Век перевода. Выпуск первый (2005) - Евгений Витковский

САТРАПИЯ

О, как же горько — когда ты, казалось,Рожден для дел прекрасных и великих,Твой рок тебя лишил несправедливоПоклонников, успеха… И повсюдуТебе препятствуют чужая низость,И мелочность дешевая, и черствость.Как страшен день, когда придется сдаться(Придется и отчаяться, и сдаться…),Когда отправиться придется в СузыИ ко двору явиться Артаксеркса.Тебя, конечно, благосклонно встретят:Предложит царь сатрапию тебе,А ты, отчаявшись, всё это примешь:Всё это, что совсем тебе не нужно, —Когда другого, ах, другого ищетТвоя душа: всеобщей похвалы,И одобрения софистов, иТрудом заслуженного восклицаньяБесценного: «Как это хорошо!», —На площади, в театре, — увенчанья…Откуда Артаксерксу это взять?В сатрапии едва ль найдется это, —А как без этого ты будешь жить?

СВЕРШИЛОСЬ

Изнемогая от страха и подозрений,Когда тоскует дух, а взгляд — тревожен,Мы изобретаем, как нам избежатьЖуткой опасности, котораяСтоль очевидно угрожает нам.Но нет, мы ошиблись. Ее не существует…Знаки ввели нас в заблуждение:Знаки, которые мы могли не расслышать,Которые мы могли неверно понять.Тут-то другая беда — не та, которой мы ждали, —Внезапно и стремительно обрушивается на насИ, застав нас врасплох, завладевает нами.

SOPHOI DE PROSIONTON[9]

Богам открыто грядущее,

простым смертным — настоящее,

а мудрецам — близкое будущее.

Филострат, «Жизнь Аполлония Тианского»

Простым знакомо людям настоящее,Грядущее известно божествам —Одни они предержат все стихии.А прозорливцам — вскоре предстоящееПредчувствовать дано. Им, мудрецам,

Порой, в часы трудов их, слух тревожит вдругКакой-то тайный зов, неясный нам:Того, что близится, шаги глухие, —И внемлют жадно. Но не слышен этот звукЗа окнами их — простецам.

ПОКИНУЛ БОГ АНТОНИЯ

Когда в часы ночные вдруг услышишьТы звуки дивной музыки, и поступь,И возгласы незримого фиаса —Тогда ты не оплакивай напрасноСвою судьбу, что нынче отвернулась,Свершенья, что тебе не удались,И замыслы — теперь, как оказалось,Невоплотимые…

Бестрепетно, давно к тому готовый,Ты отпусти теперь Александрию,Которая уходит от тебя.И не обманывайся, про себяТвердя, что это сон, что эти звукиПочудились тебе, — не соблазняйсяПодобною надеждою напрасной.Бестрепетно, давно к тому готовый,Как подобает мужу, кто владелВеликим этим городом, — спокойноШагни к окну и внемли умиленно,Без слез и малодушия мольбы,Последним звукам, сладостным и дивным,Таинственного шествия; простисьИ отпусти свою Александрию.

ФЕОДОТ

Если ты из тех, на ком лежит печатьИстинной избранности, то себяОбуздывай, когда к тебе придет успех.Сколько бы ни был ты прославлен,Сколько бы ни превозносилаМолва свершенья твои в Италии,В Фессалии, сколько бы ни было указовИздано в Риме о почестях тебеТвоими поклонниками, — померкнутИ радость твоя, и торжество,И упоенья властью — впрочем, над чем? —Более ты не ощутишь,Когда Феодот в АлександрииПреподнесет тебе на блюдеКровавом — голову бедного Помпея…

Нет, не надейтесь, что в жизни вашей,Расписанной по минутам, тихой,Прозаической — места нетПодобным ужасам театральным…

Может быть, сейчас в дом по соседству,Который снимает ваш знакомый,Бесплотною тенью входит Феодот,Неся отсеченную голову на блюде.

СКУКА

День следует за днем, ему подобный;Всё то же повторяется бессменноИ кажется лишь копией подробнойМгновения, ушедшего мгновенно.

