Свадьбы не будет. Ну и не надо! - Ирина Меркина

– А если я не буду выделяться? То есть буду – но при тех же исходных данных. С дешевой пудрой и палеными духами.

– Это как это? – заинтересовалась Татка.

– А вот так. Прямо сейчас и отправлюсь за пудрой.

Беата оказалась права, а Маша преувеличивала. Методически объехав косметические магазины, Беата купила приличные отечественные кремы и лосьоны Green Mama, шведскую тушь, максфакторский тональный крем и помаду, пудру «Люминэ» и неизвестного происхождения карандаш для век. Все это богатство обошлось ей в скромную сумму, ненамного превышающую ту, что была потрачена в фитнесе на массаж и сок – не считая абонемента.

Потом Беата отважилась на посещение вещевого рынка и получила там полноценный культурный шок. В тесных холодных закутках, оказывается, продавались практически те же шмотки, что и в зеркальных бутиках, где каждая пара обуви стояла на отдельном пьедестале, а одежда, от пальто до лифчиков, была отсортирована по цвету. Придирчиво повертев эти контрафакты, Беата не нашла в них никакого внешнего отличия от фирменных. Разумеется, они были турецкими и китайскими, но где гарантия, что купленные за несколько сотен баксов туфли не сделаны в том же Тайване и не развалятся после одного сезона?

А зачем, собственно, носить вещи больше, чем сезон, размышляла Беата. Ведь они все равно выйдут из моды и успеют надоесть. Гораздо удобнее купить и туфли, и пальто подешевле и со спокойной душой выбросить их, когда относятся, вместо того чтобы копить в шкафу или таскать за копейки в комиссионку. Потому что дорогие шмотки выкидывать на помойку как-то рука не поднимается, даже у людей с немереными бабками. Недаром говорят, что человек больше ценит то, за что он дороже заплатил. Ценит, даже если оно ему на фиг не нужно.

Жить в мире дешевых вещей гораздо проще. Главное – знать несколько простых правил. Например, покупая обувь, надо поставить ее на ровную поверхность и убедиться, что набойка и каблук стоят на одном уровне. Считается также, что гарантия на хорошую обувь – не меньше двух месяцев, имя производителя на коробке должно соответствовать товарному знаку внутри туфли, ленточка на стельке встроченная, а не приклеенная и так далее. Но на все это следует обращать внимание, если туфли или сапоги стоят больше ста долларов. А если они обходятся в тысячу рублей, то нетрудно смириться с тем, что ты проходишь в них всего месяц. Главное – чтобы было удобно.

Беата обувь покупать все-таки не решилась, но изучала ее «для общего развития», как говорил ее однокурсник, когда именно с этой целью добивался взаимности от девушки из Вьетнама. Оказалось, оптимальное соотношение «товар-качество» можно найти даже не на рынке, а в небольших магазинчиках, где российские и турецкие сапоги не пытаются притвориться «Саламандер».

Нашлись также места, где продавалась вполне приличная нарядная одежда отечественного производства. В Glance на Солянке Беата, не выдержав, отхватила черные струящиеся брюки с завязочками внизу и роскошный (дорогой, дорогой, да, но суперский!) длинный приталенный жакет терракотового цвета. Зато там он стоил три тысячи рублей, а на Кузнецком потянул бы на все десять. Может же уборщица сделать себе такой подарок раз в году, скажем, за семь месяцев до дня рождения!

* * *

«Ах, Юра, Юра, Юра, я такая дура», – гремело на всех этажах вещевого рынка. Впрочем, это заведение солидно именовало себя торговым комплексом. Потому цены там были выше, а проходы между павильончиками уже.

Беата зашла сюда уже просто из любви к искусству, точнее – из профессионального любопытства. И увидела, как и ожидала, те же меха, пышные юбки из блестящего жатого материала и батальоны кожаных курток – все, как на рынке по соседству, только дороже.

Зато туалет в торговом комплексе был форменной находкой. Беате не на чем было записать стихи, которые украшали двери кабинок; она попробовала выучить наизусть опус, который начинался так:

Кабинка, правда, маловата,Но ведь уборщица не виновата!Здесь архитектор виноват —Он был, наверно, глуповат...

Окончание, к сожалению, вылетело из ее головы, как только Беата покинула кабинку, в которой действительно было ни встать, ни сесть, ни повернуться. Она только помнила, что хромающий, но бодрый ямб призывал гражданок проявлять сочувствие к уборщицам и не залезать на сиденье с ногами.

«Архитектор тут ни при чем, – размышляла Беата, разыскивая выход из стеклянного лабиринта. – А ногами стоило бы встать на голову заказчику, который постарался напихать в маленький павильон кроме кучи магазинов еще и платный сортир. Но какое внимание к посетителям!.. И какой гуманизм: „Но ведь уборщица не виновата!“

Тут она в очередной раз уперлась в меховой киоск под номером 75-А и почувствовала себя Алисой в Зазеркалье.

