Как мы жили в СССР - Дмитрий Яковлевич Травин

ряде случаев покупателям кооперативов приходилось прибегать к экстраординарным усилиям, чтобы собрать деньги. К примеру, профессор Владимир Гельман рассказывал мне, что его отец бросил в 1970‑е работу в исследовательском институте и пошел на стройку прорабом специально для того, чтобы зарабатывать побольше и расплатиться с долгами, взятыми под приобретение кооператива [Гельман, интервью]. А историк Александр Скобов10 отметил, что его родители смогли купить «двушку» на окраине Ленинграда лишь благодаря финансовой помощи бабушкиного брата, строившего «Норильский никель» и хорошо зарабатывавшего на Севере [Скобов, интервью].

Чисто внешне покупка квартиры напоминала приобретение частной собственности, однако на самом деле между нынешним рынком жилья и «рынком» кооперативов существует заметная разница. Цены на кооперативные квартиры не являлись рыночными. Хотя стоили они очень дорого, и люди, приобретавшие такое жилье в кредит, расплачивались потом на протяжении многих лет, спрос «бездомных граждан» все же сильно превышал предложение. Кооперативов не хватало. Правда, в данном случае очереди были не столь длинными, как на квартиры государственные. И главное – человек мог с помощью денег и связей ими манипулировать. Например, актриса Елена Проклова, став членом ЦК комсомола, «получила» прекрасный кооператив в пределах Садового кольца за один день: достаточно было просьбы директора «Мосфильма» [Проклова 2008: 147]. Но для простых людей вопрос так быстро не решался. Об этом можно узнать из мемуаров И. Андреевой. Сколько бы ни имел человек денег, для покупки кооператива этого было недостаточно. Тем более не мог он приобрести несколько квартир. Для того чтобы встать на очередь в кооператив, требовалось официально считаться лицом, нуждающимся в улучшении жилищных условий, то есть иметь меньше метров на человека, чем положено по утвержденной государством норме. Как только власти эту норму слегка увеличили, сын Андреевой бросился с плачем записываться в очередь у себя в министерстве: «молодая семья, не можем позволить ребенка, трудно закончить диссертацию и т. д., и т. п.». Одновременно «страдальцы» прописали у себя молодую жену сына и нового мужа самой Андреевой, которые раньше числились проживающими где-то по иным адресам. И все равно ничего не выгорало: реально обеспеченность жильем в семье была на полметра больше, чем даже повышенная норма. Тогда собрали кучу всяких справок в надежде на получение льготы. Так, в частности, членство в творческом союзе позволяло иметь лишние 20 кв. метров на человека. Правда, обычно это помогало лишь в том случае, если у тебя уже эти метры имелись. Получить новые под предлогом творчества мало кому удавалось. Следующей попыткой стало знакомство во властных структурах. Андреевым назвали фамилию человека, который может помочь, закрыв глаза на наличие лишних квадратных метров. И действительно, семью поставили в очередь. Но та, увы, не двигалась. Прошло несколько лет, и сыну удалось встать в иную очередь – через Союз художников СССР, который начал вдруг строить мастерские. За отсутствием квартир такое «жилье» художников тоже устраивало. И мастерскую действительно удалось получить. А через несколько лет квартира, причем бесплатная, государственная, вдруг неожиданно «свалилась» на саму Андрееву. В перестройку она стала депутатом, то есть каким-никаким «начальником». И тут же долгое стояние в очереди сработало. На этом формальном основании ей предоставили «двушку» в московском районе Солнцево [Андреева 2009: 91–96].

Ленинградский физик Виталий Сирота не мог приобрести квартиру из‑за лишнего метра жилплощади. Он имел 19 кв. метров на троих, при этом нормой считалось шесть на человека. Правда, ему помогли районный депутат и наличие ученой степени: в виде исключения Сироту в жилищный кооператив приняли. Но когда дом построили, его вдруг почему-то не оказалось в списках. Пришлось долго бегать по инстанциям, чтобы ликвидировать «ошибку» [Сирота 2015: 125]. Семья В. Гельмана смогла встать в очередь на кооператив лишь благодаря бабушке – блокаднице, награжденной медалями: она пошла просить в исполком [Гельман, интервью].

А вот еще история. С кооперативной квартирой писателя Владимира Войновича. В отличие от Астафьева он был в 1970‑х у власти на плохом счету, как диссидент, написавший антисоветский роман, и как человек, подписывающий воззвания в защиту политических заключенных. В Союзе писателей руководство протежировало не ему, а другим членам – бездарным, но зато вполне лояльным. И вот однажды, когда Войнович захотел сменить крохотную однокомнатную квартиру на «двушку», в конкуренцию с ним вступил писатель Сергей Иванько. Он имел в друзьях влиятельного секретаря Союза писателей. Механизм был следующий. В писательском кооперативном доме освободилась квартира. Общее собрание членов кооператива решило, что занять ее имеет право Войнович, поскольку он четыре года уже стоит в очереди на улучшение жилищных условий, а ныне жена его рожает, и жить втроем в однокомнатной квартире им будет тесно. Однако Иванько, уже имевший квартиру, в два раза превышавшую по площади квартиру Войновича, заручился поддержкой начальства. Для писателей он оказался очень нужным человеком, поскольку, ко всему прочему, был большой шишкой в издательском деле и мог серьезно влиять на публикацию книг. А от публикаций зависит не только слава, но и благосостояние, потому что хорошее издание приносит хорошие гонорары. В конечном счете победил все же Войнович, поскольку закон был на его стороне. Но если бы победитель не проявил настырность, Иванько мог бы склонить многих писателей – членов кооператива – на свою сторону как человек, вхожий в высокие кабинеты и способный помогать своим сторонникам в решении бытовых проблем [Войнович 1993].

Другой случай с жильем в писательском доме был у Булата Окуджавы. Он целых два года не мог развестись с первой женой, поскольку хотел оставить ей с сыном жилье. Но дом с новой квартирой еще только строился, и если бы женщина перестала считаться супругой писателя, ее тут же из очереди на жилье выкинули бы [Быков 2009: 424]. Москвича Окуджаву квартирный вопрос не испортил. Но крови ему, как и Войновичу, попортил немало.

Словом, кооперативное строительство не решило проблемы, а потому на закате советской власти возник еще один – самый странный – ответ на квартирный вопрос. МЖК – молодежный жилищный комплекс. Те, у кого еще были силы, сами строили себе дома, бросая работу по специальности. «В МЖК ты пахал, как добровольный раб, и тебе ничего за это не обещалось, ты мог вылететь в любой момент», – отметил лидер музыкальной группы «Чайф» Владимир Шахрин, испытавший этот подход на себе. В конечном счете он получил квартиру, но лишь потому, что стал депутатом [Порохня 2001: 35–36, 48–50].

Народ и партия едины, но ходят в разные магазины

В дневниках Анатолия Черняева есть запись о том, как дагестанский поэт Расул Гамзатов, являвшийся «по совместительству»