Крепость королей. Проклятие - Оливер Пётч

Егеря и загонщики разрозненными криками восславили короля, после чего со смехом скрылись между деревьями. В скором времени с королем осталась лишь дюжина самых верных рыцарей. Ги де Монтень протянул своему повелителю бокал вина. Франциск осушил его одним глотком и с наслаждением вытер рот.

– Как же я люблю эти облавы! – проговорил он мечтательно. – Они заставляют кровь быстрее бежать в жилах, и я забываю о повседневной суете.

Франциск повернулся к одному из рыцарей:

– А как вы себя ощущаете, мессир? У вас такой задумчивый вид.

Он обращался к юному Шарлю де Лассалю, прибывшему из небольшого городка, расположенного поблизости.

– При всем уважении, Ваше величество, – начал рыцарь осторожно, – было бы, наверное, лучше, если в следующий раз мы выберем другое место. Мы уже в третий раз затаптываем поля крестьян. Им скоро будет нечего есть.

Франциск рассмеялся. У него было красиво очерченное лицо и добрые глаза, только нос слишком выдавался вперед. В свои тридцать лет и ростом выше шести футов он выглядел словно идеал французского героя.

– Вы выгораживаете крестьян, Лассаль? Это похвально. – В голосе его зазвучали резкие нотки. – Тогда, если угодно, скажите этим вашим крестьянам, что им бы радоваться, что по их полям проехал не кто иной, как король. Некоторые женщины протягивают мне детей лишь затем, чтобы я их благословил. А эти остолопы жалуются и рыдают из-за каких-то полей!

Шарль де Лассаль потупил взор:

– Если они и жалуются, то только потому, что голодают, ваше величество. С тех пор как вы вчетверо увеличили налоги…

– Потому что нам нужны деньги на войну в Италии, – резко перебил его Франциск. – Неужели так сложно это понять? Речь идет ни много ни мало о господстве над Европой. Габсбурги владеют Испанией, Нидерландами и Германией. Они раздавят нас, точно вошь какую-нибудь. Раз уж мы стремимся привести Францию к заслуженному величию, то я не стану оглядываться на горстку голодранцев.

Франциск развернулся и с мрачным видом двинулся к трупу оленихи, от вскрытого брюха которой в утреннюю прохладу поднимался пар. Несколько лет назад, во время выборов немецкого императора, и он, и Карл были многообещающими кандидатами. Но курфюрсты в итоге остановили свой выбор на Карле, потому что тот раздал больше взяток. Кроме того, он был Габсбургом, и в нем, по мнению князей, текла немецкая кровь. При этом Карл и двух слов по-немецки связать не мог! Это поражение лишило Франциска возможности стать владыкой Европы. Он так и не смог этого пережить. Все попытки добиться власти до сих пор оборачивались неудачей. Более того, еще в прошлом году объединенные императорские и английские войска едва не взяли Париж. Бургундия была на грани поражения, от армии практически ничего осталось – Франции грозила поистине незавидная участь. Король зловеще улыбнулся.

Возможно, мне выпадет еще один, последний шанс…

Франциск стиснул зубы и принялся свежевать тушу длинным ножом. Вскоре руки его были по плечи в крови, но это его нисколько не заботило. Он считал, что правитель в любую минуту и каждым своим действием должен показывать, на что способен.

Лишь заслышав топот копыт, Франциск оторвался от своего занятия. К ним приближался одинокий всадник, одетый во все черное, верхом на таком же черном жеребце. Некоторые из рыцарей тут же выхватили шпаги и встали на пути незнакомца. Обменявшись с наездником несколькими словами, Ги де Монтень подбежал к королю.

– Это гонец из Парижа, – доложил он кратко. – Говорит, что его отправил Дюпарт.

Франциск закатил глаза. Антони Дюпарт служил придворным канцлером. Купеческий сын из Оверни, он благодаря уму и искусным интригам дослужился до кардинала и главы королевского сыска. И хотя Франциск терпеть не мог этого жирного, толстощекого льстеца, он вынужден был признать, что Дюпарт приносил ему неоценимую пользу.

– Старый добрый Антони, – вздохнул король. – Что же там такого сверхважного, что непременно нужно отрывать меня от охоты?

– Гонец не стал ничего говорить. Новость предназначена только королю. Он назвал лишь одно имя: Фридерик. Сказал, что вы поймете.

– Фридерик? – Франциск мгновенно изменился в лице. – Он действительно сказал «Фридерик»? – Король отбросил нож и вытер окровавленные руки о штаны. – Пусть незамедлительно пройдет ко мне. Остальные, покиньте поляну, allez vite[8]!

– Но, Ваше величество, мы не знаем этого человека. Что, если…

– Я сказал, немедленно покиньте поляну. Можете держать наготове арбалеты, но мне не нужны лишние уши. Понятно?

