Свадьбы не будет. Ну и не надо! - Ирина Меркина

– Почему? – Беата вспомнила веселую корректоршу Надю, которая колбасой носилась с этажа на этаж, бойко стуча каблучками. Ну не очень молодая, уже тогда ей было за сорок, но всегда она была живой и энергичной и блестяще организовывала все издательские пьянки. За эту живость, за неуемный характер и полюбил ее, наверное, Юрка. Что же случилось?..

– Она... понимаешь, постарела. – Юрка вздохнул. – И теперь стесняется людей. У нас же знакомые остались только мои. А они молодые, жены их совсем девчонки.

– Ну и что? – вознегодовала Беата. – Что ей до этих девчонок?..

– Но ей уже, знаешь... почти пятьдесят, – пробормотал Юрка, глядя в стол. И Беата заподозрила, что это он стесняется своей жены, а вовсе не она – сама себя.

– Почти пятьдесят, с ума сойти! Да это просто смех! У меня полно знакомых, которым уже запятьдесят. И они ого-го! А на Гурченко посмотри – ей вообще за семьдесят! Ты ее видел? А Эдита Пьеха?..

– Ну ты еще Пугачеву вспомни. А Надька действительно плохо выглядит. На, смотри.

Он достал из бумажника фотографию. Это был, видимо, день рождения мальчика. Щекастый виновник торжества выглядывал из-за многоэтажного кремового торта, а вокруг него толпилась родня женского пола – крупная женщина с высокой прической, в которой Беата узнала однажды виденную Юркину маму, еще какие-то тетеньки-бабушки – и Надя. Надя, в общем, была похожа на себя, но волосы ее уже совершенно поседели и были собраны под блеклую повязку, лицо еще больше похудело, прежние кокетливые ямочки превратились в унылые впадины на дряблых щеках. Она пыталась спрятаться от фотоаппарата и смотрела исподлобья, отчего выглядела еще старше.

– Нда... – невольно произнесла Беата.

Юра забрал карточку.

– Подожди, подожди. Она что же, не следит за собой, не старается...

– Не старается, – сказал Юрка. – Махнула на себя рукой – и все.

– Слушай, это чушь, – рассердилась Беата. – Давай я приведу ей косметолога-визажиста, классная тетка, она из нее королеву сделает. И стоить это будет копейки. Господи, да ведь уже сто лет, как изобрели лифтинг, пилинг, краску для волос и прочие приворотные зелья.

– Да она не согласится, – сказал Юрка. – Я даже боюсь на эту тему заикаться. Она только и ждет намека, что она для меня слишком старая, что я ее разлюбил и на сторону поглядываю. Еще хуже будет, чесслово.

– Давай, может, я с ней поговорю...

– Нет. Нет-нет! Ты что! Тебе даже близко появляться нельзя.

– Почему?

– Почему! Она еще спрашивает! Ты когда на себя в последний раз в зеркало смотрела?

Беата смотрела в зеркало перед тем, как выйти из машины. На свидание с Юркой она оделась, как человек, и накрасилась своей привычной косметикой, а не удачным приобретением из дешевых магазинов. Конечно, диоровский спрей и ланкомовская помада позволяли почувствовать разницу.

– Нееет, тебе с твоими кудряшками и ресничками – даже думать нечего. Ты ее одним своим видом до суицида доведешь.

Скажите пожалуйста! Юрочка, вероятно, хорошо побегал налево, не зря Надежда комплексует по поводу своего возраста и внешности. А теперь во всем виновата уборщица – Беата с ее ресничками и кудряшками.

– Но вообще-то как тебе идея – изменить Надькину внешность?

– Не знаю... Можно попробовать...

– Тогда скажи ей, что прочитал, например, объявление в журнале. Или слышал в магазине разговор двух теток...

– В магазине, – поморщился Юра. – Слушай, а тебе-то это зачем?

Беата действительно загорелась идеей превратить Юркину жену из лягушки в царевну. Было в этом что-то от игры в куклы, правда на расстоянии. Да и какому журналисту не знаком восторг от реального доброго дела, которое можно совершить среди бесплодной писанины!

Юрке она не ответила, только улыбнулась и прищурилась. Это получилось как-то само собой, по инерции, но бывший поклонник посмотрел затуманенным взором, взял над столом ее руку и поцеловал кончики пальцев.

Беата руку отдернула, тут же вспомнив о поломоечном запахе. И лишь потом сообразила, что надо заканчивать встречу, которая приобретает какой-то странный, незапланированно-двусмысленный характер.

– Уже домой? – удивился Юрка. – Тебя подвезти?

«Ах, Юра, Юра, Юра, я же не такая дура...»

