Чужие интриги - Сандра Браун

– Ладно. – судя по тону, она его не убедила. – Какая-то ты сегодня агрессивная, – проворчал он.

– Я переживаю за расследование.

– Стало быть, отступать ты не намерена?

– Ни за что. Ты помнишь хоть один случай, чтобы босс малоизвестного репортера удостоился визита федералов? Чем больше дверей захлопывается у меня перед носом, тем сильнее я подозреваю, что кому-то есть что скрывать.

– Ладно, я понял. Когда возвращаешься?

– Завтра. Следы явно ведут в Вашингтон. О Ванессе что-нибудь слышно?

– По-прежнему вешают лапшу на уши.

– Ясно. Позвоню завтра вечером, когда доберусь до дома. У тебя все в порядке?

– Все отлично, – буркнул он, хотя по голосу было понятно, что это не так. – Слушай, Барри… Если вляпаешься в какое-то дерьмо… Короче, будь осторожна. Ты меня понимаешь?

Услышав в его голосе искреннее беспокойство, Барри растрогалась и вдруг почувствовала, как сильно соскучилась по нему. Даже повесив трубку, она долго держала телефон в руках, словно не решаясь порвать невидимую нить, связывающую ее с Дэйли. Он был для нее скорее семьей, чем другом, и больше родителем, чем ее собственные отец с матерью, вместе взятые.

Только сейчас почувствовав, как устала, Барри отправилась в ванную и стала раздеваться. Зеркало над раковиной оказалось еще более безжалостным, чем то, что висело в комнате. Выглядела она хуже некуда. В последний раз она красилась тридцать шесть часов назад, и то немногое, что осталось от ее макияжа, выглядело довольно жалко. Вокруг глаз разбегались морщинки, казавшиеся еще глубже, чем обычно. Ей уже стукнуло тридцать три. Как она будет выглядеть через десять лет? А через двадцать? Барри понятия не имела – сравнивать было не с кем. Ее мать умерла, не дожив до этого возраста.

Отдернув занавеску, Барри встала под душ. И невольно вздрогнула, когда тугие струи воды хлестнули ее по груди. Опустив глаза, она попыталась рассмотреть, почему так жжет. На ее груди виднелись розовые ссадины. Кожа на лобке горела огнем.

Господи, что она наделала?

Мысленно застонав, Барри сунула голову под душ, отчаянно надеясь, что сильная струя смоет всякое воспоминание о Грее Бондюране. Без одежды его тело казалось худощавым, но при этом крепким и гибким. Хрупкое очарование юности с годами ушло, оставив вместо себя усталость и шрамы. Но они непостижимым образом добавляли ему привлекательности, точно так же, как седеющие виски и морщинки в уголках глаза сделали его лицо интереснее.

Ей нужно как следует отдохнуть, решила Барри, втирая в волосы шампунь. Усталость и переживания делали ее слабой, она становилась нерешительной и начинала рефлексировать. В первую очередь это, конечно, касалось Дэйли. Потом – ее собственных родителей. И вот теперь у нее из головы не идет этот высокий, суровый мужчина с пронизывающим взглядом голубых глаз и жесткой линией рта.

Разве ваш отец не любил вас?

Нет, мистер Бондюран. Он меня не любил, впрочем, и мою мать тоже. Иначе с чего бы ему изменять ей направо и налево? А после в ответ на ее обвинения нагло врать, да еще и устраивать дикие скандалы с криками и оскорблениями, из-за которых каждая ночь для Барри превращалась в сущий кошмар. Почему он год за годом продолжал мучить жену постоянными изменами, пока наконец не умер от сердечного приступа в Лас-Вегасе в тот момент, когда очередная шлюха натирала его член гелем с ароматом кокоса? У него даже не хватило совести умереть достойно.

А что сделала эта безмозглая дура, ее мать? Упрекнула ли она его когда-нибудь за то, что он годами забывал о дочери? Что был слишком поглощен интрижками, чтобы заметить, как она из угловатого подростка превратилась в девушку? Ругала ли она его за то, что он мог по праву считаться самым равнодушным, самым невнимательным отцом из всех, которых только можно себе представить? Даже после его смерти нашла ли она в себе мужество рассказать хоть одной живой душе о том, каким куском дерьма все эти годы был ее муж?

Нет. Вместо этого она устроила ему пышные похороны, после чего – видимо, не представляя себе жизни без него – вернулась домой и наглоталась таблеток.

Двое похорон за одну неделю.

Да, мистер Бондюран, вы были очень проницательны. И попали в самое больное место.

Выйдя из душа, Барри потянулась за полотенцем. Она прочла достаточно книг и немного разбиралась в психологии. Девочки, лишенные отцовской любви, как правило, либо становятся нимфоманками, которые жадно ищут любви и внимания, не важно, в какой форме, и потому готовы отдаться первому встречному, либо отвергают мужчин вообще, чаще всего отдавая предпочтение женщинам.

