Мемуары мертвого незнакомца - Ольга Володарская

— Нога беспокоит, да? — спрашивал сердобольный Зура, видя, с каким мученическим видом Маша укладывается на диван.

Она в ответ кивала. Но на самом деле болела у нее не только травмированная нога…

Все!

Даже нос! Она прикасалась к нему и ощущала неприятное покалывание в кончике.

— Давай я сделаю тебе массаж? — предлагал Зура. И иногда Маша соглашалась. Нога после манипуляций старшего Ристави болеть не переставала, но в общем Маша чувствовала себя лучше. Расслаблялась, что ли?

Дато отсутствовал уже месяц. За это время он не позвонил (если не считать того единственного раза), не отправил телеграммы, письма… чертова голубя, в конце концов!

Маша не знала, что думать.

Он ранен?

Он в плену?

Он погиб?

Ему плевать на то, что она его ждет?

Значит, разлюбил!

Маша очень жалела, что проворонила экзамены в институт. Училась бы сейчас, все было бы легче. Хоть как-то отвлекалась бы. Она же только и делала, что ждала…

Если бы не Зура, она, наверное, с ума бы сошла.

— Если Дато не появится в ближайшие дни, я уеду в Москву, — сказала ему Маша как-то вечером. — Сколько можно ждать?

— Не уезжай, — умоляюще прошептал Зура.

— Не вижу причин, чтобы остаться. Я потеряла Дато, а без него мне тут делать нечего.

— Но у тебя есть я.

— Милый Зура… Как я тебе благодарна, если бы ты знал! — Она нежно сжала его руку.

— Я готов быть рядом до конца дней.

— Ты хороший друг, я знаю. — Маша стала раскладывать по тарелкам ужин — макароны с сыром. Она даже научилась готовить, чтобы не киснуть в бездействии. А квартиру отмыла до блеска!

— Могу стать не просто другом, — выпалил он и опустил глаза.

— О чем ты? — рассеянно спросила Маша. Она не могла вспомнить, куда убрала соль. Макароны оказались пресными.

— Я люблю тебя!

Солонка, найденная на подоконнике, выпала из рук. Пол покрылся белыми крупинками. Маша смотрела на них и негодовала. Она только сегодня помыла пол, и вот опять беспорядок.

А еще соль рассыпается к несчастью! Но об этом Маша подумала в самый последний момент.

— Я шокировал тебя? — услышала она голос Зуры.

— Нет… — Она опустилась на корточки и принялась собирать соль руками. — То есть да. В смысле, я не очень поняла…

— А что непонятного в моем признании?

— Я тоже тебя люблю как друга. Ты это имел в виду или?.. — Она подняла на него глаза.

— Я тебя люблю не как друга, — ответил Зура. Затем, взяв совок и веник, принялся сметать соль.

Маша встала, подошла к раковине и начала мыть руки. Ее иногда посещали мысли о том, что она нравится Зурабу как девушка, но она гнала их. Зура вел себя с ней сдержанно, соблюдая пусть небольшую, но дистанцию. Даже когда он массировал ей ногу, в его прикосновениях не было ничего чувственного. Он просто хотел облегчить ее страдания…

— И давно? — спросила она.

— С того дня, когда мы встретились на ступенях синагоги.

Маша была поражена. Все женщины, пусть и маленькие, чувствуют, когда в них влюблены. Мужчины, особенно юные, всегда себя выдают. Но только не Зура.

— Я скрывал свое чувство долгие годы, — признался он. — Я вообще такой… — Он усмехнулся. — Партизан. Ни одной девочке, которой был увлечен, не показал своей симпатии. Эмоциями лишь с бумагой делился. Она, как известно, все стерпит. Я писал романтические рассказы, сопровождая их рисунками. Сейчас жалею, что все уничтожил. Возможно, когда-нибудь из всего этого могла выйти детская книга. Признаюсь, я часто влюблялся. Поэтому книга получилась бы толстой… — Зура улыбнулся. — Но с твоим появлением в моей жизни все изменилось. Для меня остальные перестали существовать. Отныне все свои тайные рассказы я посвящал тебе. Годами я набирался смелости, чтобы признаться тебе и попросить стать моей девушкой, но когда я «созрел», оказалось, что у тебя уже есть парень. Мой брат.

Говоря это, Зураб мел пол. Водил и водил веником по одному и тому же месту. Чище в комнате от этого не становилось, но Маша понимала, что ему нужно куда-то деть глаза и руки.

— Зураб, я не знаю, что сказать… — Она беспомощно развела руками.

— А я и не жду от тебя слов. Только действия. На сегодняшний момент, по крайней мере, одного. А именно — останься, не уезжай. Обещаю вести себя идеально. То есть не докучать тебе своей любовью. Я буду просто находиться рядом, заботиться о тебе. И ждать, когда ты увидишь во мне не только друга.

