Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней - Лейбин Валерий Моисеевич

В тот раз Юнг впервые, пожалуй, озвучил мысль, что больше не хочет подавлять свое чувство по отношению ко мне. При этом он признался, что я являюсь его первой и самой дорогой подругой.

Прозрение Юнга не получило немедленного претворения в реальность. Я не была готова к такому повороту событий, хотя в моих фантазиях он давно был моим любовником.

Позднее инцидент с гнусной сплетней на несколько месяцев заслонил «замечательное прозрение» Юнга. Ему и мне было не до того, чтобы размышлять о пользе моногамии.

Честно говоря, в тот момент, когда он стал рассказывать мне о Гроссе, я была далека от того, чтобы воспринимать какие-то идеи.

Меня захватило признание Юнга в том, что именно я являюсь для него первой и самой дорогой подругой. Хотелось бы, конечно, быть еще и единственной для него женщиной, но, к сожалению, у него есть жена, и с этим фактом приходится считаться.

После того как инцидент со сплетней был исчерпан, а наши отношения с Юнгом вышли за границы чистой дружбы, меня не раз посещали мысли о том, почему примерный семьянин захотел найти прибежище в полигамии и какую роль сыграла я в прозрении женатого мужчины.

Меня тешило то, что именно я, его бывшая пациентка, а не другие влюбленные в него женщины, о чем он сам неоднократно говорил, стала причиной произошедшего в нем изменения. И меня почему-то не смущала мысль о полигамии, так как я воспринимала ее через призму решения Юнга изменить своей жене и иметь физическую близость со мной.

Мне не приходила в голову мысль о том, что полигамия предполагает интимные отношения Юнга не только со мной, но и со своей женой. О других женщинах я вообще не думала. Я даже не могла себе представить, что, помимо меня, Юнг может увлечься кем-либо еще.

Меня распирала гордость от осознания того, что я любима Юнгом и что моя любовь к нему растопила лед неприступности профессионального врача и рассудительного ученого, поглощенного исключительно своей работой.

Я полагала, что именно мои чары околдовали Юнга и, заразившись моей страстью к нему, он дрогнул, не устоял перед своими потаенными, скрываемыми от всех, в том числе и от самого себя, желаниями. Во всяком случае мне хотелось, чтобы это было именно так. Ни о чем другом я не могла и помыслить.

Полигамия как средство лечения

На самом деле все было далеко не так, как представляла себе Сабина.

Да, действительно, привлекательная и чрезвычайно чувствительная молодая девушка нарушила семейный покой Юнга и привнесла в его жизнь глубокие переживания, связанные с вполне понятными эротическими желаниями любого здорового мужчины.

Да, действительно, первый его опыт использования психоаналитического метода лечения оказался таковым, что он вовлек молодого Юнга в терапевтические отношения, оказавшиеся для него серьезным испытанием.

Да, действительно, не обладая ни теоретическими знаниями, ни практическим опытом работы с переносом и контрпереносом, Юнг не представлял себе те опасности, которые поджидают начинающего аналитика на тернистом пути свободного ассоциирования пациента и свободно плавающего внимания врача, когда бессознательное того и другого врывается в сферу сексуальности и вступает в конфликт с сознанием, обремененным социальными нормами и культурными запретами.

Вместе с тем врачебная деятельность Юнга преподнесла ему «подарок» в лице одного из его пациентов, который в контексте его терапевтических и вне-терапевтических отношений с Сабиной Шпильрейн фактически взорвал ранее разделяемые и неукоснительно соблюдаемые им ценностные установки, связанные с браком, семьей, сексуальностью.

Речь идет об Отто Гроссе, оказавшем своеобразное влияние на Юнга.

Кем же был этот человек и какую роль он сыграл в жизни швейцарского психиатра, лечившего Сабину Шпильрейн?

Отто Ганс Адольф Гросс родился в 1877 году. Он был сыном известного в то время криминалиста Ганса Гросса, занимавшегося исследованием и анализом улик, создавшего Институт криминалистики и написавшего первый учебник по раскрытию преступлений.

