До мозга костей (ЛП) - Уивер Бринн

Моя рука крепче сжимает её горло, смакуя каждое движение её языка, то, как соблазнительно напрягается её горло под моей ладонью.

Отпускаю её руку, жадно хватаю блузку и высвобождаю подол из узкой юбки-карандаша. Рука проникает под рубашку, и я захватываю её рот, целуя ее сильнее и наслаждаясь следами крови, которые проступают на губах.

Поднимаюсь вверх по её грудной клетке, обводя пальцами сексуальный изгиб каждой косточки, её кожа мягкая и гладкая. Прижимаясь сильнее к её тазу, я практически насаживаю её на свой член, этот ублюдок так, блять, и хочет погрузиться в неё и узнать, как крепко её киска может обхватить меня.

Когда я двигаюсь выше и провожу большим пальцем по её соску, выпирающему сквозь тонкий материала лифчика, она стонет ещё сильнее, вибрация на моей ладони усиливает мою потребность услышать её крик.

Отстраняюсь, чтобы поцеловать её шею, зубы царапают кожу, прежде чем я вгрызаюсь в её нежную плоть. Но не её внезапный, сдержанный крик леденит мою кровь и останавливает руку. Ощущение грубой, шероховатой рубцовой ткани под моими пальцами заставляет мышцы моего позвоночника напрячься, а меня выпрямиться.

Я возвышаюсь над ней и смотрю в её прекрасное раскрасневшееся лицо.

— Кто сделал это с тобой? — требую я от неё ответа.

Грудь вздымается, она быстро моргает, затем качает головой, прислонившись к шкафчику.

— Это был… несчастный случай, — говорит она хриплым, отрывистым голосом. — Я была молода.

Я не верю ей.

— Несчастный случай, из-за которого у тебя случается паническая атака при виде разбитого стекла?

Её взгляд пронзает меня насквозь. Я изучил почти все травмы и причины смерти на планете, и, продолжая исследовать два шрама на её груди, я вижу явные свидетельства тяжелых травм, нанесенных очень острым предметом.

— Джек…?

Дрожь в её голосе вызывает вспышку воспоминаний, и внезапно доктор Кири Рос предстает передо мной в совершенно новом, ярком свете.

Я убираю руку с её шрамов и из-под блузки, затем, тяжело сглотнув, целую её лоб. Это совершенно не в моем стиле, и её взгляд расширяется от беспокойства.

— Нам нужно выбираться отсюда, — говорю я.

— Хорошо. Конечно.

Она кивает и заправляет блузку в юбку, затем поправляет волосы.

После, поворачивается в сторону двери, и я хватаю её за запястье.

— Возьми отгул на целый день, — говорю я ей.

— Это приказ, Джек?

Я киваю один раз.

— Держись подальше от Хейса.

На её лице промелькнуло какое-то нечитаемое выражение, прежде чем она заставляет себя лучезарно улыбнуться.

— Я уже большая девочка. Со мной всё будет в порядке.

Затем она убегает, а я остаюсь с бешено колотящимся сердцем и сладким вкусом её губ на моих. По прошествии достаточного времени я выхожу из холодильника для трупов и направляюсь в свой офис, откуда забираю свою сумку и пиджак от костюма.

Необходимость поставить последний кусочек головоломки на место — это непреодолимая сила, двигающая меня вперед. Я иду к кабинету Кири, не уверенный, что чувствую, оставляя её здесь с Хейсом, но если я прав… тогда я точно знаю, почему он здесь.

Кири не смотрит на меня, пока я стою у двери её кабинета, и я знаю, что она потрясена. Но не от поцелуя. А от секрета, который она слишком долго скрывала от меня.

Я еду прямо домой и захожу в свой офис. За фальш-панелью книжной полки находится биометрически запечатанная дверь, ведущая в мою личную холодильную камеру и кабинет — мою комнату трофеев. Прохожу мимо костей в стеклянных сосудах, не останавливаясь, пока не добираюсь до стеллажа, куда я засунул коробку с вещами десятилетней давности.

Я откапываю почти древнюю видеокамеру, затем достаю адаптер питания.

Моя нога подпрыгивает, пока я сижу на диване и нетерпеливо жду перемотки 8-миллиметровой ленты.

Когда на заполненном статикой экране появляется лицо девушки, я нажимаю на устройстве кнопку Pause.

