Приключения бывшего мичмана - Алексей Ловкачёв

Ты все думаешь — нет мне дела

до озябшей твоей души?

Потемнело, похолодело,

зашуршали в траве ежи…

— Да, у нее, — подтвердил Алексий. — Только это не прохлада и не холодок, а свежесть, — сказал он дальше, запросто читая мои мысли, впрочем, их нетрудно было прочитать, видя, что я пожимаю плечами. — А чем еще может угостить человека ветер? Именно–именно, чистотой, бодростью и сочностью бытия.

— Бодрость бы мне не помешала, — ляпнул я ни к селу, ни к городу, словно жалуясь. — А то тут выламываются всякие фифочки, а ты ходи как недотепа.

— А что такое?

И я рассказал историю со страстными — да–да, страстными, и не спорьте! — взглядами, бросаемыми на меня женщиной в свой последний молодой день рождения.

— То подговаривает друзей позвать меня в свою компанию, то не замечает. Как Маргарита Терехова…

— Вернее, собака на сене… Да?

— Помнишь ту женщину, которую ты нарисовал на стене своей комнаты, расположив ее так, чтобы розетка находилась в интересном месте? — снова брякнул я невпопад.

— Помню, — сказал Алексий бесстрастно и начал наматывать на руку лунное сияние, как женщины наматывают шерсть для вязания. Потом кинул мне на плечи что–то, от чего стало тепло–тепло. — Ты продрог, согрейся этим пледом.

Мне нечего было долго рассказывать, но говорил я часами. Так бывает только ночью и только после долгой разлуки. Видимо, я вспоминал годы, проведенные без Алексия. Он только утвердительно кивал, тем не менее, слушал без смешков. А потом вздохнул.

— Так что ты на это скажешь? — приставал я к другу. — Как мне завтра держаться с нею?

— Возмутительница твоего покоя чувствует приближение чего–то огромного, очень страшного, что изменит ее… — вдруг совсем севшим, даже сиплым голосом сказал он. — Она боится, пытается уклониться от этой встречи. Ей очень хотелось бы спрятаться за тебя, пересидеть страшное приближение, подождать, пока оно пройдет мимо. Но кто–то подсказал ей, что рок неминуем. И она решила пощадить тебя.

— И что мне делать?

— Могу тебя порадовать — как раз ничего делать не надо. Это обреченность, старина.

— Обреченность? — я весь затрепетал от неописуемого ужаса, которого не знал никогда раньше, но о котором читал в книгах, где его называли животным. — На что?

— Всего лишь на воздержание — воздержание здесь. Понимаешь, ты обязан не подвести эту женщину. Ей точно так же страшно, как было тебе минуту назад. Только от своего страха ей избавиться не дано. Подай ей пример мужества и стойкости, покажи, что и в воздержании можно жить счастливо, — голос его струился как лунные сумерки и показался мне уставшим, таким уставшим от жизни, что захотелось прилечь. — Давай, ложись, постарайся заснуть, а я еще посижу, — сказал он.

А потом ушел, конечно. Ведь мы повидались, поговорили.

8 мая — день второй

На следующий день после завтрака я встретился с Анатолием. И услышал от него неприятное заявление, дескать, я не ответил Светлане, когда сидел за столом, а она прошла мимо меня и поздоровалась. Моим удивлению и досаде не было конца, так как я ее просто не заметил, что не может не быть для готовой к обидам девушки еще более обидным. Мне вовсе не хотелось представать в виде рассерженного искателя приключений, переставшего замечать девушку из–за того, что она не пригласила его «на чай, кофе и так далее». Поэтому впоследствии я старался быть внимательным и чуть ли не с подобострастием здоровался с ней.

Анатолий добавил, что Светлана девушка аккуратная, имея в виду ее фигурку, и что она ему нравится. Я был удивлен тем, что детенышу гиппопотама нравятся лани, однако порадовался его вкусу. Значит, Анатолий все–таки любитель изящных форм, а что же он тогда завис на Майе, — невольно пронеслось в моем мозгу. Видимо, у тела одни запросы, а у души другие. Анатолию я ответил, что Света не в моем вкусе и вчерашняя моя галантность была ею неправильно истолкована, мол, не стоит путать радость души от начала отдыха с материальными потребностями человека, которые могут быть весьма скромными и целомудренными.

Я был крайне раздосадован, показалось, что коварная служительница Асклепия затевала против меня слишком серьезную интригу — отталкивала и звала, не подпускала и не отпускала.