Он получил медицинское образование в Грасе, экспериментировал с воздействующими на психику человека веществами и в период работы судовым врачом во время морского путешествия в Южную Америку в 1900 и 1901 годах прибегал к наркотикам, чтобы не предаваться тоске. Позднее он стал настолько злоупотреблять морфием, что ему приходилось дважды в день прибегать к этому средству, без которого он уже не мог обходиться при исполнении своих служебных обязанностей в психиатрической клинике в Грасе, где он одно время работал.

В 1902 году по просьбе отца он был принят на лечение в психиатрическую клинику Бургхольцли, где ему был поставлен диагноз «морфинизм». Через три месяца его выписали из этой клиники, но в 1907 году он попал в клинику Эмиля Крапелина в Мюнхене, где прошел краткосрочный курс лечения.

К тому времени Гросс познакомился с психоаналитическими идеями Фрейда, сравнил их с представлениями Крапелина о маниакально-депрессивном умопомешательстве и в 1907 году написал небольшую работу, в которой отдал предпочтение психоанализу.

Фрейд не только ознакомился с этой книгой, но и в какой-то степени был признателен ее автору.

Особенно его порадовало письмо от немецкого писателя Эриха Мюзема, выразившего Фрейду свою благодарность за исцеление с помощью психоаналитического метода, который использовал его лечащий врач в процессе шестинедельного лечения своего пациента.

Он написал Фрейду о том, что «имел возможность наблюдать, как в один прекрасный момент, благодаря вопросу врача и моему ответу на него, внезапно отвалился весь болезненный нарост». Гросс как раз и был тем врачом, который проводил по-своему понятый курс психоаналитического лечения Эриха Мюзема.

Гросс вращался в среде писателей и художников, проводил своеобразные психоаналитические сеансы среди богемы в одном из кафе в Швабинге, прозванном «кафе мегаломанов». Он завораживал своих слушателей идеями, почерпнутыми из работ Ницше и Фрейда, призывал их к тому, чтобы они никогда не подавляли свои влечения, говорил о необходимости сексуальной свободы.

Переезжая из Швабинга в Цюрих и в Аскону, небольшую деревню в итальянской части Швейцарии, Гросс приобщился к богемной жизни. Вместе с тем, осуществляя психоаналитическое лечение обращавшихся к нему за помощью писателей и художников, он пробудил у них интерес к психоанализу Фрейда.

Сам Гросс не только излагал свои взгляды перед теми, кто его охотно слушал, но и, претворяя теорию в практику, демонстрировал на примере собственного образа жизни необходимость развития новой этики, основанной на полной свободе сексуальных отношений. Сторонник полигамии, он имел интимную связь со многими женщинами, в том числе женами и сестрами своих друзей.

В 1907 году его жена Фрида, в браке с которой он состоял с 1903 года, и одна из сестер супруги его знакомого, а он был в близких отношениях с обеими сестрами, одновременно родили от Гросса сыновей.

Юнг знал кое-что о Гроссе.

Как и Фрейд, он обратил внимание на работу Гросса, посвященную сравнению психоаналитических идей с концепцией Крапелина о маниакально-депрессивном умопомешательстве. В конце июня 1907 в письме к Фрейду Юнг высказал несколько далеко не восторженных соображений о данной работе, в то же время заметив, что у Гросса «блестящий ум». Одновременно он попросил Фрейда высказать свое мнение о Гроссе и его работе.

В ответном письме Юнгу мэтр психоанализа написал, что Гросс – «высоко интеллектуальный человек», но в его работе много теории и слишком мало наблюдений. Сделанный им в работе анализ далеко не полон, а мотивировка не вполне адекватна. Все это является, на его взгляд, отражением «абнормальной аффективной жизни», о которой известно Юнгу. При этом Фрейд заметил, что Гросс напоминает ему маленького древнего египтянина, который никогда не меняет свой пантеон, но каждый раз выбирает себе нового бога и выдвигает новую концепцию вместо старой, в результате чего возникает «неправдоподобная путаница».