— Это ужасно — ждать! Уж я-то знаю.

— Мне привычно, Маша.

— А мне нет… — Она взяла вилку и ткнула в макароны. Остывшие, несоленые, их было противно есть, и Маша отодвинула тарелку. — Если бы Дато погиб, нам бы сообщили?

— Да.

— Значит, он жив. Но почему не пишет? — в тысячный, наверное, раз задала она этот вопрос. — Ты обещал сходить домой к его товарищу. И спросить у родственников, есть ли от него весточки.

— Я ходил.

— И?

— От него пришло уже три письма. В одном он сообщил, что трое из отряда погибли. — Маша вскрикнула. — Дато среди убитых нет. Тех парней уже похоронили — их тела доставили в Тбилиси. Я не говорил тебе об этом, чтоб лишний раз не расстраивать.

— Я пойду полежу…

— Может, лучше прогуляемся? Погода замечательная.

— Не хочу.

— Но ты и так все дни лежишь, а выходишь затем, чтоб позвонить бабушке или на кладбище сходить.

Она отмахнулась и ушла в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

* * *

Прошло еще пять дней. Тоска навалилась с такой силой, что Маша чувствовала себя придавленной бетонной плитой — ни пошевелиться, ни вздохнуть. «Завтра пойду на вокзал за билетом, — решила она. — Возьму на первый же отправляющийся в Москву поезд!»

И вроде легче стало. Даже уснула без мучений. Но среди ночи проснулась от того, что слезы душат.

— Маша, что с тобой? — услышала она взволнованный голос Зуры. Он, потревоженный ее всхлипами, вбежал в комнату.

Она хотела ответить, но не смогла — задыхалась от рыданий.

Зура бросился к ней, прижал к себе и стал успокаивать. Он гладил ее по волосам, шептал что-то ласковое, укачивал, словно ребенка. И Маша стала затихать.

— Хочешь, я полежу с тобой, пока не уснешь? — прошептал он.

— Хочу.

Не размыкая рук, в кольце которых он держал ее, Зура опустился на бок.

— Я так измучилась, — выдохнула Маша. — Кто придумал, что любовь это прекрасно? Муки сплошные…

— Любовь прекрасна, — не согласился с ней Зура. — Несмотря на муки.

— Чем?

— Только она дает человеку крылья.

— У тебя они есть?

— Большие, сильные, как у Пегаса, мифического крылатого коня, любимца муз.

— А когда их сломают, что делать с этими бесполезными отростками? Только мешают они.

— Ждать, когда заживут.

— Ждать, опять ждать! — Ее голос сорвался.

Зураб шепнул ей на ухо:

— Тшшш… Успокойся. — И вдруг, приподнявшись на локте, поцеловал. Впервые! Раньше он даже щеки ее губами не касался, а тут в губы.

Маша удивленно на него воззрилась.

— Знала бы ты, как давно я мечтал об этом… — И снова склонился над ней. У Зураба оказались мягкие, нежные губы. И поцелуи его были приятны Маше. Как и его слова о любви.

А еще ей было с Зурабом спокойно. Всегда, а особенно сейчас. Он как атлант взвалил на свои мощные плечи плиту, что давила на нее, не давая двигаться и дышать.

Он целовал ее и говорил, говорил… Она слушала и отвечала. Но лишь на поцелуи. Сказать ей Зуре было нечего…

Маша гладила его плечи. Они были мощными и волосатыми. Совсем не такими, как у Дато. И это хорошо. В данный момент она хотела забыть о нем.

Зураб стянул с нее майку. Руки у него тоже были большими. Когда одна ладонь накрыла Машину грудь, она утонула в ней. Ее грудь предназначена для изящной руки Дато…

Нет, прочь эти мысли, прочь!

И, закрыв глаза, Маша обхватила ногами бедра Зураба, помогая ему проникнуть в нее.

…Она проснулась от шума. Где-то совсем рядом грохнуло, и Маша испуганно вздрогнула.

Что это? Выстрел?

Нет! Хлопнула входная дверь.

Это стало ясно, когда Маша обернулась и увидела… Дато!

Худой, обросший, изможденный, он стоял посреди комнаты и смотрел на нее. На губах еще можно было уловить тень улыбки, которая блуждала по его лицу несколькими секундами ранее.

Маша зажмурилась. «Господи, пусть это будет сном! — взмолилась она. — Самым страшным кошмаром… Я открою глаза, и окажется, что секс с Зурой мне приснился, а он не лежит голый в обнимку со мной…»

Но то, что это не сон, она поняла еще до того, как разлепила веки. Потому что Зураб пошевелился.

«Тогда хотя бы сделай так, Господи, чтоб Дато не стоял в трех метрах от кровати, на которой я ему изменила!»

— Что, стыдно в глаза смотреть? — услышала она голос Давида, и все ее надежды рухнули. — Какие же вы твари…