Двое из прошлого - Николай Оганесов

- Но там есть несколько подписей с указанием времени опоздания, возразил Сотниченко.

- Это Кротов, не иначе. Записал пару раз для хохмы...

- Выходит, журнал - пустая формальность?

- Это как посмотреть, - жизнерадостно улыбнулся Щебенкин. - Можно и очковтирательством назвать, а можно и борьбой за дисциплину. У нас борьбой называют. - Заправив непокорные локоны за уши, он рассудил: - С другой стороны, все вроде правильно. У нас опоздавших практически не бывает: народ сознательный, да и заинтересованный - работа-то стоит, кто ж ее за тебя сделает?

- Значит, вы пришли, расписались под девяткой и пошли себе на рабочее место?

- Точно.

- И если кто-то опоздал, узнать об этом можно только по очередности подписей в журнале?

- Как - по очередности? - не понял Щебенкин.

- Подпись опоздавшего должна стоять последней, правильно?

- Ну да, верно. Я не сообразил.

- В графе за девятнадцатое января подпись Красильникова стоит в конце.

- Да зачем вам подпись? - удивился Щебенкин. - Я и так могу сказать: он пришел не раньше одиннадцати. Это точно. Я хорошо помню, его в этот день милиция забрала.

- Почему же ваш заведующий сказал, что Красильников пришел на работу без опоздания, ровно к девяти?

- Честь мундира бережет. - У Щебенкина на все был готов ответ. - И потому, его самого не было, откуда же ему знать, что Игорь опоздал? Девятнадцатого у нас что? Среда! А по средам у Харагезова планерка в управлении. До одиннадцати.

- Вы это точно знаете или предполагаете?

- Чего тут предполагать, если Игорь, когда пришел, у меня лично спросил: "Начальство на месте?" Я сказал, что нет, еще в управлении. Он и пошел на приемку.

- Красильников пришел ровно в одиннадцать?

- В одиннадцать приехал Харагезов. А Игорь - в половине. Может быть, без двадцати, где-то так. Подъехал на такси. Я еще сказал ребятам: "Глядите, наш министр задержался".

- А почему "министр"?

- Ну, он у нас аристократ, голубая кровь: точку отдельную должен был получить...

- А что, не заслужил?

Щебенкин впервые затруднился ответить сразу.

- Кто его знает... Работать индивидуально - это выдержку надо иметь, я так считаю. А у Игоря на деньги слабость была.

- То есть?

- Он же постоянно в зале крутился, так и вился около приемщицы. Клиент, он ведь какой - ему поскорее очки нужны. Видят: человек в халате, ну и обращаются к нему. Сделай, мол, отблагодарим. И дают, конечно, сверху, за срочность. Игорь брал.

- Что ж вы на него не воздействовали?

- Почему не воздействовали? Говорили с ним, предупреждали, да ведь за руку не поймаешь. К тому же он даже не комсомолец...

- Ясно. Скажите, а восемнадцатого он был на работе?

- Нет. Харагезов его отпустил.

- Не знаете зачем?

- На похороны. Соседка у него вроде умерла...

МАНЖУЛА

Отпустив сотрудников лаборатории, Антон снял трубку, разыскал в справочнике нужный телефон и позвонил в прокуратуру.

- Назовите номер дела, - попросил его женский голос. - Он проставлен на повестке.

Манжула назвал.

- Следователя зовут Владимир Николаевич. Соединяю...

В трубке щелкнуло, раздался мужской голос:

- Скаргин слушает.

Представившись и объяснив, что в одиннадцать ноль-ноль он вызывается свидетелем по делу Красильникова, Манжула начал сбивчиво рассказывать об испытании нового бактерийного препарата, о смеси, которая вот уже двадцать четыре дня находится в заданном режиме, о предстоящей в двенадцать часов выемке из муфеля...

- Вы хотите присутствовать при завершении опыта? - спросил следователь. - Хорошо, приезжайте сейчас, постараемся успеть до двенадцати.

Антон вздохнул с облегчением и, поблагодарив, повесил трубку.

Двадцать минут спустя он сидел в кабинете Скаргина и добросовестно вспоминал все, что знал об Игоре. Начав говорить, Антон удивился: давняя история их с Красильниковым отношений вдруг представилась не такой уж давней; оказывается, она еще могла волновать и даже наталкивала на размышления более глубокие, чем десять лет назад.

Первый раз они с Игорем встретились на вступительных экзаменах в университет. Попали в одну группу. Но, как это обычно бывает, контакты между абитуриентами сводились к минимуму - ходили порознь, напустив на себя таинственность: то ли стеснялись, то ли видели друг в друге потенциальных соперников; шатались по коридорам, лихорадочно листали учебники и как по команде кучей бросались к счастливчикам, успевшим отмучиться: что получил? О чем спрашивали? Здорово гоняли? На чем засыпался?

По-настоящему познакомились позже, через несколько дней, у щитов со списками принятых. Оба, продравшись сквозь толпу, с замиранием сердца скользили глазами по густо исписанным страницам в поисках своих фамилий, и оба нашли их почти рядом: Красильников... Манжула. Из толпы жаждущих узнать свою судьбу выбирались вместе. Жали друг другу руки, поздравляли. Немного стесняясь своей радости, юркнули в ближайшее кафе-мороженое и взяли сразу по двести пятьдесят граммов пломбира в шоколаде.

