Век перевода. Выпуск первый (2005) - Евгений Витковский

РИВКА МИРЬЯМ (р. 1952)

ЭТИ ГОРЫ

Не знаю я, откуда эти горы пришли ко мне,Я их и спрашивать не стану.Уселись в мои светлые кресла,Салфетки с бахромой к вершинам подвязав.И так я рада, что они пришли:Иерусалимские горы или Хребет Нафтали,И не знаю — издалека ль пришли.Легкой рукою пирог разрезаюИ крошку за крошкой во рты им бросаю:Иерусалимским горам или Хребту Нафтали,Потому что не знаю — откуда они пришли.О горы! О горы!На конях вы так долго скакали ко мне…

БАТ-ШЕВА ШЕРИФ (р. 1937)

Дай передышкуСыновьям этой доброй страны,Перегруженной разным добром,Напряженной, как зной.

Недолги ее закаты,А живет она многие годы,Удобренная кровью сыновьей.

Дай передышку.

ТЕОДОР РЁТКЕ (1908–1963)

СТЕКЛЯННЫЙ ДОМ

Кричат мои секреты.Нет, я не прячу глазЗа стенками кареты:Я весь, как есть, для вас.Прозрачен мой очаг,И сам я тоже наг.

Я бит. Но не затерянПобедоносный смех.Я слаб, но я уверен,Что я сильнее всех.Пока я жду весны,Ко мне приходят сны:

Всё к лучшему свернется,Меня забудет залЗа то, что много солнцаЯ на себя не взял.И мы с большим трудомПостроим просто дом.

БЕЗ ПТИЦ

Мир тем, кто слышит тайный шум,Когда бесшумен мир:Бесшумный ветер сушит умИ каменный мундир.

И от безмолвной высотыОна упала ниц,Но в этих дебрях глухотыНет и не будет птиц.

СОБИРАНИЕ МХА

Разрыхлять всем десятком пальцев податливые владения,Извлекать темно-зеленый лоскут, что сродни кладбищенской ограде,Толстый и нежный, как коврик с родного порога,Рыхлые углубления оставались внизу на земле, оплетенной корнями,А вечнозеленые листья и ягоды спокойно держались на поверхности, —Это было собирание мха.Но что-то всегда покидало меня, когда я откапывал эти коврыЗелени, или бросалось к моим локтямВ желтоватом и губчатом мхе болот.А затем я обычно хандрил, возвращаясь трясучей дорогой,Словно я нарушил природный порядок вещей,Расстроил некий ритм, древнейший и огромной важности,Вырывая живое мясо планеты.Словно я освящаю, вопреки всем укладам жизни, осквернение.

ПРОБУЖДЕНИЕ

Рожденный спать, я медлю с пробужденьем.Я предскажу судьбу — страшней не станет.Указывает путь само хожденье.

Мы верим чувству: что узнать и где мне?Я слышу Бытие, таков мой танец.Рожденный спать, я медлю с пробужденьем.

Узнать тебя в таком нагроможденьи? —Земля священна: к ней, такой далекой,Указывает путь само хожденье.

Мой Лес в огне; скажите, в чем тут дело?Вот низкий червь взбирается высоко;Рожденный спать, я медлю с пробужденьем.

Но у природы много важных делДля нас с тобой; итак, вдохни глубокоИ снова в путь — учиться у хожденья.

Я потрясен. Вот новое рожденье.Я знаю, что пройдет. Что будет с нами.Рожденный спать, я медлю с пробужденьем.Указывает путь само хожденье.

О, смерть нежна! Позвольте рядом сесть…Как, леди, вы довольны тем, что есть?Она тоскует, птицы вместе с нейЗапутывают мир еще тесней, —Стеклянный взгляд и тонущий напев,И сердце тоже бьется нараспев.

Мы вместе. Мы поем и будем петь.Но в этих пальцах стебель — это плеть:Кричит о том, о чем кричать нельзя,Она танцует, бесится земля, —Секрет огня раскрыт, смешон, забыт,Разболтан Ею и опять зарыт.

А я глазел во все глаза на жизньВ той внятной темноте, где можно жить,Она текла и шлепалась к ногам,И уходила, так и не солгав.

ВИДЕНИЕ

1

В тихом сонном миреНам дышится легко,Внутри пространства тают,А я придуман Ею.

