Полигон - Александр Шакилов

Исходя из логики происходящего, настала очередь третьего слонопотама завладеть моим бренным телом. Не зря же он бушевал в зарослях, неподалеку от поляны молний. Пора бы ему меня перехватить!..

Но вместо того чтобы поддержать меня в трудную минуту, третий мутант, на полном ходу сломав пару яблонь и столько же абрикосов, врезался в слонопотама номер один. Тот как раз тянул ко мне свой загребущий хобот, но был отброшен метров на пять и перевернут сначала на бок, а потом и вовсе на спину. При этом поверженный снес полдесятка фруктовых деревьев.

Я же, так и не дождавшись очередного хобота, рухнул обратно в бетонную яму. И на этот раз высота, с которой я сверзился, уже не оставила меня равнодушным к строительному мусору, слегка припорошенному палой листвой.

– Твааюууу ммма-ааать!!! – выдал я рев, ничуть не уступающий позывным разъяренного слонопотама.

И меня тут же вновь схватили и утащили.

На этот раз – под землю.

У Милены хватка жестче, а значит, низвергнутого меня посмел коснуться «африканец», который был и есть настолько туп, что вряд ли знает таблицу умножения. О чем, оказавшись под сенью бетона, я и сообщил Милене, особо налегая на то, что уж она-то могла постараться избавить мужа от полетных волнений.

– Пулей в лоб? Это, Край, без проблем. Хоть сейчас, – парировала супруга.

Фонарь Резака – его нужно постоянно подзаряжать, нажимая на неподатливый рычаг в рукоятке, – скудно освещал дыру, в которой мы оказались. Это был обычный канализационный коллектор прямоугольного сечения, когда-то служивший на благо ассенизации, но давно уже промытый весенними паводками настолько, что внутренности его не только не содержали отходов жизнедеятельности, но даже не сохранили их зловонного духа.

Наверху, прямо над нами, вовсю бушевали слонопотамы. Они то ревели, то замолкали, то, натужно топоча, принимались валить деревья. Одного только мутанты не делали – не спешили оставить нас в покое.

– Чего сидим? – я, как прибывший последним в коллектор, решил взять командование спасательной операцией в свои крепкие мозолистые руки. – Выбираться собираемся вообще или нет? Это коллектор. Наверняка неподалеку есть вертикальная шахта. По ней выберемся на поверхность. В шахтах всегда есть лестница – ну, такие стальные скобы, вмурованные…

– Нет. – Резак трижды с треском нажал на рычаг фонаря.

– Ну, ты, дружище, оставайся, а мы…

– Ты не понял, Макс, – подала голос Милена, – коллектор завален. Еще метров десять проползти можно – и все, тупик.

– На склоне холма дачный поселок построили еще при Союзе. – Резак вновь затрещал фонарем. – Причем круто все было поставлено: асфальтовые дороги, канализация, воду провели… Да только почва поплыла. Плохое место выбрали. Да что там говорить… Просто прими как факт, умник: коллектор завален. И выход на поверхность у нас только один. Он там же, где вход. И там нас ждут.

Да уж, судя по звукам с поверхности, слонопотамы уходить не собирались. Они явились на пикник и очень расстроились из-за того, что три пока что сырых шашлыка – по одному на мутанта – спрятались от них под землей.

Я внимательно осмотрел стены и потолок коллектора: нет ли трещин, выдержат ли они пляску бронированных многотонных монстров?..

– Похоже, мы тут надолго застряли, – резюмировал я. – Предлагаю как-то развлечься, чтобы время скоротать. В «города» поиграем? Или будем загадки загадывать? Начнем с классики. Вот скажи-ка мне, дружище Резак, что это такое – зимой и летом одним цветом?

– Чего?

– Это загадка. Детская. Ответ знаешь? Все знают.

Щелкнув пару раз фонарем, Резак с подозрением на меня уставился и, сообразив, что я намерен-таки получить ответ на вопрос, уверенно выдал:

– Автомат Калашникова.

И уточнил:

– Если его не покрасить в декабре или в июне.

Мы с Миленой засмеялись, оценив чувство юмора «африканца». Но Резак наше веселье не поддержал – хмуро нажав на рычаг фонаря, он посмотрел на нас так, будто мы – два профессора на экзамене, а он – студент-двоечник. Меня даже посетила безумная мысль, что парень не знает правильного ответа. Милена вон тоже слегка напряглась.

– Малыш, а может, это елка? – намекнула она. – Ну, то есть сосна?

– Нет, автомат Калашникова.

– Э-э… Дружище, вот смотри: елка зеленая и зимой, и летом, – настала моя очередь намекать. – Поэтому правильный ответ…

– А если покрасить? – Резак пристально посмотрел мне в глаза. – Если сосну в феврале покрасить в желтый? А в августе – в синий? Разве будет тогда она одним цветом зимой и летом?