Барри не относила себя ни к одной из этих двух категорий. Она не была дешевкой, жаждущей мужского внимания и пытающейся таким образом самоутвердиться. И женщины ее тоже не привлекали. Ее сексуальные аппетиты удовлетворялись исключительно мужчинами. Встретив того, кого она находила физически привлекательным, достаточно обаятельным и в меру умным, она от души наслаждалась сексом. При этом Барри придерживалась одного непременного правила: она сама определяет, когда, где и как. Именно она всегда играла первую скрипку.

До сегодняшнего утра. Никогда она еще до такой степени не теряла голову. Такой бездумный, безумный, безудержный секс кого угодно сделает психом, мрачно подумала она. К слову сказать, с ее матерью именно так и случилось. В свое время Барри дала себе зарок никогда не повторить подобную ошибку – полюбить того, кто не достоин твоей любви. Это было бы безумием, а она не сумасшедшая.

Барри была не прочь заняться сексом, когда на то было время и желание. И соответствующая обстановка. Но она поклялась никогда не терять при этом голову. И уж тем более сердце.

Грей открыл глаза как раз в тот момент, когда ему на лицо упала подушка. Инстинктивно он потянулся за пистолетом, но было поздно – он и ахнуть не успел, как нападавший, встав коленями ему на руки, пригвоздил их к кровати, а сам уселся ему на грудь. Бондюран извивался, дергался, выгибался дугой, пытаясь вдохнуть в легкие воздух, но все было напрасно.

Нападавший мерзавец вдобавок смеялся над ним. Грей моментально узнал этот смех – за мгновение до того, как мучитель убрал подушку с его лица. Со свистом втянув в себя воздух, он увидел издевательски ухмыляющегося Спенсера Мартина.

– А ты уже не тот, старина. Изнежился.

Отпихнув его в сторону, Бондюран вскочил на ноги.

– Чертов псих. Я бы мог пристрелить тебя.

– Уж не из этого ли? – со смехом осведомился Спенс, продемонстрировав ему пистолет. – Нет. Скорее уж это я мог тебя пристрелить!

– Какого дьявола тебе понадобилось забираться в мой дом? Решил поиграть в свои дурацкие игры? Господи, который час? Мне срочно нужно отлить.

– Я тоже рад тебя видеть, Грей, – объявил Спенс, вслед за ним направившись в ванную. – Похоже, ты сбросил несколько фунтов.

Схватив висевшие на дверной ручке голубые джинсы, Грей поспешно надел их и повернулся к бывшему сослуживцу.

– А ты наоборот набрал. Должно быть, с поваром вам в Белом доме повезло.

Спенсер продолжал ухмыляться, что с ним бывало нечасто.

– Знаешь, чего мне больше всего не хватало с тех пор, как ты исчез?

– Моего обаяния?

– Нет, полного отсутствия у тебя такового. Большинство предпочитает прыгать передо мной на задних лапках. Ну, естественно – я ведь советник президента и по совместительству самый близкий его друг. Могу хамить направо и налево, и все равно – люди пихаются локтями, лишь бы поцеловать меня в задницу. А ты нет. Ты ни перед кем не заискиваешь, верно? И ко всем относишься одинаково – как к дерьму, – добавил он. – Ну, как поживаешь? Скучаешь без меня?

Устроив Спенсеру небольшую экскурсию по дому, Грей провел его на кухню. Единственные во всем доме часы висели над плитой. Грей покосился на них. Почти утро. Ровно двадцать четыре часа назад он вот так же провел на кухню Барри Тревис. Неприятная ассоциация заставила его слегка поморщиться.

– Ты никогда не отличался тактичностью, Грей. Зато тебя хорошо иметь под рукой. Иногда ты бываешь очень полезен.

– Да, бываю. – Грей смерил его выразительным взглядом. – А ты сомневался? Я всегда оказывался рядом, когда ты нуждался во мне, разве нет? – Он пару секунд смотрел на Спенса в упор, потом отвернулся. – Кофе будешь?

– С удовольствием. Что-нибудь перекусить найдется?

Бондюран приготовил сытный завтрак вроде того, которым он накануне накормил Барри. Оба молча жевали, тишина за столом прерывалась только звяканьем вилок о тарелки. Наконец Спенсер не выдержал.

– Тут всегда так?

– Так – это как?

– Так тихо.

– Нет. – Грей пригубил кофе. – Обычно тут тише. Некому разговаривать.

– Грей – одинокий волк, – пробормотал Спенсер. – Сильный, молчаливый и суровый, неулыбчивый герой, который сторонится людей, предпочитая одиночество. Парень, да ты живая легенда! Кто знает, может, спустя много лет дети будут петь о тебе песни.