Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин

немного поспать, даже если придется принять четыре таблетки из тех, что Вы мне дали и которые, увы, уже почти не действуют. Того, что я написал, достаточно, чтобы уверить Вас в серьезности ситуации. Повторяю: не подведите меня. Жду от Вас ответа в ближайшие дни. А я тем временем успокоюсь, залижу раны, как говорится, и сияющая улыбка Николаса поможет мне прийти в себя.

Ваш преданный и страждущий друг,

Харрингтон Брэнд.

Консул подпер голову растопыренными пальцами и сидел не шевелясь, не считая подергиваний лицевого нерва. В груди мучительно набухало знакомое чувство жалости к себе. И все-таки письмо принесло ему некоторое облегчение – слабый отголосок того чувства очищения, которое он испытывал после катартических сеансов в кабинете профессора Галеви. Он вздохнул, подбородок начал подниматься, постепенно возвращая лицу консула волевое выражение. Неспешно поднявшись, он вышел из номера и опустил письмо в почтовую щель рядом с лифтом.

Час спустя под действием таблеток он спал глубоким сном.

Глава 13

Прибрежный поезд был точен, как никогда. Без четверти восемь утра Харрингтон Брэнд прибыл в Сан-Хорхе и на платформе увидел ожидавшего его Гарсиа.

– Вы получили мою телеграмму, – отметил он, отдавая чемодан и направляясь к машине.

– Да, сеньор. Но почему вы не позволили мне привезти вас из Барселоны? Ради вашего удобства я мог бы за ночь доехать.

Несмотря на мрачное настроение, консулу была приятна эта забота – поистине исключительный парень его дворецкий! Брэнд не часто бывал снисходителен к своим слугам, но, когда Гарсиа укутывал пледом его колени, он ответил:

– Вы хорошо мне служите, Гарсиа, и этим заслуживаете моего взаимного расположения.

Влажные от утренней росы улицы были довольно пустыми, и дорогу до виллы машина преодолела за пять минут. Радуясь возвращению домой и чувствуя, как ослабевает стеснение в груди, Брэнд направился к входной двери. Втайне он надеялся, что Николас встретит его в патио, хотя это и было бы посягательством на им же самим установленные для мальчика правила. Степенно, но все же быстрее обычного он пересек холл и поднялся по лестнице вместе с Гарсиа, несущим за ним чемодан. Сначала он вошел в свою комнату, снял дорожное пальто и вымыл руки, затем с усиливающимся нетерпением открыл дверь, ведущую в спальню сына, и замер в недоумении, улыбка сползла с его лица. Где Николас? Может, он спрятался, чтобы подшутить над отцом? Нет. Постель не тронута. Комната была совершенно пуста.

Консул встревоженно обернулся:

– Гарсиа! Гарсиа! Где мой сын?

Осторожно опустив на пол чемодан, дворецкий выпрямился и бесстрастно уставился в одну точку над головой хозяина.

– Ваш сын, сеньор? Сожалею, но… Его здесь нет.

– Что?!

– Да, сеньор… – Дворецкий говорил медленно, будто тщательно подбирал слова, слетавшие с его губ. – Вчера после обеда… Мы с Магдалиной не успели его остановить… Он ушел.

Оцепенение, овладевшее Брэндом в первое мгновение, быстро переросло в тревогу.

– Куда он пошел? И с кем?

– Я точно не знаю, куда он пошел, сеньор… В город, наверное. – Гарсиа помолчал, в его глазах мерцали язычки тьмы, затем почти неслышно произнес: – Он ушел с Хосе.

– Хосе! – сквозь зубы произнес консул ненавистное имя.

– Он самый, сеньор. Они ушли, смеясь и разговаривая… И держались за руки. – Затем, напустив на себя уверенный вид, Гарсиа добавил: – Не волнуйтесь, сеньор. Они сегодня вернутся, вот увидите. Они провели вместе только одну ночь.

У консула подкосились ноги. Смертельно побледнев, он сел на краешек кровати. Хосе с его сыном… Вопреки его категорическому запрету… А он-то был уверен, что их общению положен конец. Слова «смеясь и разговаривая»… «держались за руки»… «провели вместе ночь» раскаленным железом жгли его мозг. Адов огонь гнева, ненависти, обманутой любви пылал в его груди. Консул стиснул руки. Господи, за что! Именно сейчас, в минуту тяжких испытаний, когда он весь переполнен отцовской нежностью, когда он более всего нуждается в сыновней любви. Нет, нет, этого не может быть… Он не может в это поверить…

– Гарсиа! – лихорадочно вскрикнул он. – Что вы такое говорите! Мой сын, должно быть, пошел к мистеру Деккеру. Тут какая-то ошибка.

Дворецкий, не отводя от него темных горящих глаз, в которых таилась насмешка, пожал плечами:

– Не мне с вами спорить, сеньор. Обо мне всегда говорили, что я свое место знаю. И это место часто было очень высоким. Конечно, если вы полагаете, что я отступаю от истины…

– Нет, Гарсиа. – Брэнд заискивающе взглянул на него. – Я не это хотел… Вы вне подозрений. Но все же… – Он осекся, стиснув лоб обеими руками.

– Сеньору, несомненно, очень трудно в это поверить. – Избавленный от пристального внимания консула, Гарсиа под кажущейся невозмутимостью веселился вовсю. – Я с большим почтением отношусь к сеньору и его сыну. Мне не хотелось причинять сеньору боль. Но если требуются доказательства…

Когда Брэнд с неимоверным усилием поднял голову, Гарсиа протянул ему измятый листок бумаги.

– Я нашел это в саду, сеньор. Там было еще несколько. Но и этого будет достаточно.

Консул машинально взял листок, но карандашные строки расплывались перед его затуманенным взором, и из всего он смог разобрать только слово «люблю». Он не спеша потянулся за очками и с тяжелым сердцем надел их.

Дорогой Хосе, как я люблю, когда мы вместе…

Консул, не отрываясь, дочитал до конца все игривые строчки, которыми так весело перебрасывались Хосе и его сын. Красные пятна вспыхнули и погасли на висках, вытянутое лицо Брэнда побледнело сильнее прежнего. Он почувствовал себя опустошенным до тошноты, и эта внутренняя пустота вдруг взорвалась сильнейшим, удушающим гневом.

Сквозь объявший его красноватый туман проник тихий возглас Гарсиа:

– Они вернулись, сеньор. – Дворецкий указал на окно. – Вот они… в саду.

Не двигаясь с места, консул ответил:

– Благодарю вас, Гарсиа. Можете идти. Я должен немедленно увидеться с сыном.

Некоторое время после ухода слуги он еще сидел, затем резко встал и судорожно задышал, расправляя сдавленные легкие. Непонятно почему, он не мог заставить себя