Дома Беата честно позвонила своей косметичке-визажистке Лене, и та выразила полную готовность заняться стареющей Золушкой. Но внутренний голос говорил Беате, что кина не будет.

Так и оказалось. Через пару дней Юрка несколько раздраженно сообщил, что его жена Надя и слышать не хочет о том, чтобы кто-то чужой приходил и что-то делал с ее лицом и волосами. Она не участница ток-шоу с переодеванием, она себе нравится и так, а если Юру не устраивает... Юру конечно же все устраивало. Беата с опозданием поняла, что его как раз устраивает постаревшая, некрасивая жена, которая никуда не ходит, позволяя ему развлекаться в одиночку и плакаться женщинам на тяжелую долю. Да и Наде удобно держать его на поводке вечной вины. В общем, всех все устраивает, кроме неугомонной Беаты.

* * *

– Это такая игра, – прокомментировала Татка. – Из «быть или не быть несчастными» люди часто выбирают первое, потому что знают, как в этой ситуации себя вести. А как быть счастливым – не знают. Боятся.

– Полный бред, – сказала Беата. – Я даже писать про это ничего не буду. Слов нет, одни междометия.

– Не пиши, – согласилась Татка. – Все давно написано. Знаешь такую еврейскую байку? Мой начальник рассказал.

Еврейская байка от начальника

К одному раввину пришли однажды его ученики и говорят:

– Ребе, в нашем городе живет ужасно бедный еврей. У него даже нет денег купить себе еды, и он умирает от голода.

– Так в чем дело? Дайте ему деньги, принесите ему еду, – ответил раввин.

– Не можем. Он такой гордый, что не соглашается ничего брать.

– Тогда, – сказал раввин, – он умирает не от голода, а от гордости.

– Тут кое-кто умирает не от гордости, а от глупости, – уточнила Беата.

– Ну и это сплошь и рядом, – согласилась Тата.

* * *

Утром Беата долго сидела перед зеркалом и красилась новым макияжем. Получилось ничего, очень даже миленько.

– Миленько, – кисло повторила она, глядя на свою физиономию. – Для уборщицы просто шикарно.

Конечно, косметика была не фонтан, и разница с фирмой чувствовалась, но заметить ее могли только избалованная журналистка Беата и ее не менее привередливые подруги. Кроме того, есть же стиль и порода, а это не пропьешь. Беата взбила кудряшки на висках и отправилась на работу.

«Милые девушки, – сочиняла она по дороге текст новой статьи, – цвет теней и помады, конечно, важен. Важно и умение ими пользоваться, и вкус, и чувство меры. Но самое главное – это ваша улыбка и блеск в глазах. Научитесь изящно и эффектно носить свое лицо, потому что оно бесценно. Гордитесь своей внешностью, как гордятся фамильными брильянтами. Даже форменная одежда играет за вас! Обычный синий халат уборщицы может висеть мешком, а можно его кокетливо приталить. И если вам приходится ходить целый день в халате и кроссовках, то наденьте под них разноцветные полосатые носки – это украсит жизнь вам и всем окружающим».

В пансионате ей пришлось забыть о брильянтах, разноцветных носках и кокетливой талии. Марья Трофимовна заболела, и Беату попросили убрать верхний этаж. В лежачем отделении было довольно чисто – пачкать некому, – зато стоял невыносимый кислый дух взрослых памперсов. Вернувшись в подсобку, Беата долго прижимала к носу ароматическую салфетку, но противный запах до конца дня стоял в ее ноздрях. Как же ухаживали за лежачими больными, когда одноразовых приспособлений еще не изобрели? Беата решила, что в наше время человек уже может позволить себе быть старым и беспомощным, но в прежние годы надо было просто умирать сразу, не мучить себя и близких. «Я так и сделаю, когда время придет, – подумала она. – Хотя у меня близких нет, никто особо мучаться не будет».

Ей даже стало обидно от мысли, что никто не оценит ее желание избавить окружающих от мук по уходу за бывшей блестящей журналисткой, которая к концу жизни наверняка превратится в редкую стерву. «Буду старая ведьма, – сказала себе Беата. – Не божий одуванчик, ни в коем случае. Баба Яга». Когда каждый день видишь старость в разных проявлениях, невольно примеряешь ее на себя.

Из-за двойной нормы Беата не успела выгулять Ивана Федоровича. Старый партизан лишь перехватил ее в коридоре и с многозначительным видом пожал руку. Беате стало смешно.

На следующий день после их похода в ресторан он вот так же подстерег ее, когда она со шваброй и ведром шла к туалету.

– Как самочувствие, Иван Федорович? – спросила Беата.

– Отлично.

Он и правда выглядел лучше, чем можно было ожидать.

– Это... В общем... Ну, ты не думай, что я спьяну. Я все помню.

– Ну конечно. Я и не думаю.