И каждый месяц, вновь запечатленныйВ другом, назначенным уходит сроком.«Вчера» мы видим в «завтра» воплощеннымБез перемен. Как просто быть пророком…

ВТОРАЯ ОДИССЕЯ

Dante, Inferno, Canto XXVI

Tennyson, «Ulysses»

Вторая Одиссея больше первой,Наверное… Увы, онаВ гекзаметрах Гомером не воспета.

Тесны были отцова дома стены,Был тесен городок его отца.И вся Итака тесною была.

И Телемахова любовь, и верностьСупруги, и отеческая дряхлость,И старая дружина, и народаВосторженная преданность, и отдых —Счастливый, мирный отдых в стенах дома, —Всё было в радость, что как бы лучамиВливалась ныне в сердце морехода.

И, как лучи, угасло всё.ЖеланьеПроснулось моря в нем. ВозненавиделОн самый воздух суши. Сон егоТревожили виденья Гесперии.И он был вновь тоской своей охваченО возвращенье — не на остров, в море…О путешествиях! Об утренних прибытьяхВ невиданную прежде гавань, — тыТогда таким бывал исполнен счастьем…

И Телемахова любовь, и верностьСупруги, и отеческая дряхлость,И старая дружина, и народаВосторженная преданность, и мир,И отдых, тихий отдых в стенах дома —Постыло всё! И он решил бежать.

Когда Итаки берега пред нимСтирались постепенно, незаметно,Когда, все паруса подставив ветру,Он плыл на запад, где живут иберы,Где Геркулесовы столпы, где мореКончается Ахейское, — казалосьЕму: он будто снова оживает,Он сбросил тягостные бременаЗнакомого, домашнего… И сердце,Исполненное жажды приключений,Безлюбое — торжествовало хладно.

ХВАТИТ ЛИ СИЛ?

Да, невозможно жить лишь так, как хочешь,Но ты, по крайней мере, попытайся —Насколько хватит сил: не тратя жизньНа светские поверхностные связи,На суету, на встречи, разговоры…

Не трать ее на частые поездки,Откуда обречен ты возвращаться,Убожеством общения наскучив,Созданьем «круга»: даже и не домаВ конце концов всё может опостылеть.

ЖИТЕЛИ ТРОИ

Как наши замыслы и предприятьяПохожи на последнюю борьбуТроянцев! Удается лишь отчастиЗадуманное — и настолько жеВ своих глазах мы тотчас вырастаем,Исполнившись отваги и надежды.

И всякий раз препятствует нам нечто:Ахилл является под крепостные стеныИ с громким кличем сокрушает нас.

Подобны замыслам троянцев нашиУсилия любые… Вот отвагойПытаемся мы подкупить удачу,Теперь уже за стенами сражаясь…

Но наступает перелом — и вдругНас оставляют дерзость и решимость,Охватывают слабость и тревога.Мы разбегаемся от стен, в надеждеСпасение найти вдали от них.

А поражение так явно, и рыданьяО нас уже звучат на стенах Трои.Там плачут о былом блаженстве нашем.И горек плач Приама и Гекубы.

ШАГИ

Кораллами украшенное ложе —Орлы на темном фоне из эбена.ГлубокоЗдесь спит Нерон сном совести спокойной,Счастливый… И здоровьем пышет тело,И дышит молодою скрытой силой.

А в нише, в алебастровых покоях,Где спрятан древний родовой ларарийАгенобарбов, — что за суматохаЦарит средь ларов! Как они дрожат,Домашние беспомощные боги,Пытаясь спрятаться, и так совсем малы.Они услышали зловещий шум —О, страшный шум! — на лестнице, всё выше.Железные шаги. Дрожат ступени —И бедные божки почти без чувствЗабились в нишу — падают, пытаясьПоглубже спрятаться, толкаясь, спотыкаясь,Они почувствовали, что за шумНа лестнице: шаги Эриний.

СЕРЫЙ ЦВЕТ