И там, на зернистом экране, передо мной предстают бледно-голубые глаза, которыми я был одержим последние три года. Они широко раскрыты, и невозможно ошибиться в том, что в их глубине таится ужас.

Я нажимаю Play, и через маленькие динамики доносится душераздирающий крик Кири.

Кадры воспроизводят события той ночи, когда серийный убийца нанес смертельные ножевые ранение девочке-подростку во время семейной резни.

И пока я смотрю на экран, я снова и снова вижу её смерть.

Потому что эта девочка была мертва. Я видел, как она умерла.

Я провожу рукой по лицу.

— Jeg forlod hende.23

Отложив видеокамеру, я встаю и направляюсь к стеклянной витрине. Отпираю дверцу и выбираю хрупкую кость, выставленную посреди других моих трофеев.

Подъязычная кость Молчаливого Убийцы.

Я провожу пальцем по гладкой кости — кости, которая не нуждается в соединении с другими костями, чтобы существовать в скелетном каркасе. Ее внутренняя часть содержит пустую полость, к которой кровеносные сосуды проходят через каждый слой, доставляя питательные вещества и кислород.

Несмотря на то, что я изучал эту конкретную кость всю свою карьеру, у меня такое чувство, будто я вижу её впервые.

Нет, одинокая подъязычная кость не нуждается в какой-либо другой структуре для существования. И все же её выживание зависит от поддерживающего жизнь костного мозга.

В ту ночь десять лет назад, когда я решил уничтожить очередного убийцу на своей территории, я задушил его прямо рядом с его последней жертвой — девочкой с призрачными бледно-голубыми глазами, глазами, в которые я ни разу не заглядывал до того момента, пока она появилась в моем университете.

Все это время она не была мертва. Она вообще не умирала. Она была тем, что удерживало меня здесь.

Она — костный мозг.

Она — мой костный мозг.

Кири не родилась убийцей — она стала ею.

И я приложил к этому руку.

11. УИНТЕРС

Кири

К восьми часам мои глаза, кажется, готовы вылезти из орбит. Я провела утро на лекциях, днем проверяла эссе, а вечером просматривала записи с камер слежения двухмесячной давности, на которых большие и маленькие существа медленно разбирали один из трупов в лесистой части Исследовательских Полей Басса. Даже Солнечный Зайчик появляется, убегая с локтевой костью, чтобы спрятаться под кустом черноплодной рябины, зажав кость между передними лапами и работая челюстями по изогнутой вертлужной выемке. Я улыбаюсь, когда перематываю запись и смотрю снова. Многие другие животные взяли бы бедренную кость, чтобы обгладать её головку, или ребра, которые легко разгрысть. Но не Зайчик.

— Конечно, ты выбрала что-то неудобное, — говорю я в экран. — Держу пари, ты сделала это, чтобы быть милой.

Когда в груди начинает гореть от боли её потери, я закрываю ноутбук, потягиваюсь, прежде чем подняться и собрать всё вещи. Единственный человек, присутствующий здесь сегодня, — Джек, я замечаю его профиль, пока он изучает что-то на мониторах компьютеров в своей лаборатории. Его внимание настолько поглощено тем, что он анализирует, что я, вероятно, могла бы просто ускользнуть незамеченой. На самом деле, уверена, что он был бы счастлив, если бы я ушла, не сказав ни слова. Не похоже, чтобы он когда-либо раньше ценил какие-либо попытки простой вежливости. Что ему, вероятно, больше всего не понравилось бы, так это если бы я прервала его веселым «спокойной ночи».

Я закидываю сумку на плечо, натягиваю свою самую сладкую, ослепительную улыбку и марширую в лабораторию, чтобы передать то, что, несомненно, будет самым энергичным прощанием, которое когда-либо получал Джек Соренсен.

— Я ухожу, Джек. Желаю тебе фантастического…

— Доктор Рос, — вмешивается он, его голос теплый и почти… тревожный. Как будто в этих трех слогах звучит тихая нотка трепета. — Входите, пожалуйста.

Моя улыбка увядает. Я не двигаюсь ни на сантиметр.

Мне кажется, что я слышу тихий смешок поверх звука спокойной классической музыки, играющей из динамика на его столе, но не уверена, что мне это не кажется.