Вы хотите стать звездой? - Роман Трахтенберг

Жена именинника, сначала сидевшая в легком шоке, сложилась пополам от истеричного смеха.

— Как вам? Не слишком? — с опаской поинтересовался я.

— Нет, что вы! «Такого ведь не увидишь и в веках», — оценила она.

Еще бы. За каждой притащенной сюда участницей стояли Судьба и История (может быть, душевной болезни). Но зато бабы отличались друг от друга как земля и небо, как шлюшки на Ленинградке от проституток из «Англетера»!

Вечером того же дня состав участниц еще расширился. Брошенный гражданкой Ч. среди сумасшедших клич «Хотите сто баксов?» долетел до тантрического центра, откуда мне позвонили две извращенки. Принимать их пришлось уже у себя дома. Тантрические девы выглядели кончеными бл...дями. Что, впрочем, в мой безумный проект вполне укладывалось. Одна «красавица» — мать троих детей, от которой сбежал муж, — ничего не умела, кроме как раздеваться и трахаться. Порадовала лишь вторая, сказав, что споет. «Так ты еще и поёшь?» — цинично заметил я, вспоминая старый анекдот. Деточка анекдота не знала, шутки не догнала, но — главное — на просьбу раздеться тоже легко согласилась. Правда, ботинки снимать поленилась. Просто спустила трусы с колготками, так и пела, слегка подтанцовывая, несмотря на риск запутаться в висящем дешевом белье и грохнуться на дорогой журнальный столик.

А я тогда жил один.

Ночь меня ждала неразделенная.

Но стоило ли торопиться?

Когда мужчина уговаривает, он вроде как чем-то обязан.

Но надо ли? Тем более что обе клуши, попавшие в хорошо обставленный «звездный» дом, похоже, тоже решили не спешить.

Я предложил им выпить.

Они попросили поесть.

Я предложил «Хеннесси».

Они попросили сосисек.

Я предложил им принять душ.

Они сказали, что чистые.

...Беседа не клеилась.

Но мы хорошо посидели час. Потом еще два. И еще четыре.

Я пил, они ели.

Наконец наевшись, они решили поплавать и полезли ко мне в джакузи.

Наконец напившись, я тоже туда полез, и мы совершили заплыв. Правда, дала только мать троих детей. И то один раз. Во второй раз она, решительно усевшись на член... цинично и не вовремя потребовала... пятьсот долларов!

— Не дам! — так же нагло и несвоевременно ответил я.

И она слезла.

«Ну и черт с ней! — подумалось мне. — Все равно после такого количества алкоголя второй раз — лишний».

К счастью, метро уже открывалось, и они свалили. Всем нам хватило ума попрощаться вежливо. Работа превыше всего. Мне были нужны бабы на конкурс. Им бабки на еду. А спать?!. Спать я лег с мыслью, что, став звездой, уже можешь выбирать из кучи блядей лучшую, а не случайно залетевшую. И не платить.

Жизнь начала радовать с похмельного утра. Нарисовалась еще одна участница. Мне ее обрисовали кратко: «пятнадцатилетняя девочка, дочка одной провинциальной актриски, приехавшей покорять Москву, танцует восточные танцы. Девочка хочет поступать на актерское. Воспитание восточное, девственница еще...»

— Пусть приезжает! — Душа сразу захотела чего- то чистого, светлого. Глаза обежали дом в поисках использованных презервативов: не вызвать бы отвращение у ребенка...

Приехавшая девица была смущена, но настроена решительно. Длинные черные волосы, восточная внешность, склонна к полноте, но в ее возрасте полнота еще не портит. Поболтал с ней о ее планах (все-таки почти коллеги), обсудили, какой номер ей стоит показать публике. Обсудили чего-то еще... Интересно, сможет она раздеться или нет?.. Насколько им нужны деньги?

— Ну ладно показывай. А то ко мне еще люди должны подойти! — слегка форсировал я ситуацию.

И девочка разделась!

И станцевала танец живота!

В этом было больше секса, чем в двух тантристках, плавающих, как в кипящем супе, в джакузи, умноженных на вислогрудую Иришку плюс обмороженную поэтессу.

Я даже начал получать удовольствие от затянувшегося поиска участниц.

* * *

К конкурсу все было готово в срок. Столь разноплановые тетки создавали интригу. Я решил, что последним заданием для финалисток будет рассказать о том, как они лишились девственности. Ставка шла на старушку-веселушку Ирусика, лишившуюся невинности во времена царя Гороха, и на ее полную противоположность — девочку-припевочку. На последний вопрос крошка должна была честно ответить, что все еще невинна. Публика ей поверит: это просто написано на ее лице.

