Портреты гомеопатических препаратов, ( часть 2) - Кэтрин Култер

В менее тяжелых случаях обычно вполне сдержанная женщина может стать торопливой и безрассудной, невнимательной в речи, вздорной и не способной управлять своими чувствами, навязчиво общительной («болтает» или «разговаривает сама с собой», Кент), короче, «подвержена странным поступкам и взрывам страстей» (Уитмонт).

Временами страдающая от любви Ignatia теряет не только душевное равновесие, но и здоровье, и начинает болеть. В литературе XIX столетия и, вероятно, в действительности чувствительные молодые женщины (и мужчины) тосковали по своим любимым так, что заболевали туберкулезом (и действительно, Tuberculmum — это ещё один «романтический» конституциональный тип). Однако в более прозаический XX век самыми распространенными физическими симптомами страдающей от любви Ignatia стали бессонница, потеря аппетита с тошнотой и ощущением пустоты в желудке, частые неуправляемые рыдания, учащённое сердцебиение, даже внезапное начало болей в спине («меланхолия из-за разочарования в любви часто сопровождается болями в спине», Геринг) и, наконец, дрожь, колотье или трясение какой-либо части тела.

Тем не менее многие пациенты и сегодня жалуются на то, что романтическая любовь или её влияние на них похоже на неизлечимую болезнь — с такими же ужасающими предчувствиями, безнадёжностью на выздоровление и неспособностью остановить стремительное развитие опустошающей душу болезни. «Не может ли Ignatia, если принимать её профилактически, противодействовать моей тенденции влюбляться самым неподходящим образом?» — умоляюще спрашивала одна женщина своего врача. Но обычно для того, чтобы так чудесно изменить характер, одной Ignatia недостаточно, и могут понадобиться конституционально прописанные глубоко действующие Natrum muriaticum, романтический Phosphorus или Tuberculmum или даже вызывающий безумие Hyoscyamus.

Личности типа Ignatia, страдающие от безответной любви, демонстрируют бесчисленные варианты поведения, и здесь мы предлагаем два случая, просто два взятых наугад примера, один — открыто, а другой — молчаливо страдающий пациенты.

Женщина лет тридцати пяти, которая недавно порвала со своим любовником, не могла ни есть, ни спать, ни сосредоточиться на своей работе, ни заинтересоваться чем-либо ещё. Она только могла, как одержимая, бесконечно думать о своей потере и в своём измученном состоянии стала «капризной» (Геринг) и «мрачной» (Беннингхаузен), превращая жизнь дома в несчастье для самой себя и окружающих. Она выходила из себя, если ей в чем-то возражали, — черта, которая очень выражена у Ignatia. Когда на неё находило вновь осознание потери, она разражалась громким плачем.

Сначала она отказывалась принимать гомеопатическое лечение, обвиняя врача в сговоре со своей семьей, чтобы заставить её забыть своего возлюбленного, и объявляя, что, поскольку жизнь без её привязанности не имеет смысла, она не хочет принимать лекарства, чтобы его забыть. «Я никогда в своей жизни не была так счастлива, как с ним, и я знаю, что никогда больше не буду так счастлива в будущем. Вы хотите лишить меня воспоминаний, которые сейчас единственный оставшийся у меня источник счастья?»

«Вам не нужно забывать его, — уверил её врач — Гомеопатические лекарства не скрывают настоящих чувств. Они просто помогают пережить горе и не утонуть в нём Ignatia поможет вам отодвинуть его во времени и поможет вам стать восприимчивой к другим прекрасным сторонам жизни.»

«Но я не хочу никаких других прекрасных сторон. Мне нужен только он, и в этом мне никто другой не может помочь!»

«Вы правы, никто другой, кроме времени, не может вам помочь. Только вы сами излечите себя. И в этот период лекарство вам поможет лучше есть и спать, придавая силы для выздоровления.»

«Но мое горе правильно, — запротестовала она. — Вы не должны стремиться устранять его. Вы должны позволить ему идти своим путем, независимо от того, как долго оно продлится» (мало какой из конституциональных типов может быть таким «логичным» в нелогичных поступках, как Ignatia).

Врач ничего не сказал.

«Ну, ладно, — ворчливо согласилась она после целой минуты молчания — Попытайтесь. Но если я его забуду, я подам на вас в суд.»[3]

Врач получил возможность быть вызванным в суд, а пациентка получила Ignatia 50M сначала дважды в неделю, чтобы пройти через хорошо установленные стадии выздоровления от безответной любви: отчаяние, затем гложущая боль, затем злость и самоосуждение своего ошибочного суждения, за которым следовало недоумение по поводу того, как она могла отдать свою любовь такому человеку. По мере того, как она переходила от мучения и горя к возвращению управления над чувствами и к более уравновешенному взгляду на своего бывшего возлюбленного, она начала получать лекарство реже до тех пор, пока она, наконец, не перешла в такое состояние, что уже могла принимать помощь от преданных друзей и семьи и бальзам оздоровления в виде работы и художественных занятий.