И тут я вспомнил ночной визит Алексия, который чуть не забылся после крепкого отдыха, как обычно утром забываются сновидения! Чудак он, однако, непредсказуемый человек. Зато успокоил, что камень с плеч снял, — оказывается, ничего мне делать не надо. Кстати или нет, мне припомнился эпизод из его похождений… Дело в том, что мой друг в молодости был тот еще ходок по женщинам, и поучительных историй у него накопилось — на все случаи жизни хватит. Вот одна из них, которая, кажется, дополнительно могла успокоить мое волнение.

Однажды он увлекся вдовушкой — пышной яркой блондинкой с добрыми коровьими глазами, старше него аж на целую пятилетку. Вроде бы добра была она к нему и полностью лояльна, ни на чем не настаивала — удобная во всех отношениях. И поскольку на тот момент не было у него других увлечений, чтобы потешить душу и тело, то он и польстился.

Некоторое время ему нравились она сама, ее постель и то чем они там занимались. Пышные женские формы, накрахмаленное белье, вкусная домашняя еда, чистота и порядок в доме, отсутствие умных разговоров — это был настоящий мещанский рай, который нет–нет, да и подзывал Алексия к себе. А уж безумные ночи без сна и покоя и вовсе навсегда остались светлым пятном в его памяти, как и ее тело в облаках мягкой белоснежности.

Кто знает, сколько бы он еще продолжался этот роман, но один непредвиденный случай изменил отношение к милашке. Как–то заявился он к ней в гости без предупреждения, а в доме — хоть шаром покати, поесть нечего. Ну, дело не хитрое — пошли они вдвоем в ближайший продуктовый магазин, чтобы скупиться. Стоят, ждут своей очереди.

И тут выныривает из подсобки фрукт, по виду явно взращенный на южном солнце, скорее всего где–то в Средней Азии. Как старый знакомый он подходит к его женщине и затевает беседу, из которой явствовало, что по жизни эти двое пересекались не единожды, причем, судя по его вожделенным взглядам, перекресток их встреч находился в ее квартире. Осознавая себя третьим лишним при встрече столь близких старых знакомых, Алексий тихо и незаметно отошел, а потом сел в троллейбус и был таков.

Его отношение к любительнице смуглых тел изменилось, он возненавидел пышную блондинку ненавистью не активной, но утомительной, потерял к ней влечение, ее судьба стала ему безразлична.

Однако ее интерес к Алексию только разгорался. Глупая блондинка ничего не поняла и часто названивала по телефону, прося у него прощения, а через общих знакомых бомбардировала приветами и приглашениями. Эти затеи особенной радости у Алексия не вызывали, однако некоторое удовлетворение приносили. Сам себе он говорил: «Мое равнодушие — это тебе наказание за то, что оскорбила меня перед срамным фруктом!» Прошло время, и светловолосая вдовушка окончательно была похоронена в самом темном углу его памяти. Лишь иногда, завидев девицу с похожими формами, легкой тенью возникал ее образ в памяти, оставляя в душе неприятный осадок.

Так будет и с этой историей, успел подумать я. Затем подошла Майя, и мы начали мило болтать о том, о сем. Анатолий, воспользовавшись моментом, наябедничал на свою подружку. Как–то они с Майей шли по дороге на прогулку и увидели женщину, выкапывающую из земли небольшое плодовое дерево, наверное, чтобы пересадить в свой сад. Как впоследствии оказалось, это была их инструктор по лечебной физкультуре (ЛФК). Майя, видя, что женщине тяжело, решила предложить помощь, и спросила

— Вам помочь?

Та ответила, что от помощи не откажется. Тогда Майя и предложила своему кавалеру:

— Ну–ка, Анатолий, помоги женщине.

Анатолий, подчиняясь женскому произволу и диктату, не безропотно был вынужден засучить рукава, а Майя по этому поводу еще и позубоскалила.

До обеда я решил прогуляться к небольшому озеру под названием Борковщина, где бьют три ключа. Оно находилось рядом с развилкой. Не спеша я прошелся к ним, оказавшимся упакованными в каменную стену. Туда были вставлены металлические трубы, и из них струилась полезная для здоровья вода. А рядом кто–то соорудил каменную горку, для красоты, наверное.

Днем я принес Анатолию две газеты, где были напечатаны отрывки из моей книги воспоминаний «Синдром подводника» — о службе на подводных лодках. Он прочитал, а вслед за ним и Николай Васильевич. Под впечатлением от прочитанного Николай Васильевич бросился ко мне, чтобы поговорить на эту тему, однако перепутал мой номер и попал не туда. Горя нетерпением выговориться, он не находил себе места.