Мы с Миленой переглянулись.

– Точно, дружище. Правильный ответ: автомат Калашникова.

– Да-да, малыш, это автомат…

Милена не договорила, ее прервал хохот Резака.

– Видели бы вы себя! – чуть успокоившись, выдал он. – Вы б еще про «девицу в темнице» и про «слезы проливает» спросили! Ладно, семейные, вы как хотите, а я спать буду. Из-за тех, кто наверху, к нам ни одна тварь не подползет, так что можно расслабиться…

Передав мне фонарь, Резак умостился на сидоры – свой и мой – уже через пару минут начал посапывать.

– Смотри, Край, какой он молодец. – Милена тоже принялась умащиваться. – У парня вместо нервов стальные тросы.

С каких это пор моя супруга чужим мужикам комплименты отпускает? Впрочем, пусть себе. Мне в голову полезли всякие мысли, которые тут же захотелось озвучить:

– Любимая, ты когда-нибудь задумывалась, почему на Земле столько всякой дряни образовалось за последние полста лет, даже меньше? Чернобыль, Московский Сектор, Хармонт с радиантом Пильмана, еще какая-то хрень… Полигон вот еще…

– А при чем тут Полигон? Это ведь военные…

– Любимая, ты сама хоть в это веришь? Ну загрузил тебе, малышке совсем, твой папочка дорогой эту установку, запудрил мозги, так что теперь, до могилы ему верить? Очнись, счастье мое. Посмотри по сторонам. Вспомни приборы, вспомни мутантов. Нет у нас, у людей, таких технологий, хоть явных, хоть тайных.

Милена молчала. Определенно, она обиделась на то, что я непочтительно отозвался о ее приемном родителе.

– Свалка, – я первым нарушил затянувшееся молчание.

– Что?

– Вся наша планета стала просто свалкой.

– По-моему, Макс, ты бредишь.

– Земля теперь свалка, – настойчиво повторил я. – И мусор сюда сбрасывают разные звездные цивилизации, не одна. И они настолько чужды нам, что мы просто не можем понять, для чего вообще подобное затевать.

Милена презрительно хмыкнула и отвернулась. А ведь я хотел сообщить ей доводы в защиту своей теории. Хотел провести аналогию между дикими зверушками, которые живут себе где-нибудь в поле, горя не знают, а потом приезжает первый мусоровоз и вываливает прямо на чью-то норку зловонное содержимое стального нутра. Зверушки в шоке, зверушкам такое не нравится, но что они могут сделать? Кинуться под колеса и тем самым выразить протест? Да пожалуйста, да сколько угодно, но не факт, что водитель мусоровоза заметит демарш. А если даже и заметит, сбавит ли скорость? И уж точно не прекратит вываливать тонны дряни на чисто поле, чьим-то мудрым решением ставшее полигоном бытовых отходов. Полигоном, м-да… Зверушкам вообще не понять, зачем надо свое непотребное куда-то перемещать. Зверушки отходы жизнедеятельности зарывают там, где испражнились, и отходы эти удобряют почву, а не загрязняют ее. И попробуй объясни им, что нам, людям, никак без полиэтиленовых пакетов, которые по полтыщи лет будут разлагаться. Ну, можно возра-зить, что это ж дикое зверье, не знающее плодов цивилизации. О’кей, давайте попробуем объяснить домашней кошке, замершей в напряженной позе над лотком, как устроена канализация и зачем нужны очистные сооружения. Слабо, да? А вот насчет того, что на Земле опорожняются разные чужаки… Ну так и на свалку ездит не один мусоровоз, а много. И управляют ими люди в возрасте и молодые, низкие и высокие, худые и… Короче говоря, разные. Да и марки мусоровозов тоже… И все бы ничего, зверушки на свалке как-то приспосабливаются жить и даже жирок нагуливают, лопая объедки. Но на любой свалке всегда появляются бешеные лисы, и свалки имеют свойство гореть…

Но – Милена отвернулась, а значит, ей сегодня не прозреть. Пусть себе живет спокойно, знать не зная, ведать не ведая. За нее и Патрика волноваться буду я. Не хочу, чтоб мой сын жил на помойке. Ну вот не хочу – и все!..

Глаза мои закрылись сами собой.

* * *

Подняло меня тревожное предчувствие.

Вскоре случится что-то очень плохое. Если уже не случилось.

Я нащупал фонарь Резака и включил его. Рядом, сунув ладошки под щеку, Милена храпела так, что бетонные стены дрожали. Я прям залюбовался ею. Захотелось, сняв чертов респиратор, прикоснуться ладонью к ее лицу, и не ладонью даже, а губами, скользнуть по щеке, найти ее мягкие, податливые…

Стоп. Что-то не так.

Спустя два удара сердца я понял что именно. В нашем убежище не хватало «африканца». Не то чтобы я по нему сильно соскучился, но… Где этот чертов недоносок?!