Алая заря - Саша Штольц

class="p1">Может, и не так все страшно, как она себе успела вообразить? Ко всему можно приспособиться, и все можно обернуть в свою пользу.

Что-нибудь да придумает!

Все будет хорошо.

Глава одиннадцатая, в которой отрастают зубы

Английский с 9 “Б” стоял вторым уроком, и успевшая запаниковать Соня была близка к тому, чтобы обратиться за помощью к Любови Васильевне.

Разумеется, это было худшей идеей, которую только можно было придумать, начиная с того, что так она еще раз покажет девятиклассникам, как легко ее снова получилось задеть и вывести из себя, какая она ябеда и что уважать ее вообще не за что, и заканчивая тем, что завуч могла обратить внимание на ее некомпетентность и невменяемый вид. Который пока что вроде был вменяемым, но Соня в себе не была уверена.

Она освободила седьмой класс за три минуты до конца урока ради того, чтобы прийти во второй кабинет, где обычно вела английский, раньше 9 “Б”. Не успела толпа шестиклассников высыпать из-за двери сразу после звонка с предыдущего урока, как Соня уже была тут как тут. Надо было убедиться, что ничего в классе не испортят и доску ничем не измажут. Виктор Иванович как-то говорил, что его урок они таким образом не раз срывали.

К тому моменту, как почти все собрались, Соня успела исписать всю доску заданиями. Это здорово отвлекало от мыслей, потому что заранее она ничего не готовила и придумывала все на ходу.

— Че Метелку не притащили? — из-за спины спросил Коля Тихорецкий.

Соня резко повернулась, опасаясь того, что может повториться случившееся в прошлый раз.

Этот парнишка ее тревожил не меньше Корешкова и его приятелей. Лично к Соне он не обращался, предпочитая ее игнорировать, но девчонок из своего же класса задирал постоянно, отпуская в их сторону похабные комментарии и щелкая лямками лифчиков на их спинах. Девчонки, конечно, в этом классе тоже не пальцем деланные были: они не молчали, громко материли его и довольно агрессивно лупили — только не поодиночке, а вдвоем или даже втроем. Тихорецкому же все было нипочем: он хохотал, толкался в ответ, совершенно не заботясь о том, что в его шутливых толчках силы было больше, чем в двух парах девичьих рук вместе взятых.

Соня почувствовала раздражение от его наглого тона.

— Захочешь прибраться — обратись к техничке. Она подыщет для тебя то, чем можно подмести пол, — мрачно ответила она.

— О, — протянул Тихорецкий. — Так вы разговаривать с нами и без завуча умеете. Слышь, Белый!

Артем Белов, сидевший на подоконнике, скосил на него глаза и вопросительно поднял брови.

— Училка-то говорить по-русски может!

— Офигеть, — совершенно равнодушно сказал тот.

Мимо прошмыгнула группка девчонок, бросивших на Сонин наряд оценивающие взгляды. Наверное, мама была права: яркий ремень действительно был изюминкой в простом сочетании темно-серого свитера и светлой юбки.

— На места садитесь, — сказала Соня.

— А можно я за ваш стол сегодня сяду? — спросил Тихорецкий. — Вместо вас урок проведу, а вы отдохните.

От его бесстрашного и нахального взгляда у Сони по всему телу поползли неприятные мурашки.

Если она не подберет правильные слова, то опять потеряет контроль и выйдет из себя — и из класса. Не то чтобы она его хоть раз удерживала дольше нескольких секунд. Разве что с Метелкой… тьфу, с Любовью Васильевной на задней парте. Но это и контролем-то неловко было называть.

— Если объяснишь разницу между present simple и present continuous, то конечно, устраивайся поудобнее, — слегка дрогнувшим голосом заявила Соня.

— Это то, что вон там написано? — уточнил Тихорецкий, кивая на доску.

На краткий миг ей даже показалось, что сейчас он это действительно каким-то неведомым образом сделает — то ли слушал ее на прошлых уроках, где она что-то пыталась объяснять, то ли все это время успешно притворялся, что ничего не знает.

— Да.

Тихорецкий прищурился, вчитываясь в написанное на доске, а затем, скривившись, выдал:

— Симпл — это то, что покороче, а континьюс — подлиннее.

— Замечательное наблюдение, — похвалила его Соня, испытывая внутреннее облегчение вперемешку с раздражением. — А теперь присаживайся. За свою парту, будь добр.

— А если не буду добр, что сделаете?

Соня нахмурилась.

Что учителя вообще могли сделать с такими учениками? Накричать? Соня не умела. Пригрозить? Запугать? Чем? Завучем? Директором? Двойками? Не так она представляла себе учебный процесс. Она вообще ничего полезного не могла сделать, поэтому предприняла жалкую и банальную попытку привлечь кого-то более авторитетного.

— Доброте тебя родители не научили? Может, стоит вызвать в школу мать?

— Вы и так умеете! Из могилы поднимите? — с любопытством спросил Тихорецкий.

Соня смутилась.

— Отца тоже заодно разбудите, — добавил он со злой усмешкой. — Они в соседних лежат.

— С кем ты живешь?

— Со старой бабкой, которая ходить разучилась.

Соня поджала губы, чтобы ненароком не ляпнуть что-то еще.

Стыдно. Знала же, что полкласса из неблагополучных семей. Только за три недели так не удосужилась узнать про каждую.

— Что, не найти на меня управы, да? — поинтересовался Тихорецкий все с той же злой улыбкой.

— Видимо, да. Тебе всего пятнадцать, а ты уже безнадежен.

Она не хотела этого говорить, но слова пролетели мимо той части мозга, которая обычно анализирует все то, что готовилось сорваться с языка.

— Сначала маменьку с папенькой помянули, теперь меня обижаете. Вроде такой лапушкой казались, а на самом деле жестокая.

Соня похолодела. Она вовсе не была такой!

— Садись на место, — подобрав остатки невозмутимости, повторила она.

Обиженным Тихорецкий не выглядел, но почему-то, хмыкнув, послушался и пошел за свою парту.

Осознав, что в течение всего этого короткого разговора почти не дышала, Соня медленно выдохнула.

Плохо. Очень плохо.

После звонка шум в классе не стих. Арсений Пономарев единственный встал, шутливо присел и сделал реверанс, вызвав несколько смешков. Дима Корешков неохотно слез с парты и развалился на своем стуле, скорее всего, для того, чтобы Кате Скворцовой было удобнее что-то кокетливо шептать ему на ухо. Ваня Дорохов на своем стуле раскачивался и жевал незажженную сигарету. Кристина Мамаева расчесывала рыжие кудри и как обычно чавкала жвачкой. На последней парте у окна спал Саша Арзамасов. Остальные с незаинтересованным видом пялились на Соню, ожидая каких-то слов, после которых определенно найдут себе занятие, далекое от темы урока.

Они безнадежны как ученики, а она безнадежна как учительница. Ей не удастся совершить чудо.

Взгляд быстро пробежался по головам. Семнадцать из двадцати двух. Можно для начала отметить в журнале отсутствующих. Перекличку в этом классе устраивать было себе дороже. К счастью, у Сони