Афганский полигон - Сергей Кулаков

– Ваша жена знала об этой сделке?

При упоминании о жене лицо Джона снова исказилось.

– Нет, – покачал он головой. – Моя жена ничего не знала.

– А ваши друзья? Вы с кем-нибудь поделились вашей удачей?

– Нет, я никому ничего не говорил.

– Может быть, в пабе, за кружкой пива? Подумайте хорошенько, Джон.

– Нет, – твердо сказал толстяк. – Это исключено. Я знал, чем рискую, поэтому держал язык за зубами.

– Хорошо, – сдался следователь. – А как насчет вашего напарника, Сэма Доусона? Быть может, вы заводили с ним разговор на эту тему?

– Нет.

– Вспомните, Джон. Быть может, это Сэм натолкнул вас на эту мысль?

– Нет, сэр, – сжимая челюсти из последних сил, прохрипел Джон. – Сэм ничего не знал, клянусь вам. Это от начала и до конца моя идея, будь она проклята. Сэму ничего подобного и в голову прийти не могло. Я знаю его полтора десятка лет и могу поручиться…

Тут Джон вспомнил, что его поручительство весьма немногого стоит, если не сказать хуже. Поэтому он угрюмо замолчал, собирая остатки сил, чтобы продолжить разговор с этими извергами. Отпускать они его не собирались, это ясно. Они были свежи, упруги и азартны, в их глазах таились десятки других вопросов. Джон понял, что его мукам не будет конца.

– Можно мне воды, сэр? – спросил он.

– Конечно, Джон, – сердечным тоном откликнулся напарник высокого.

Он позвонил, и парень в камуфляже внес поднос с минеральной водой и бутербродами.

– Подкрепитесь, Джон, – сказал добряк, меняясь местами с высоким. – Разговор у нас будет длинный.

При этих словах кусок не полез в рот измотанному до предела толстяку. Пожалуй, это было первый раз в его жизни, чтобы после нескольких часов голодовки он не ощутил при виде еды ничего, кроме отвращения.

16 мая, Лондон

Невысокий, плотного телосложения мужчина неторопливо шел по Черинг-стрит. Походка его и движения были преисполнены тем особым чувством собственного достоинства, которое присуще только людям, состоящим на важной государственной службе.

К слову сказать, тому немало способствовала черно-белая форма констебля, в которую был одет мужчина. Казалось, он был рожден для этой формы, а его глаза цвета кофейной гущи глядели из-под козырька форменного шлема так, что сразу становилось ясно: беспорядку на вверенной ему территории не бывать.

Сегодня выдался поистине райский вечерок. Теплый воздух был напоен ароматом распускающихся листьев. Небо нежно синело над крышами домов, а полное отсутствие ветра позволяло надеяться, что завтрашний день будет не хуже сегодняшнего. На улицу высыпало множество горожан, и редко какое лицо при виде солнечного заката не озарялось мечтательной улыбкой.

Темноглазому констеблю некогда было любоваться закатом. В его обязанности входило слежение за порядком на улицах, а также оказание посильной помощи некоторой категории граждан.

Вот в поле зрения констебля попал типичный представитель этой категории. Пожилая леди замерла в нерешительности перед пешеходной «зеброй». Поток машин был не очень велик, к тому же водители отличались крайней предупредительностью к переходящим улицу. Но старушка была очень слаба и пуглива и никак не решалась двинуться в полный опасностей путь.

Констебль подошел к ней, мягко улыбнулся.

– Позвольте я помогу вам, мадам?

– О, если вам не трудно, констебль, – распустив в улыбке все свои морщины, отозвалась та.

Констебль взял ее под руку и, выставляя в сторону ладонь, медленно перевел через улицу. Получив свою долю благодарности, он двинулся дальше.

Заметив, что у одной из гуляющих мамаш малыш потерял пустышку, он поднял пустышку, догнал мамашу и с улыбкой вернул потерю. Доходчиво и очень вежливо растолковал трем американским туристам, как отсюда удобнее добраться до Пикадилли. Заметив стайку молодежи, несущуюся по проезжей части на роликовых коньках, он остановил их и сделал строгое, но в общем доброжелательное внушение, обойдясь на этот раз без административного воздействия.

В общем, работы хватало, но констебль не выказывал ни капли усталости или раздражительности. Он любил этот город, и любил людей, его населяющих, и главной целью своей добровольной деятельности видел как раз возможность помочь этим людям жить как можно лучше и комфортнее.

У ресторана случился небольшой инцидент.

К этому времени совсем стемнело, вдоль дороги уже зажглись фонари. Издалека в ночном безветрии донесся удар Биг-Бена. Констебль глянул на часы – полдесятого. Скоро конец дежурства, можно с чистой совестью ехать домой. Он отвел взгляд от часов и в тот же миг заметил чей-то качающийся силуэт на противоположной стороне улицы.

