Любовь с первого клика - Дарья Владиславовна Сойфер

на пару тонов выше, сведя угрожающий эффект к минимуму. Видно, осознав это, Дмитрий Яковлевич кашлянул, возвращаясь к привычному диапазону. – Я поговорю с Томским. Ничего не обещаю, но я постараюсь все объяснить и сделаю так, чтобы вас восстановили в должности. А пока, умоляю, покиньте офис, и чтобы до моего звонка о вас здесь вообще никто не вспоминал. Это ясно?

Лена вздохнула и бросила на Никиту тоскливый взгляд. Яснее некуда.

Глава 8

– Какого черта он до сих пор не позвонил? – Кобзев наворачивал уже, наверное, десятый круг по Лениной комнате. Разве что по потолку еще не успел пробежаться.

Если бы Фетисова получала деньги всякий раз, когда Никита задавал этот риторический вопрос, она была бы уже обеспечена до самой пенсии и вовсе не нуждалась в работе. Их выгнали из офиса три дня назад, и за все это время Вайц так и не объявился. Что происходило в «SeeU», Лена не знала. Она бы вообще предпочла сейчас не думать об этом, чтобы томление в неизвестности не было таким мучительным, но Никита околачивался в ее квартире с утра до ночи и ни на секунду не давал забыть о скандале.

Новостные публикации про хакерскую атаку прекратились, и это вселяло надежду. Возможно, Вайц просто ждет удобного момента, чтобы поговорить с Томским? Готовит почву? Тянет время, пока Ян Олегович успокоится и убедится, что серьезного ущерба компании никто не причинил? Лене пришлось даже изучить нюансы биржевой торговли и отслеживать стоимость акций «SeeU»: два дня график упрямо стоял на нижней отметке, а вчера вот пополз вверх. Чем не хороший знак?

– Я тебе говорю, он нарочно нас слил, – не унимался Никита.

– Не говори ерунды! Откуда он мог знать, что ты полезешь на рожон?!

– Значит, он тебя хотел слить! И сам сбил все настройки!

Лена застонала и накрыла лицо подушкой, чтобы не наговорить Кобзеву лишнего. Поначалу она радовалась примирению с другом, но своими бредовыми версиями событий он слишком уж методично раскачивал ее терпение.

Никита был из тех людей, кто обожает искать виноватых. Когда трехлетний ребенок ударяется о скамейку, он твердо убежден: скамейка – плохая. И хорошо, если рядом окажется добрая бабушка, которая постучит по лавке лопаткой, приговаривая: «А-та-та! Обидела нашего мальчика!» На заплаканном личике сразу появится улыбка, справедливость восторжествует, и ребенок побежит играть дальше, чтобы через пять минут врезаться уже в плохую горку. Фокус в том, что нормальные люди рано или поздно из этого состояния вырастают и начинают догадываться: если у тебя все колени в синяках, а лоб в шишках, может, стоит ради разнообразия смотреть себе под ноги? А вот Кобзев, судя по всему, так и остался на той стадии развития, когда все проблемы можно решить, саданув лопаткой по обидчику.

За три дня изоляции от общества он умудрился построить столько теорий заговора, что их хватило бы на цикл передач «Невероятно, но факт». В числе обвиняемых успела побывать и Томочка, которая якобы из женской зависти и вообще глобальной зловредности, решила погубить Лену, и Ян Томский, сознательно сбивший курс своих акций, чтобы выкупить все доли у акционеров, и даже неведомые конкуренты из других социальных сетей. Теперь вот настал черед Вайца.

– Зуб даю, этот лысый жук… тот еще жук. – Никита настолько перевозбудился, что не смог придумать аргумента получше. – Надо установить за ним слежку. Собирайся.

– А ты не хочешь, например, Жанне позвонить? – Лена предприняла последнюю отчаянную попытку сменить тему.

– Жанне? – Взгляд Никиты мгновенно расфокусировался, а губы растянулись в улыбке.

Все-таки иногда Кобзев жутко напоминал Лене ребенка. Конечно, своих детей у Лены не было, но раз в год по праздникам она играла с отпрысками двоюродной сестры, и сейчас Никита, сам того не подозревая, вел себя как ее племянник Мишаня. Тот мог полчаса скандалить на тему «Почему у моего грузовика нет бластера», но стоило сказать ему: «Миша, мультик!» – как он резко разворачивался и, забыв и про грузовик, и про бластер, бодро шлепал к телевизору.

– Она мне, кстати, фоточку прислала, – расцвел Кобзев и, не почуяв подвоха, полез в телефон. – Надо сводить ее куда-нибудь… Не знаешь приличного ресторана? – Он вдруг задумался, сложил руки лодочкой и понюхал собственное дыхание. – Кстати, а запасной зубной щетки у тебя нет?

Лена готова была вручить Кобзеву не то что зубную щетку, но и вообще все свои скромные пожитки, лишь бы он дал ей хоть несколько часов тишины. Выпроводив наконец Никиту на свидание в надежде, что у Жанны хватит ресурсов, чтобы занять его до утра, Фетисова выдохнула. В отличие от Кобзева Лена не сомневалась, что Вайц был с ней честен и вот-вот напомнит о себе. Да, она накосячила с приватностью, но в остальном-то «Влюбитель» подействовал! По крайней мере, на Жанну и охранника Макарчука, да и секретарша Настя сменила свой статус на «в отношениях». Еще немного – и Томский смягчится, Вайц презентует ему приложение, и у Яна просто не останется другого выбора, кроме как вернуть Лену.

В красках представляя себе, как вытянется прекрасное лицо Томского, когда он узнает о ее изобретении, Лена погрузилась в пенную ванну, включила в наушниках ненавязчивое мурлыканье саксофона и прикрыла глаза. Пузырьки щекотали кожу, фантазии – мозг.

Интересно, какая ванная у Томского? Наверное, по размерам не меньше Лениной спальни. Все, конечно, в мраморе. И еще джакузи. Уж двое туда поместятся с легкостью. Что может быть романтичнее совместного купания? Когда оба знают о наготе друг друга, но самое интимное скрывается под кромкой воды. Случайное касание бедрами – и кровь уже бурлит, будто кто-то включил внутри гидромассаж. Соблазнительно шепчет, опадая, пена, и Томский подается вперед, скользя рукой по коленке все выше и выше. Наклоняется ближе, чтобы игриво шепнуть…

– Лена, мать твою! Только не умирай!

Этот вопль вонзился в размякшее сознание Лены раскаленным шилом. Она хотела вскочить, но ноги спросонья отказались подчиняться, а пальцы скользнули по бортику, и Лена, беспомощно барахтаясь, ушла с головой под воду, выплеснув на пол литров двадцать.

Сквозь воду до нее донесся душераздирающий грохот, будто в стену въехал бульдозер, а потом крик «Не-е-ет!» – и стальные пальцы Кобзева, натренированные