудно сложить то, что я вижу с её рассказами. И хотя она говорит о нём на позитиве, что его появление в классе и внимание к ней заставило притухнуть даже Милану, мне отчего-то всё равно чудится фальшь, то ли в этой наивной убеждённости Нелли, то ли в искренности Артёма, то ли и в том и другом одновременно. Так уж сложилось, что я не верю в чудесное спасение и чью-то помощь со стороны. За годы мучения с Макаровым меня никто не спасал. И даже ни разу не заступился.