В киоске женщина мерила шубу, продавщица держала наготове другую, а мужчина, видимо муж, тоскливо переминался у входа.

– Простите! – с отчаянием воззвала Беата. – Как можно выйти из этого здания?

Продавщица даже не услышала ее вопроса, но мужчина обернулся.

«Ах, Юра, Юра, Юра...»

У него сделалось такое лицо, как будто в селедочной банке он обнаружил черную икру. В журналистских кругах ходили слухи, что подобная история произошла на самом деле. Часть банок, предназначенных для черного рынка, случайно попала в продажу, и кто-то из счастливых покупателей сообщил куда следует. С этого началось в восьмидесятых громкое «рыбное дело», которое для некоторых чиновников кончилось расстрелом.

Тот честный покупатель, наверное, смотрел на фантастическое содержимое банки с тем же суеверным ужасом и восторгом, с каким уставился на Беату ее бывший сожитель, компьютерный график Юрка.

– Надь, я тебя в электронике подожду, позвони! – крикнул он в глубину киоска и быстро вышел, на ходу оттесняя Беату за угол.

– Привет! – сказала Беата, цепляясь за его куртку, чтобы не упасть. – Куда ты меня толкаешь?

– Привет, привет. Давай-ка подальше. Ну вот так.

Они остановились у перехода в павильон электроники и компьютеров. Здесь курили, и с улицы задувал холодный ветер.

– Ну, здоро€во! – Юра улыбнулся прежней своей дурашливо-обаятельной улыбкой. – Что это ты тут делаешь? Вот уж кого не ожидал! Думал, ты на Кузнецком и Тверской одеваешься.

– Журналистское задание, – отмахнулась Беата. – Да какая разница, где я одеваюсь. Как твой ништяк?

Это было Юркино выражение с давних времен.

– Нормально. Работаю на одном крутом сайте. Программное обеспечение продаем через Интернет. Парень скоро в школу пойдет. Вот такой здоровый! – Юра помахал ладонью где-то на уровне солнечного сплетения. – Ну а ты-то как? Замуж не вышла?

– Шутишь! – ответила Беата, прищурившись. Она больше любила сама задавать вопросы. – А Надежда что?

– Да ничего, – сказал Юра немного скисшим тоном. – Вот, пришли шубу покупать. Я говорю: зачем сюда? Купим в нормальном магазине, деньги есть. Нет – экономия.

– Ну и правильно, – сказала Беата, которая ни мехов, ни кожи не носила принципиально. Она бы и мясо давно перестала есть, да все как-то не складывалось. – А что ты меня увел с глаз долой? Боишься?

– Боюсь, – сказал Юра, делая болезненную гримасу. – Боюсь, не хочу, пошло€ оно все...

У него в кармане зазвонил телефон.

– Ага – супруга дорогая, – пробормотал он, глядя на экран мобильника. – Беат, дай мне свой номер, я тебе обязательно звякну, поговорить надо. Алло! Да, Надь. Да. Купила? Ничего не нравится? А ты все там же? Иду, иду.

Он взял визитку, сунул в какой-то потайной карман на груди, кивнул Беате и бросился в недра павильона.

* * *

«Но ведь уборщица не виновата»...

В последнее время Беате казалось, что запах туалетов и половых тряпок поселился у нее в ноздрях и под ногтями и даже окружающие его должны чувствовать. Потому она держалась настороженно, готовая к обороне, если кто-то вдруг вздумает обидеть в ее лице беззащитную поломойку.

Они с Юрой пили кофе в заведении под названием «Амадеус». «Вас здесь не отравят», – обещал заголовок меню за подписью Сальери. Где же тогда отравят, если не здесь?

Но Юрка сказал, что место проверенное и еда тоже.

– Не то что она ревнует, – говорил Юра, болтая ложечкой в чашке. – Нет, другое... Я могу пойти куда угодно, хоть допоздна, она ничего не скажет. Только я не иду. Жалко.

– Еетебе жалко?

– Угу. Надьку жалко. И сама она жалкая. Шубу ведь не купили, ты представляешь. Она мерила два часа, а потом говорит: зачем деньги тратить? Все равно я никуда не хожу. И правда, не ходит. Не работает, ладно, не€чего ей работать, я достаточно зарабатываю. Но ведь вообще никуда! Ни в гости, ни в театр, ни в ресторан. Раньше к нам кто-то приходил, теперь нет. Не хочется ей.

– Почему? – Беата вспомнила веселую корректоршу Надю, которая колбасой носилась с этажа на этаж, бойко стуча каблучками. Ну не очень молодая, уже тогда ей было за сорок, но всегда она была живой и энергичной и блестяще организовывала все издательские пьянки. За эту живость, за неуемный характер и полюбил ее, наверное, Юрка. Что же случилось?..