Монстром буду я - Мария Власова

в темной тонкой рубашке и в таких же штанах. Но и этого ему оказалось мало, судя по движению рук, он начал расстегивать рубашку, очень медленно. Жара что ли в голову ударила? Как мой больной мозг заменил последовавшее шипение монстра монстров при таком интересном занятии, не сложно догадаться:

«— А давай я сейчас это проверю и … потеребонькаю?» — прозвучал в моей голове вольный перевод прозвучавшей от главного монстра фразы.

«— Не надо!» — почти сразу отозвался Маратик.

Бедняжка, он аж к двери на шаг отступил. На симпатичном личике, так сильно похожем на женское, отобразился самый натуральный испуг. Не думала, что их лица способны сереть ещё больше, но лицо Маратика доказало обратное, стало еще более серым, несколько подпортил его красоту.

«— Что «не надо»?» — поинтересовался с иронией главнокомандующий.

«— Не надо теребонькать!» — решительно заявил помощник и сжал свои изящные ручки с длинными пальцами в кулаки.

«— Надо, Маратик, надо!» — выдал монстр расхожее в нашей деревне выражение, ну или что-то подобное, резко распахнув рубашку.

В шкафу стало нереально тесно, дернулась назад, разрываясь между желанием блевать и ржать как лошадь. Нет, ну что со мной не так? Щеки покрылись густым румянцем, сердце лихо выбило несколько ударов в бешеном ритме разудалой чечётки. Что вообще значит эта фраза: «теребонькать»?! Нерешительно взглянула в щель, чтобы увидеть голую спину главнокомандующего монстра. Рубашка покоится в камине, скомканная как будто тряпка. Вот же зажрался, честное слово! А дедушкам и бабушкам убирать у этой свиньи недоделанной.

«— Сам разденешься или мне помочь?» — выдала реплику моя фантазия за это широкоплечее двухметровое существо.

Ох, как же у меня глаза на лоб полезли, когда Маратик зачем-то начал закатывать рукава своего одеяния. Оно вообще странное у сереньких, как будто ряса или платье какое-то, правда, в отличие от последнего, под ним всегда штаны надеты. Это он так неумело раздеться хочет? Дальше, не отводя от монстра взгляда, положил одну свою руку на оголенное плечо, а вторую куда-то на уровне груди. На лбу серого выступил пот, он поджал губы и посмотрел куда-то вниз.

«— Потеребонькай!» — приказным тоном громко прошипел главнокомандующий.

Конечно, вряд ли он потребовал именно то, что я себе напридумывала, ну, по крайней мере, я на это надеюсь. Но от звучания его голоса я подпрыгнула, сильно рискуя выдать себя с потрохами. Хорошо хоть никто из них не заметил, как содрогнулся стоящий в комнате шкаф, серенькие всецело были заняты друг другом. По спине пробежали мурашки, что-то в последней мысли было не так.

«— Будь нежным», — прошипел главнокомандующий, но в этот раз по-другому, мягко и нежно, если не сказать, с мольбой.

Моя психика начала меня подводить, где-то в черепушке кто-то открыл кран смешинок, и вот-вот начнется, по меньшей мере, всемирный потоп. Маратик с сосредоточенным, напряженным выражением лица начал водить свободной рукой туда-сюда, а в моем мозгу всплыла полная понимания мысль, описывающая его действия: теребонькает. Вроде, казалось бы, сама себя развлекаю, это слово тоже сама придумала, но смеяться хочется так, что все лицо сводит от напряжения мышц. Вот что значит, не выдерживают нервы от непосильной задачи и ужасных условий. Схожу с ума, а сумасшедших у нас на кострах сжигают. Плохи мои дела, плохи! Может они там чем-то серьёзным занимаются, ну, не знаю… Целуются? От сдавленного смеха меня согнуло пополам, да так неудачно, что дверь шкафа приоткрылась еще больше. Исключительно это и помогло слегка прикрыть мои краны смеха и вспомнить о том, что если меня здесь найдут, уже будет не до смеха.

Высунуться и посмотреть, что там происходит, и как далеко зашли эти двое, раньше не могла, боялась. Только когда что-то громко скрипнуло, нарушая пугающую тишину в этой комнате, смогла, наконец, взглянуть на то, что там происходит. И то пришлось прикрыться полностью каким-то длинным платьем. Теперь главнокомандующий, все также без рубашки, сидел на стуле за столом. Марат стоял недалеко от него, как-то боком, соединив руки в районе паха. Мои губы нервно задрожали, так как воображение быстренько дорисовало пропущенные мной эпизоды, и я с трудом сдержала желание засмеяться. Даже когда недомужик недовольным тоном изрек в моей голове: «Не кончил», — не засмеялась. Да меня теперь Царевной-Несмеяной из сказок можно называть, и это при том, что в деревенских компаниях я всегда смеялась громче и чаще остальных. Не то что смешливая была, просто не смеяться, когда смеются остальные сложно. Ну что поделать, часто в истории попадаю, и часто они мне боком выходят. Ну и что? Унывать что ли теперь? Плакать? Нет, я уже наплакалась, да и не помогут мне сейчас слёзы.

«— Ты был хорош», — выдал в моей голове главнокомандующий.

Лицо уже чесалось от пыли, возможности вытереть его не было, это бы сразу заметили в комнате.

«— Да, но я не получил удовольствия от нашего теребоньканья. Так что, может, продолжим?»

Маратик указал рукой на дверь кабинета, и я чуть не дернулась, желая увидеть все лично. Да я не о теребоньканье! Мне хотелось увидеть, у кого был ключ от этой двери и где они его прячут. К запретной двери подошел помощник и ловким движением из потайного нагрудного кармана достал толстый и действительно длинный ключ. Это как я его оттуда достану? Мужчины вошли в кабинет, но дверь за собой не закрыли. Их шипение разобрать невозможно было, да и желания развлекаться так дальше в себе не нашла.

Не знаю, сколько времени просидела в шкафу, не двигаясь, но спина и мышцы уже ныли от неудобной позы. Да и свет в комнате почти полностью погас, солнце зашло, а это означает лишь одно — у меня осталось мало времени. А мне ведь надо было успеть предупредить дедушек и бабушек. Да, такими темпами мы банально не успеем ничего сделать. Уже молчу о том, что обо мне могли спохватиться и начать искать! Не факт, что сейчас не заявится какой-нибудь серенький с криками о моём побеге. Было бы хорошо, если бы оно так и было. Однако проблема в том, что я всё ещё здесь, да и стариков подставлять не хотелось, могут пострадать, как мои подельники.

Словом, решилась, наконец, уходить. Дабы не светить, несмотря на полумрак, ярким фартуком, сняла его. Платье стало уже совсем грязным, лишь на месте, где был фартук, светилось белое пятно. Чтобы скрыть свою одежду сняла самое темное платье, которое нашла в этом гардеробе. Затем очень медленно открыла полностью дверь шкафа. Еще медленней и нерешительно двинулась