Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман

Замок Боккини был совсем не похож на мрачную виллу рейхсфюрера недалеко от Тегернзее с ее шумящими на ветру соснами и хриплыми криками ворон. Не все в этом замке отличалось безукоризненным вкусом, и смесь стиля Луи-Филиппа и югендстиля, царившая в доме, была совершенно чужда декору немецкого Ордензбурга. Вилла Боккини напоминала мне виллы римлян времен заката империи, обожавших удовольствия, хотя я сомневаюсь, что они могли бы похвастаться фонтаном с группой обнаженных девушек посередине, у которых разноцветные струи воды били прямо из прекрасных грудей. Эта группа и похожие на нее произведения были предметом особой гордости дона Артуро. Небольшой вестибюль, к примеру, был уставлен восковыми фигурами улыбающихся девушек, чьи прелести довольный хозяин обнажал одним нажатием кнопки. Мне так и не удалось узнать, что думал по этому поводу Гиммлер; к счастью, я был избавлен от необходимости переводить слова, в которых он выразил бы свои впечатления.

Дон Артуро любил бродить по своим оливковым рощам и виноградникам, отвечая на искренние приветствия слуг, и раздавал им серебряные монеты с щедростью римского сенатора. Конечно, его сопровождали охранники, но их штатские костюмы, напомаженные волосы и цветастые галстуки разительно отличались от черной, как вороново крыло, формы эсэсовцев, охранявших жизнь господина Гиммлера.

Впрочем, Гиммлер не отказался ни от одного приглашения. Он даже позволил уговорить себя отправиться на якобы незапланированную встречу с архиепископом Беневенто в городском соборе и некоторое время вел весьма оживленный разговор с этим князем церкви. Он отдал должное знаменитым обедам хозяина, поглощая еду в таких количествах, что его слабый желудок еле выдерживал, и пил крепкие красные и золотистые вина Южной Италии, словно это был яблочный сок или минеральная вода. Мне он напомнил школьника, который хоть на один день пытается позабыть о своих уроках.

Когда Гиммлера привезли на поле боя, расположенное в окрестностях Беневенто, где любимый сын Фридриха II, Манфред, потерял трон и жизнь, он вдруг вспомнил о своем учительском прошлом. Я упросил дона Артуро пригласить на эту экскурсию специалиста, хорошо знающего Данте, который угостил гостя из Германии величественными стансами из Третьей песни Purgatorio («Чистилище»), которые начинались словами «Я, Манфреди…». Гиммлеру особенно понравился тот отрывок, где король Манфред жестоко упрекает кардинала архиепископа Козенцы за то, что тот, по требованию папы, похоронил его тело в неосвященной земле:

Умей страницу эту прочитатьКозенцский пастырь, Климентом избранныйНа то, чтобы меня, как зверя, гнать, —Мои останки были бы сохранныУ моста Беневенто, как в те дни,Когда над ними холм воздвигся бранный.Теперь в изгнанье брошены они,Под дождь и ветер, там, где Верде льется,Куда он снес их, погасив огни.[13]

Генрих Гиммлер не любил Гогенштауфенов, но папу и его архиепископа он любил еще меньше. Он попросил меня перевести процитированный отрывок, и, хотя мой импровизированный перевод не мог передать всей красоты оригинала, он ему очень понравился.

В Козенце, городе в Калабрии, Гиммлера ждало менее приятное событие. План мероприятий, составленный итальянскими коллегами, был нарушен, впрочем – как мы вскоре убедимся, – любая поездка при данных обстоятельствах пошла бы вкривь и вкось. Козенца стоит на невысоких берегах маленькой речушки, которую писатель граф Платен, создававший, как считают, весьма безнравственные творения, обессмертил в своей поэме «Бусентская могила». Генрих Гиммлер и его свита остановились здесь на ночь по пути в Сицилию, которую они решили посетить как неофициальные лица. Местный префект, к своему изумлению, узнал за ужином, что завтра рано утром они решили возродить древнюю германскую традицию, а именно посетить могилу, в которую король Аларих и верные ему вандалы, согласно легенде, унесли свои сокровища. Префект, в отличие от Гиммлера, знал, что эту могилу в то время исследовали французские археологи, которых сопровождала женщина, умевшая находить под землей воду.

На следующее утро владыка немецкой полиции отправился, как и было решено, на берег унылой и грязной речушки, в которой не было ничего героического. С большими усилиями удалось направить ее в другое русло и обнажить дно. И тут все увидели, что мадемуазель и ее коллеги археологи уже на месте. Увы, разве можно сравнивать потомков Алариха с молодой француженкой, у которой в руке была «волшебная лоза» для отыскания воды?

Для впечатлительных итальянцев даже высокого поста господина Гиммлера оказалось мало. Группа людей, окружавших его, начала быстро таять – герои местной итальянской администрации, совершенно равнодушные к Алариху и его вандалам, завидев соблазнительную грудь мадемуазель, принялись потихоньку уходить, и вскоре представительница Франции оказалась окруженной со всех сторон поклонниками ее красоты. Сыны юга провожали восхищенными взглядами волнообразные движения лозы и груди. Простая ветка стала волшебной палочкой Цирцеи, по мановению которой вся свита высших местных начальников под разными предлогами покинула Гиммлера и отдала себя в распоряжение археологии и женственности.

В конце концов только мрачные неподвижные фигуры погрустневшего префекта и шефа итальянской полиции остались стоять рядом с гостем, а оскорбленным союзникам Италии ничего не оставалось, как предложить в самом ближайшем будущем прислать группу немецких ученых для исследования могилы Алариха. Король вандалов так и остался лежать на дне Бусенто рядом со своим сокровищем, а рейхсфюрер наказал поэта Платена, отказавшись положить венок на его могилу в Сиракузах.

В Таормине Боккини отыгрался за свой промах в Козенце. Гиммлер вспомнил о коренном населении острова, сикуланах, и в нем проснулись замашки директора школы. Он потешил местных жителей, решив продемонстрировать им, что они тоже, по крайней мере частично, потомки германцев. Восхищенный посохами с крюками и свирелями сицилийских пастухов, он стал с энтузиазмом собирать эти свидетельства древнего прошлого Сицилии. Его римские коллеги позаботились, чтобы его аппетиты были полностью удовлетворены. И если бы великий бог Пан давным-давно не умер, он, безо всякого сомнения, пал бы от рук Генриха Гиммлера на Сицилии. Вскоре в округе не осталось ни одной свирели, под звуки которой прекрасные нимфы, как в эпоху сикуланов, могли бы танцевать на берегу ручьев, а пастухи пасти свои стада, – все было скуплено Гиммлером. Откуда их привезли, было известно только его превосходительству синьору Боккини, но он позже со смехом признался мне, что все эти свирели и палки были изготовлены специально для продажи Гиммлеру.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});