Ги де Монтень согнулся в поклоне, после чего удалился. При этом знаком велел остальным рыцарям последовать его примеру. Гонец между тем слез с коня и, без конца кланяясь, подошел к Его величеству.

– Говорят, ты принес вести от Фридерика? – начал Франциск без околичностей.

Гонец кивнул.

– Меня отправил Дюпарт. Мне велено передать, что наш агент добрался наконец до места. Как только он что-нибудь найдет, то немедленно даст знать.

Губы короля растянулись в улыбке.

– Это хорошо. Даже очень хорошо… – Франциск облегченно вздохнул. – Значит, за старинной легендой действительно что-то есть?

– Наш человек навел справки и осмотрел несколько архивов. История действительно может оказаться правдивой.

Франциск запрокинул голову и вдохнул ароматы леса, к которым примешивался запах крови.

– Если это действительно так и мы найдем, что ищем, то Карлу недолго сидеть на троне, – проговорил он вполголоса, словно самому себе. – Тогда карты снова перемешаются… – Он взглянул на посыльного: – Это всё?

Гонец покорно потупил взор и сплел тонкие пальцы, словно в молитве. Мокрый, забрызганный грязью плащ висел на нем, как на пугале.

– Ну, есть еще кое-что, – начал он нерешительно. – Наши шпионы в Вальядолиде сообщили, что одного из наших агентов схватили еще несколько недель назад. Мы не знаем, заговорил он или нет. Ясно только одно… – Он прокашлялся. – Габсбургам теперь известно, что мы узнали о тайне. Усадив Карла на трон, они и думать об этом забыли. Но теперь сами отправили туда человека. Если он раньше доберется до…

– Кто этот человек? – резко перебил его Франциск.

– Мы пока не выяснили его имени. Но говорят, что это один из их лучших агентов. Очевидно, что Габсбурги заинтересованы в этом деле не меньше нашего.

– Проклятье! Как такое могло случиться?

Король пнул мертвую олениху, и кровь брызнула на его украшенные серебром сапоги. Но затем, покачав головой и тихо рассмеявшись, он проговорил:

– Восхитительно! Мы сражаемся в Италии и Бургундии, и возможно, что скоро схлестнемся по ту сторону океана. Бросаем в бой тысячи солдат… А теперь выясняется, что судьба Европы может решиться на крошечном клочке земли, затерянном среди немецких лесов… как, бишь, зовется то место?

– Местные жители называют его Васгау, или просто землями Трифельса. Оно начинается к северу от Вогез. Там есть имперская крепость; прежде она, видимо, имела большое значение. Тот самый Трифельс.

Король пожал плечами:

– Ни разу о таком не слышал.

Он наклонился за ножом и снова принялся свежевать тушу, приказав:

– Удвойте оплату. Если наш агент первым доберется до цели, то можете хоть с головой засыпать его золотом. Императорский трон стоит того.

Пока Франциск со свирепым видом обдирал тушу, гонец, раскланиваясь, удалился. Он вскочил в седло и в скором времени скрылся из виду, как рассеивается постепенно дурной запах.

* * *

Прошло больше недели с тех пор, как Агнес не видела Матиса. Эрфенштайн запер юного кузнеца в темнице под бывшим донжоном и запретил дочери любое общение с ним. Каким образом он собирался поступить с Матисом, оставалось для Агнес загадкой. Хотя она подозревала, что отец и сам не знает, как с ним быть. Ему не давали покоя растущие долги и все новые требования герцогского управляющего. И, как это часто бывало, Эрфенштайн топил все заботы в крепком вине. Всякий раз, когда Агнес заговаривала с ним о Матисе, он или отвечал уклончиво, или кричал, чтобы она выкинула этого парня из головы.

– Как я и предполагал, – ворчал он неизменно, – ты в него влюбилась. И я не могу выпустить его до тех пор, пока ты не излечишься от этой напасти.

Агнес яростно протестовала, но позже, в своей комнате, со слезами бросалась на кровать. Как если бы стены медленно надвигались на нее, она чувствовала, что приближается неизбежное. Сомнений быть не могло: ей придется похоронить все надежды насчет Матиса. Навсегда. Временами Агнес со злостью думала, что он сам во всем виноват, и тогда задавалась вопросом, что она вообще в нем нашла. Матис был настоящий олух, упрямец, каких больше не сыскать. Но у него была голова на плечах. Кроме того, ей нравилась его увлеченность, когда он в равной степени восторгался и новыми способами уборки урожая, и правами бедных крестьян, и огнестрельным оружием. И тогда сердце ее разрывалось при мысли, что Матис до сих пор сидит в застенке.