2

Не птицей и не зверемОна еще вернется.Упал усталый ветер…Во всем любовь, уверен.

Коснулся ртом водыОлень, а рядом — фея;Когда мне снишься ты,Равнины каменеют.

МЕРЦАНИЕ ЗЛА

Погода — в слезы, и деревья сникли,Поникли птицы, дождь коснулся трав,И каждый поникал и думал — вник ли?И каждый прав был; каждый знал, что прав.— И тьма была, и не было просвета.

Оттуда далеко, в звенящих рощахЖег снег; и, доверяя лишь глазам,Бродило ледяное зло; и тощийПоник огонь; там Сам был лишь Я сам.— И тьма была, и не было просвета.

Но все подушки колются; поникшихКолола смутно вера изнутри, —Жил в жилах бог: горящие мальчишкиВыкрикивали свой свободный крик.— И тьма была, и не было просвета.

Алексей Головко{12}

РОБИНСОН ДЖЕФФЕРС (1887–1962)

***

Математики и физики свои мифы сочиняют.Но в трудах, бок о бок с истиной,Ее тронуть не желают; уравнения их ложны,Но их штуки получаются. Гросс-ошибки появляются,Штуки новые изобретаются; так-с, применим волновуюМы теорию к эфиру: искривленное пространство!Уравнения, тем не менее, разбомбили Хиросиму.Ужас-штука получилась!

Что ж поэт?Он тоже мифы сочиняет несусветные. Говорит, что среди рифовРодилась Луна медная. Говорит: сгорела ТрояИз-за странствующей дамы.Хороша была собою: целый флот вела бровями!Невозможно; нет же, можно: церковь вместе с государствомПолагаются на мифы исключительно невозможные;Люди все рождаются свободными, равными — подумать только!А скитавшийся поэт еврейский по имени ИисусЕсть Бог Вселенной. Подумать только!

СИЯЙ, ГИБНУЩАЯ РЕСПУБЛИКА

Когда Америка легла в заплесневелую рутину,В империю, огрузнув, превращаясь,В то время как протест, лишь пузырек в расплаве, возникаетИ лопается, масса застывает,Печально улыбаясь, вспоминаю увядание цветкаПред созреваньем фрукта, он гниет,Чтоб снова стать землей.Рождение из матери; вот торжество весны, затемПриходит зрелость, а потом упадокИ возвращенье в материнский дом.Торопишься, спешишь скорей к упадку;Винить тут некого: жизнь — это хорошо, будь она долгой,Упорной или же внезапной смертельной роскошью,Ведь требуются метеоры, как и горы, не менее;Сияй, республика, что гибнет.Но для моих детей их удержать хотел бы яПодальше от грузнеющего центра;К продажности никто не принуждает.Когда к ногам чудовища ложатся города,То остаются горы неизменно.И, мальчики, примите сдержанно любовь мужчины,Слуги проворного, непререкаемого господина.Ловушка в этом есть для благородных душ,В которую попался, говорят, сам Бог,Когда ходил пешком он по земле.

ДОМ ТОР

О, если мог ты видеть это местоВ грядущем, после смены горстки поколений:Возможно, в насажденном мной лесуОстанется деревьев несколько,Допустим, темнолистых австралийцевИль кипарисов, бурями побитых;Их демоны — топор и пламя.Найди фундамента гранит, источенный водой,Что мои пальцы двигали,Заставив камень полюбить соседний камень.Возможно, что-то и останется.Но если ты увязнешь в лени на добрыйДесяток тысяч лет,Там есть гранитный круг на плоскости гранитнойИ лавовый поток в глуби залива,А также устье речки Кармел.Четыре эти вещи сохранятся,Как их ни называй. Узнаешь ты заливПо первозданному морскому аромату ветра,Пусть океан, подобно альпинисту,На время замер, чтоб передохнуть.Узнаешь ты его в излучине залива,Откуда вышли наши солнце и лунаДо смены полюсов, и Орион декабрьскийВечерний был нанизан на шампур залива,Подобен освещенному мосту.Приди сюда наутро — и увидишь чаек,Танцующих с волной над голубой водой,И месяц убывающий, что служит им партнером,Ходячий призрак в ярком свете дня,Что шире и белей любой из птиц на свете.Мой призрак не ищите: он, возможно, здесь,Но темен он и глубоко в граните,Он не танцует на ветруС безумством крыльев и дневной луной.

БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