- Понимаешь, старик, - возбужденно говорил Игорь, - все зависело от русского устного. Если б трояк - я б пролетал. Представляешь положеньице? Приплелся на экзамен, захожу, сажусь и смотрю на экзаменаторшу, изучаю. Вижу - мучает одного, дополнительными вопросами засыпала прямо, а тот понимает, что все равно горит, возьми и состри что-то. Ну, такое, чему и смеяться-то лень. А она, экзаменаторша, аж закатилась от смеха. Ну, я, конечно, мотаю на ус. Выхожу отвечать. На первый вопрос - слабо, на второй - еще хуже. Пара светит! Но третий знал хорошо: вводные слова и предложения. Отбарабанил ей, она и спрашивает: "Есть у вас пример на вводное слово в начале предложения?" Я делаю вид, что усиленно ищу, а у самого этот пример давно готов, у меня на него вся ставка была. Ты слушай, старик, слушай... - Игорь отправил в рот огромную порцию пломбира. - Она уже начинает нервничать, а я ей: "Минуточку, сейчас... Такой пример: "КОНЕЧНО, ВЫ МОЖЕТЕ ПОСТАВИТЬ МНЕ ЛЮБУЮ ОТМЕТКУ..." "Конечно", - говорю, вводное слово, отделяется запятой". Она улыбается: "Правильно, но предложение не закончено, оно у вас, кажется, сложносочиненное?" Тут я опускаю глаза и скромненько так, негромко, говорю: "Вы правы". Она даже руки от удовольствия потерла - так ей интересно. "Хорошо, - говорю, - раз вы требуете, я закончу. И выдаю полностью... - Игорь расплылся в улыбке: "КОНЕЧНО, ВЫ МОЖЕТЕ ПОСТАВИТЬ МНЕ ЛЮБУЮ ОТМЕТКУ, НО МНЕ НЕОБХОДИМА ЧЕТВЕРКА, ИНАЧЕ Я НЕ ПРОЙДУ ПО КОНКУРСУ". Риск, знаешь ли, дело благородное...

- И поставила? - поражаясь находчивости своего нового приятеля, спросил Антон.

- Как видишь, - с выражением некоторого превосходства ответил Игорь. - Посмеялась, поругала, что готовился слабо, но "хор" поставила. Она ведь тоже на этом выиграла: сто лет будет рассказывать этот анекдот своим студентам. Так что я - ей, она - мне.

В августе ездили на уборочную в колхоз. Игорь тоже собирался, но в последний момент не явился на сбор. Позже принес справку об освобождении по болезни.

Длинными летними вечерами Антон жалел, что его нет рядом, могли бы вместе ходить на рыбалку, в кино, на танцы в местный клуб, но очень скоро он втянулся в работу, сдружился с ребятами и до отъезда не вспоминал об Игоре.

А в сентябре начались занятия. Они снова сблизились, подолгу бродили по городу, отчаянно жгли сухие листья в заброшенном студенческом парке, говорили. Мало что сохранилось в памяти, и, наверное, были какие-то разногласия - иначе невозможно объяснить полный разрыв, последовавший за столь близкой дружбой, - но какое это имело значение сейчас, если в целом то время отложилось как самое беззаботное, счастливое и радостное?

Когда оставались вдвоем, Игорь шутил, мог часами говорить о всякой ерунде, строил фантастические проекты переделки мира, но среди сокурсников, в группе, он терялся, держался особняком, становился незаметным, поэтому и друзей у него, кроме Антона, не было. Учился он средне, и то, что Антон часто ходил в библиотеку, часами просиживал в читальне, раздражало его. Правда, вскоре он тоже нашел себе занятие: купил по случаю "Сочинения Козьмы Пруткова", и с тех пор они стали, пожалуй, единственной книгой, которую он читал с удовольствием. Игорь вызубрил ее наизусть, и взял в привычку к месту и не к месту вставлять в речь прутковские афоризмы...

Первая крупная размолвка произошла из-за девушки.

Как-то вечером, возвращаясь с занятий, они познакомились на улице с двумя подружками. Одна была низкорослой и вызывающе некрасивой. Отсутствие восхищенных поклонников, видимо, сказалось на ее характере, он у бедняжки был скверным. Девушка клокотала от злости и охотно изливала свое презрение на всех мужчин подряд. Зато вторая - ее звали Тамарой - была ей полной противоположностью. Стройная, с нежным овалом лица, высокой, взбитой по моде тех лет прической, она сразу понравилась Антону. Игорю тоже. Но классический треугольник не сложился: Антон, заметив, что девушка не спускает зачарованного взгляда с Игоря, забыв обо всем на свете, слушает его украшенную чужими афоризмами болтовню, без борьбы уступил место и весь вечер плелся рядом с невзрачной подружкой, выслушивая ее ядовитые замечания о знакомых, приятелях и просто гуляющих по проспекту ребятах.