Между тем, пока я тратил время на поиски баб, посредничек-дармоед усиленно гробил мои задумки. Он был ближе к телу именинника и мог влиять на него. Мелкий вредитель умудрился вышибить Ирусика из участия в конкурсе. Не знаю, что этот тип наговорил имениннику, но за старушку я не вступился. Если подробно рассказывать клиенту, на чем собираюсь делать акценты, для него конкурс станет уже неинтересным. А ведь именно он платит деньги и, глотая слюни, ждет сюрпризов.

Кроме того, парнишка заявил бабам, что ему необходимо сфотографировать их в чем мать родила. Что фотки якобы нужны для конкурса. Бабы чуть не разбежались с криками, что «одно дело ходить с голой жопой на закрытой вечеринке, где все останется шито-крыто, и другое — сниматься!» и «что за съемку обычно платят деньги. А кто сейчас им будет платить?!» Пришлось успокаивать теток и осаживать «художественные» наклонности недоделанного кретина. Ясно, что он собирался подзаработать и на продаже эротических снимков...

Многочисленное вредительство, идущее с его стороны, меня не удивляло: «дармоедам» нет дела до того, как пройдет гулянка. Ведь все равно их вряд ли позовут на следующую. И как я уже говорил, они рвутся заработать сейчас, всюду и на всем. Кстати, позже я узнал, что юнец планировал заплатить участницам не сто долларов, а только пятьдесят, положив разницу в свой карман (а иначе чего ему было браться за поиски баб?). Я помешал ему нажиться на тетках, и может еще и поэтому, он мне мелко мстил. К тому же я отстегнул от его гонорара часть в пользу уважаемого товарища Ч., которая знает, когда и в каком сумасшедшем доме день открытых дверей. Отчего «мальчик» набычился еще сильнее. Но мне до него дела уже не было.

* * *

...Под сцену в «небольшом» городском пентхаусе приспособили свободную площадку, расположенную прямо под винтовой лестницей, ведущей на второй этаж. По ней тетки и спускались вниз. Там, наверху им выделили комнату под раздевалку. Я, стоя рядом с лестницей, уже собирался представлять участниц гостям именинника и ему самому.

Рядом поставил девочку-поэтессу, тело которой разрисовывал художник — мастер боди-арта. Я поставил ее, чтобы народ мог наблюдать за тем, как из ничего рождается великое искусство, но никак не ожидал, что случайно нанятая статистка возомнит себя королевой бала. Она переругивалась с художником, руководя его действиями в полный голос, тем самым привлекая к себе всеобщее внимание и мешая мне начать программу.

— Заткнись! — вежливо и очень тихо, чтобы зрители не услышали, сказал я ей сквозь зубы и, раскрыв список, начал представлять участниц.

Прошла первая, вторая... И тут «незаконченная картина» вновь начала ругаться с художником.

— Сука, заткнись! — по-прежнему улыбаясь, прошипел я. — Итак, следующая, гм... красавица...

В этот момент в гримерке наверху зазвонил телефон. Явно из очень дешевых, с противным и резким звуком. И трезвонил он без остановки. Есть старый известный факт: если на сцене в момент, когда Отелло душит Дездемону, появляется кошка, все начинают смотреть именно на нее. И сейчас публике стало интересно не то, что я говорю, а кто же там звонит. Тем более что поэтесса, прервав мхатовскую паузу, вдруг вскрикивает на весь зал: «Блядь! Это же мой!..» И помчалась наверх, по дороге едва не сбив спускавшуюся девочку. Я тихо свирепею, но ничего пока не могу сделать, кроме как начать представлять публике очередную участницу. Что трудно, ведь вверху, перекрикивая меня, поэтесса ругается с возлюбленным: «...Да!.. Да! Да пошел ты на х!.. Нет!.. Ты что!»

Наконец, она спустилась вниз и встала на свое место, где, простояв секунду, воскликнула: «Блядь, надо было ему еще сказать, что...» И вновь попыталась удрать наверх. Быстро хватаю ее за руку и тихо сообщаю: «Еще раз так сделаешь — зарплату не получишь!» Это отрезвляет графоманку. Она перестает дергаться, и мы благополучно продолжаем конкурс красоты. То есть относительно благополучно. Ведь работать с непрофессионалками крайне сложно. Бабы, которые казались вменяемыми и получили от меня точные указания, что делать, все равно делали только глупости. Профессионалу не нужно было бы все разжевывать тысячу раз. А здесь: объясняй — не объясняй. Помню, что одной бабе в очках я предложил рассказать, что она учительница начальных классов, а подрабатывает голой, потому что считает свое тело эталоном красоты. Правда, тело ее представляло худой извивающийся скелет, на котором висели куски мяса: бывшие когда-то задницей и грудью. Выйдя на сцену, дама, и правда, сообщила, что она учительница, что ей тридцать восемь лет, что ей нравится Достоевский, кто-то еще и один порнорежиссер. После чего прочла какое-то классическое стихотворение типа «Я помню чудное мгновенье...» Если бы публика была укуренной, она бы обхохоталась, но пьяные люди никак не могли собрать в голове в одну кучу такую странную информацию.