История Германии в ХХ веке. Том I - Ульрих Херберт

то, что имел в виду Гельферих, – фраза процитирована в начале книги, – что немцы десятилетиями привыкли «стоять в стороне и смиренно склоняться перед превосходством других»[23]. Наконец-то догнать Британию, наконец-то показать себя, наконец-то увидеть, что Германская империя действует как великая, даже как мировая держава! Эта мечта плебисцитарного империализма усиливалась с каждым новым броненосным крейсером, спущенным на воду.

Реальность была более прозаичной. Ни одна из целей, связанных со строительством флота, не была достигнута: в гонке вооружений, которую начала Германия, Великобритания противопоставила немецким разработкам свой новый дредноут, намного превосходящий их по характеристикам, так что немцам пришлось снова догонять. Впрочем, построенный ими флот оказался во время Первой мировой войны практически бесполезным в военном отношении. Зато из‑за его строительства резко ухудшились отношения с Англией, которая отныне признавала Германию своим будущим главным противником и стремилась улучшить и упрочить свои плохие отношения с Францией и Россией. Надежда ослабить социал-демократов с помощью военно-морского империализма также провалилась: на выборах 1903 года СДПГ добилась новых успехов.

В то же время гигантская программа строительства флота пошатнула финансы империи, которые и так были хронически дефицитными, потому что расходы на армейский бюджет постоянно росли на протяжении почти тридцати лет. Из-за этого буржуазия перестала «собираться»: финансовая реформа, которая ввела бы модерный налог на доходы и имущество, была крайне необходима уже много лет, но встретила решительное сопротивление со стороны всех имущих классов. Одним из бесспорных анахронизмов поздней империи было то, что, являясь одной из самых мощных и модерных индустриальных стран, она не имела надежной основы для своих налоговых поступлений. Каждая новая программа строительства флота и каждое следующее увеличение армии в ходе раскрутившейся гонки вооружений еще больше усугубляли эту проблему, а повышения акцизов, займы или краткосрочные специальные меры лишь временно скрывали ее.

В течение многих лет «мировая политика», строительство флота и колониальные проекты были предметом яростной критики, а также не менее яростной защиты. Однако вся правда о германском империализме открылась только тогда, когда в 1904 году две группы коренного населения Германской Юго-Западной Африки, гереро и нама, подняли восстание против немецких колонизаторов, которое вскоре расширилось и в котором африканские бойцы добились значительного первоначального успеха. Причиной восстания стало уничтожение стад скота местных крестьян, сопутствующее обнищание и разрушение традиционных социальных структур, а также насильственная вербовка рабочей силы для германских компаний и нападения немецких поселенцев на местных жителей.

Имперское правительство отправило на подавление восстания контингент в 20 тысяч солдат. Почти невероятная жестокость, с которой немецкие войска действовали в первой войне новой Германской империи против восставших племен, поначалу необъяснимо противоречила довольно мирному обществу империи, как внутри, так и снаружи, по сравнению с другими промышленно развитыми странами. Ведь немецкие войска не довольствовались военным подавлением противника, а развязали настоящую войну на истребление с целью уничтожить непокорные племена, которые были загнаны в безводную пустыню Омахеке, где большинство из них погибло. При этом погибло более шестидесяти тысяч гереро, почти восемьдесят процентов населения племени[24]. Радикализирующийся немецкий национализм, связанное с ним расистское чувство превосходства над «дикарями», подстрекательские лозунги кайзера, разрушительно действовавшие на войска, и буржуазная общественность, упоенная статусом мировой державы, очевидно, стали первопричиной этих действий. Здесь амбициозная, но неопытная в колониальных делах великая держава пыталась компенсировать свою неуверенность при возникновении проблем и сопротивления, предпринимая все более жесткие и жестокие действия против противостоящих «туземцев». Характерно также, что подобные зверства привлекли повышенное внимание рейхстага только тогда, когда вскрылась связанная с ними бесхозяйственность немецких колониальных властей, а финансовая нагрузка на бюджет, вызванная этой акцией коммандос, подверглась критике.

Когда в 1906 году Партия центра и социал-демократы отказались поддержать дальнейшее финансирование борьбы с «готтентотами», как называли повстанцев в Германии, рейхсканцлер Бюлов понял, что его час настал. Он распустил рейхстаг, назначил новые выборы и организовал кампанию против «врагов рейха», которая, разжигая националистические и империалистические эмоции, приобрела такую остроту, какой не было ни в одной избирательной кампании до этого. В качестве основы для агитации теперь массово использовались новые национальные массовые организации, прежде всего Имперский союз борьбы с социал-демократией, основанный несколькими годами ранее, Флотский союз, а также колониальные и воинские ассоциации. Целью этой «избирательной кампании готтентотов», как ее вскоре назвали, было использование методов завоевания масс, чтобы замедлить рост влияния социал-демократов и наконец дать рейхсканцлеру то, в чем он остро нуждался со времен Бисмарка: стабильное большинство в рейхстаге.

СТАБИЛЬНЫЙ КРИЗИС

Тот факт, что этот расчет в определенной степени сработал, безусловно, можно отнести к числу наиболее важных моментов внутриполитического опыта поздней империи: впервые «силам, сохраняющим государство», удалось снизить долю голосов и количество мандатов социалистов, пусть и незначительно, что было вызвано, прежде всего, высокой явкой избирателей и неблагоприятным делением округов. Но после последовательной националистической агитации против СДПГ казалось, что наконец-то найдено действенное средство остановить почти безостановочный подъем социалистов. Основой правительственной политики теперь было сочетание консерваторов, национал-либералов и левых либералов, так называемый блок Бюлова, новое издание бисмарковского «картеля», удерживаемого вместе прежде всего империализмом и антисоциализмом.

Однако это не обеспечило стабильной основы для политики правительства империи. На практике по внутриполитическим вопросам общность позиций партий, поддерживающих правительство в рейхстаге, оказалась недостаточной. Реформа анахроничного трехклассного избирательного закона в Пруссии, которая назревала в течение десятилетий, была еще больше предотвращена консерваторами. Воли к объединению не хватило даже на то, чтобы провести небольшую финансовую реформу – многолетний основной элемент внутренней политики. По сути, это был вопрос о том, кто должен нести расходы на сильно растущие программы вооружений: налоги на потребление бьют по всем одинаково, а по более обеспеченным, следовательно, меньше всего. Предложение о расширении налоговых поступлений за счет введения очень умеренного налога на наследство и, соответственно, обременения недвижимости, в дополнение к практиковавшемуся до сих пор повышению налогов на потребление, было поддержано либералами, но встретило горькое неприятие со стороны консерваторов и крестьян. Вместо этого вновь образовалось «черно-голубое» обструкционистское большинство консерваторов и центра, «юнкерство и капелланократия», как с горечью заметил либеральный историк-антиковед Теодор Моммзен[25]. Оно согласилось отменить планы введения налога на наследство и еще больше увеличить акцизы, а также придумало налог на ценные бумаги и чеки, который щадил земельную собственность и прежде всего обременял буржуазию. Но на этом сотрудничество между двумя либеральными партиями и консерваторами закончилось. Бюлов ушел в отставку, потерпев неудачу почти во всех областях внутренней и внешней политики.

Распад «блока Бюлова» показал, что неоднократные попытки найти в рейхстаге широкую основу для политики правительства, включающую консерваторов