Интровертированная» (Беннингхаузен), «интроспективная» (Берике), молчаливо переживающая своё горе Ignatia — личность, страдающая от отрицательных последствий подавленной романтической любви, — встречается довольно часто, но вполне уместно здесь упомянуть, что пациенты Ignatia не всегда выражают себя с драматической настойчивостью так, как это рассказано выше. Природная сдержанность, воспитанность стоика или чувство умеренности и пристойности могут вызвать нежелание у пациента выставлять своё горе напоказ. Вместо этого они становятся отстранение молчаливыми. Некоторые могут даже отрицать своё несчастье. Однако, побуждаемые врачом, они признаются в том, что испытывают «чувство печали после тяжелого горя» (Геринг).

Подтверждением такой картины Ignatia была одна пациентка, которая никогда не жаловалась и не показывала признаков подавленности и уныния. Она постоянно шутила и вообще считалась опорой семьи. Но у неё был сухой бронхиальный кашель, который тянулся неделями, несмотря на повторные курсы лечения антибиотиками. Отвечая на вопросы врача, она призналась, что чувствует себя «отчаянно одинокой, в полной депрессии и потерпевшей поражение во взаимоотношениях», поскольку недавно порвала со своим любовником. Она не позволяет себе это показывать на людях, но упорный кашель является отражением непрерывных попыток организма избавиться от психического напряжения. И в её веселости была какая-то натянутость, поддельная беспечность, которая характерна для Ignatia, Nux vomica и Natrum muriaticum.

Несколько доз Ignatia в потенции 1M, за которой через три недели последовал Tuberculinum 200 от кашля, оказались достаточными для нормализации психического состояния, а вследствие этого и физического (гомеопатическая практика показывает, что психические симптомы часто поддаются лечению в первую очередь, а физические — следом за ними).

Сдержанную и стоически терпеливую Ignatia иногда трудно отличить от Sepia, Staphysagria или Natrum muriaticum, и в этом случае физические симптомы приобретают первостепенное значение. Тем не менее, можно чётко определить некоторые психические различия.

Когда сознание Ignatia полностью поглощено любовью, она обычно всё идеализирует и романтизирует, в отличие от Staphisagria, у которой «толпятся и теснят одна другую сексуальные мысли» (Кент). Ignatia отличается от Sepia тем, что не становится, как та, холодной и неотзывчивой после того, как ей причинили боль разочарования в любви, и не станет утверждать: «Я не хочу больше никаких близких отношений ни с кем в будущем. Я не хочу, чтобы ещё хоть один мужчина даже прикасался ко мне!» — или видеть во сне «крыс» (Кент) при всяких сексуальных беспокойствах. Её чувствительность и эмоции остаются обостренными, нервы её обнажены, и она явно потеряна. В отличие от Staphysagria она не вынашивает такого неумолимого отрицания и долго подавляемого гнева, за которым следуют бурные взрывы, хотя Ignatia может также «молчаливо скрывать» (Берике) подавляемую печаль.

Ignatia в то же время и не настолько замкнута в своих несчастливых эмоциях, как Natrum muriaticum (вспомним героиню Диккенса мисс Хэвишем, упомянутую в главе о Natrum muriaticum). Ignatia скорее попалась временно в какие-то саморазрушительные страдания и размышления. С другой стороны, её разум, как правило, менее управляем, чем у трех перечисленных конституциональных типов, и пациентка проявляет больше замешательства, видимого для окружающих, а также нервного возбуждения и уязвимости.

Для того, чтобы найти поддержку у других людей, человек вынужден открыться и сделаться уязвимым. Часто Sepia, Staphysagria и Natrum muriaticum не идут на риск поделиться с кем-то своим горем и замыкаются в себе. Но Ignatia (как Pulsatilla и Phosphorus), даже если она грустит молча, распространяет вокруг себя атмосферу заметной беспомощности и потребность в помощи («Я так несчастна, разве вы не видите, в каком я отчаянном состоянии? Пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы помочь мне!»).

Без сомнения, действие Ignatia прежде всего, направлено на самые выраженные эмоциональные и физические нарушения. Ганеман писал, что лекарство особенно «эффективно действует при внезапных приступах и острых заболеваниях… её действие кончается обычно через несколько дней… Она подходит, но всего в нескольких редких случаях для лечения хронических заболеваний и только в сочетании с попеременным применением с какими-нибудь другими нужными лекарствами более длительного действия». Поэтому опытный врач обычно прописывает Ignatia до тех пор, пока не пройдет острая стадия заболевания, а затем переходит к конституциональному средству. Однако, как это бывает с полихрестами, Ignatia тоже может переступать традиционно отведенные ей пределы и играть роль конституционального лекарства в лечении хронических болезней.