Констебль нахмурился и быстро перешел дорогу. Подходя к ресторану, он увидел немолодого мужчину в темном костюме и сбитом набок полосатом галстуке. Мужчина явно хватил лишку. Он потерянно топтался на месте, не решаясь покинуть стену, за которую держался во избежание афронта.

– У вас проблемы, сэр? – спросил констебль, останавливаясь в шаге от мужчины.

Тот долго смотрел на него выпученными глазами, затем икнул и громко сказал:

– Бенджамин Флеминг. Меня зовут Бенджамин Флеминг. Как писателя. Только имя другое. Вы меня поняли, констебль…

Мужчина низко наклонился к бейджу, висевшему на груди констебля.

– …Майкл Партон?

– Я вас понял, мистер Флеминг, – вежливо, но без обычной улыбки ответил Партон.

– Тогда что вы от меня хотите?

– Вы немного неадекватны, мистер Флеминг. Было бы лучше, если бы вы сели в такси и отправились домой. Вы можете назвать свой домашний адрес?

– Само собой! – возмутился Бенджамин Флеминг, качаясь так, словно по улице дул штормовой ветер. – Инвер-Брасс-стрит, семнадцать.

– Я вызову вам такси, мистер Флеминг.

– Нет, – вдруг запротестовал тот. – Она сказала, что как мужчина я – ноль. Вы представляете, констебль…

Он снова приблизил лицо к груди констебля.

– …Партон? Это она сказал мне после двадцати лет совместной жизни! Каково?! И я после этого должен вернуться к ней?

– Все же было бы лучше, сэр, если бы вы немедленно поехали домой, – стоял на своем констебль.

– Никогда! – заявил Флеминг, яростно взмахнув рукой.

При этом он опрометчиво отпустил стену, и, если бы не поддержка стоявшего наготове констебля, пике на мостовую было бы не избежать.

– Сэр, я вызову такси, и вы поедете домой, – сказал с прежней мягкой настойчивостью Партон. – В противном случае эту ночь вы проведете в полицейском участке.

– Пускай! – выкрикнул Флеминг, вновь вцепляясь в стену и обретая временное равновесие. – Лучше к полицейский участок, чем к ней!

– Я думаю, вы не правы, сэр, – возразил Партон. – Это повлечет за собой кучу неприятностей. Протокол, судебное разбирательство, штраф, уведомление по месту работы. Вы можете всего этого избежать, если сядете в такси и отправитесь домой…

Постепенно его настойчивые доводы убедили Бенджамина Флеминга в том, что препровождение в участок – не лучшая альтернатива возвращению домой. Он все еще продолжал возмущаться, но уже не возражал против вызова такси. Спор продолжался еще минут десять, после чего мистер Флеминг дал погрузить себя в подъехавший cab и уехал на Инвер-Брасс-стрит. Инцидент был исчерпан.

Как раз и дежурство подошло к концу. Констебль Майкл Партон удовлетворенно вздохнул, оправил форму – предмет своей непреходящей гордости – и немного ускоренным шагом направился в сторону полицейского управления. Он был рад, что не пришлось применять газовый баллончик или дубинку – его боевой арсенал. Он не любил крайние меры и всегда предпочитал договариваться с людьми, даже если те были смертельно пьяны.

Зазвонил мобильный телефон. Партон достал его из кармана, посмотрел на дисплей.

– Я слушаю, – сказал он, кинув машинальный взгляд по сторонам.

– Я по объявлению, – услышал он негромкий мужской голос с хорошо различимыми нотками усталости. – Вам нужен эрдель-терьер?

– Нет, я уже купил щенка, – ответил Партон, четко печатая шаги по тротуару.

– Жаль, – разочарованно вздохнул мужчина. – Я хотел вам предложить на выбор трех малышей. Два мальчика и девочка. Прекрасная родословная, возраст три месяца, уши и хвосты купированы, прививки, импринтинг…

– Сожалею, – мягко сказал Партон. – Вы опоздали.

– Да, похоже.

– Не переживайте. Вы легко найдете покупателей для ваших щенков.

– Надеюсь. Извините за беспокойство.

– Ничего. Всего хорошего.

– Всего хорошего.

Спрятав телефон в карман, констебль Партон подошел к зданию полицейского управления, кивнул знакомому полисмену и вошел в широкие стеклянные двери.

16 мая, Афганистан

Едва Роман устроился на неровном полу, как двери сарая снова открылись. На этот раз на пороге стояли вооруженные люди.

– Выходите.

Приказ был отдан на английском, хотя и так было понятно, зачем пожаловали поздние гости.