Алая заря - Саша Штольц

рассчитываю, — серьезно кивнул Виктор. — Еще рассчитываю на то, что на моих похоронах ты наденешь то роскошное черное платье, в котором принимала мое предложение в 89 году. Ты была бесподобна, но уж прости, на свидание в кино вырядилась действительно так, будто на похороны.

— Это не смешно.

— А надо о смерти плакать? Соня. Это естественный процесс. И если ты опять собираешься предлагать мне соскочить с этой дорожки, то мой ответ снова будет нет. Я почти уверен, что ты торчала у своего вампирского бати, споря с ним на эту же тему, вот только была тогда на моей стороне.

— Я была молодой и глупой.

— Ты ценила жизнь в том виде, в каком имела. До того, как поняла, что тебе дали больше.

Сколько бы она ни спрашивала, сколько бы ни предлагала, она знала, что не сможет ничего сделать, пока он не захочет.

А он не просил. И, наверное, уже не попросит.

Ценностью ее прежней жизни было знание, что она закончится, а теперь все казалось одновременно легким и сложным. Легким, потому что она могла подключиться к решению проблем, над которой люди бились десятилетиями. А сложным, потому что… ей ли не знать недостатки долгой жизни?

— Поступлю на биофак, — внезапно сказала она.

Соня занималась лингвистикой и преподаванием уже тридцать лет, кочуя из города в город, из страны в страну, накрутив себе, должно быть, огромный тюремный срок за бесконечную подделку документов. Наверное, она могла найти себя в чем-то еще? Уже пора?

— Любопытно. Искать лекарство от смерти? — усмехнулся Виктор.

— Почему бы и нет?

— Надеюсь, себя в жертву науке ты приносить не собираешься?

— Думаю, что мне не удастся отчитаться перед мировым научным сообществом, не вызвав при этом подозрений.

— Да, — засмеялся Виктор.

— К тому же, за мной должок Воронину. Хотя его теперь не поймаешь. Надеюсь, он не забыл… Как думаешь, десяти лет хватит на то, чтобы продвинуться в этом вопросе?

— Учитывая то, что наука идет семимильными шагами, то да, наверное. К тому же, в этом научном сообществе ты наверняка не одна такая будешь.

— Наверняка, — как эхо, повторила Соня. — Я постараюсь раньше.

Соня посмотрела на Виктора в алых лучах рассветного солнца, ожидая его ответа, но он только одарил ее довольной улыбкой и закрыл глаза.

— Пойдешь к нему? — спросил он немного позже, когда стало совсем светло.

— Да.

Виктор подошел к Соне и, наклонившись, поцеловал ее в висок и накинул на шею красный шарф.

Соня сделала глубокий вдох, прислушиваясь к фантомным запахам восемьдесят второго года. Сигареты, затхлое дерево, черный чай, масляные краски. На самом деле шарф, должно быть, пах только временем — еле уловимым ванильно-пыльным ароматом давно минувших лет, а все прочее с него давно выветрилось. Но Соня снова оказалась в пыльной гостиной, захламленной книгами и рисунками, погрузившись в эту нехитрую машину времени.

В новом веке ее не придумали. Может быть, и не придумают никогда. Зачем изобретать колесо? Закрывай глаза и мчись назад — лишь бы память позволяла.

После того, как Соня один раз прочитала дневник Тимура Андреевича, она не смела притрагиваться к нему почти восемь лет. Слишком личное и болезненное, оно ударило ее сильнее, чем она ожидала. В девяносто третьем она решилась открыть его снова и лишь после этого завела свой.

Тимура Андреевича не было на этом свете уже двадцать девять лет.

Возвращаясь в Нижний Новгород раз в два или три года, Соня каждый раз приезжала на его могилу, садилась у гранитного камня и рассказывала ему о своей жизни, задавала вопросы и делала паузы для саркастичных ответов, которые могли бы прозвучать.

В 1988 году она увидела Биг Бен. Гораздо позже, чем хотела. Вернувшись на родину, она рассказала о поездке Тимуру Андреевичу и почти услышала в ответ его насмешливый голос:

— Не сообразила, как способности применить, чтобы тебя выпустили раньше? М-да. Сила есть — ума не надо.

Ну, не смогла — и не смогла. Чего бубнить-то?..

Соня тогда вздрогнула от внезапного отрезвляющего порыва ветра — был октябрь — и, взглянув на холодный гранитный камень, впервые после похорон заплакала.

Она отпустила его намного раньше, чем они договаривались, и навсегда запомнила раздирающую душу бесконечную благодарность в его голубых глазах.

Ветер шевелил отросшие длинные волосы, собранные в небрежный хвост, и шептал ей о том, какой нюней она была и быть не перестала.

Воспоминания у могилы всегда накатывали светлые и печальные.

Она надеялась, что там, где он находится, он обрел покой, о котором грезил большую часть своей жизни.

Когда-нибудь она к нему присоединится.

Но сначала… сначала она не потратит впустую дар, который от него получила.

— Дар или проклятие, — когда-то сказал Виктор и, сам того не зная, почти повторил то, о чем частенько говорил ей Тимур Андреевич. — В руках дурного человека палка — орудие, а хороший подаст ее старику, чтобы тому не тяжело было идти. С какой стороны глянешь — так и воспринимай.

Соня давно перестала воспринимать эту силу как проклятье.

До тех пор, пока она окружает себя близкими людьми, ценность жизни которых понимает, как никто другой, до тех пор, пока она зажигает огни далекого будущего и называет их большими целями, на осуществление которых могут потребоваться десятки лет, до тех пор, пока горит сама, вдохновляясь и вдохновляя других — до тех пор ее бессмертная жизнь имеет смысл.

Конец

Больше книг на сайте — Knigoed.net