Подменный князь - Иван Апраксин

– Тайное имя дает тот, кто любит человека, – сказала девушка. – Тот, кто желает ему добра.

В этот миг наша лодка попала в речной водоворот. Стремительное течение закрутило ее на месте и вода потащила вниз. Нос лодки вдруг клюнул, затем клюнул сильнее, и Любава закричала. Увидев ее испуганные глаза, я догадался, что девушка не умеет плавать. Схватив весло, я принялся отчаянно загребать, чтобы выплыть хоть куда, лишь бы вырваться из захватившего нас гибельного водяного кружения. От моих усилий лодка сильно накренилась сначала в одну, а потом в другую сторону. Услышав за спиной плеск, я догадался, что нечто упало в воду. Лишь спустя минуту, когда моя лихорадочная работа веслом позволила миновать опасную стремнину, я сумел оглянуться и понял, что случилась крупная неприятность – в воду упало мое ружье.

Переправа через реку оказалась гораздо труднее, чем я мог себе представить. Днепр весьма широк, и переплыть его на плоскодонке при помощи весел без уключин – дело непростое. Оно потребовало напряжения всех физических сил, так что, когда нос нашей лодочки уткнулся наконец в киевскую пристань, мы с Любавой оба были в изнеможении.

Некоторое время я переживал по поводу утраты ружья. Как-никак, оно оставалось моим единственным защитником. Из ружья я застрелил угрожавшего Любаве медведя, из ружья сумел ранить Ждана. Оно придавало мне уверенности в себе.

Как это часто бывает, на помощь моему расстроенному духу пришла философия.

«В конце концов, – сказал я себе, – ружье было лишь иллюзией безопасности. Ни от чего серьезного оно бы меня все равно не спасло. Может быть, и неплохо, что оно утонуло. Теперь, по крайней мере, буду надеяться только на себя. Тем более что пора привыкать: похоже на то, что в этом мире я всерьез и надолго».

Пристань оказалась пуста, нас никто не встречал, что уже было хорошо. Ведь мы очутились в Киеве в крайне неспокойное время: еще утром в город вошло войско Вольдемара, и здесь сменилась власть.

Не встретив никого на пристани, мы побрели в город, выбрав одну из улиц, спускавшихся к реке. Как я и увидел со стороны, улицы здесь были глухие, то есть представляли собой место, с обеих сторон огороженное высокими, глухими заборами. За заборами слышались человеческие голоса, лай собак, квохтанье кур и мычание скотины, но увидеть ничего было нельзя. При каждом доме был сад, но и о садах можно было лишь догадываться по торчащим над заборами верхушкам деревьев.

Все же о чем-то можно было судить. Например, было очевидно, что разноплеменное войско Вольдемара вошло утром в город совершенно мирно. Не было сожженных домов, порушенных заборов и вообще никакого намека на разорение. Штурма и разграбления города, о котором всю дорогу сюда трепетно мечтал мой друг Вяргис со своими товарищами, не произошло.

Людей на улицах было немного – все сидели по домам. Идти поэтому было тревожно – не удалось затесаться среди толпы. Мы поднялись в город по одной улице, затем свернули на другую. Заборы и вообще строения здесь были деревянные и некрашеные: видимо, краска еще слишком дорого стоила и была сугубо привозным товаром для богатых.

Правда, терем князя киевского, к которому мы вскоре приблизились, сверкал яркими цветами. Окруженный частоколом, он был трехэтажным и возвышался над всеми окрестными строениями. Деревянная крыша у него была высокой, крутой, покрытой красной краской. Сам же терем был желтым, веселым на вид, с крошечными оконцами по всем трем этажам, и каждое оконце имело крепкие ставни. В принципе, этот терем был своего рода замок, который с одинаковым успехом можно было использовать как для обычной жизни, так и для долгой обороны. Маленькие оконца в случае нападения служили бойницами, а княжеское крыльцо выглядело вообще неприступным. Высокое, с навесом, оно вело сразу на второй этаж.

Как я узнал впоследствии, ворота княжеского двора обычно бывали крепко заперты, но в тот раз, когда мы с Любавой подошли к нему, все было нараспашку, и мы смогли увидеть то, что происходило внутри. Прямо во дворе стояли длинные столы, накрытые вышитыми скатертями. По обе стороны столов – длинные лавки, на которых сидели дружинники князя и приглашенные бояре.

Вольдемар праздновал свою победу и восшествие на киевский престол.

Стоявшие в воротах воины не пускали во двор зевак, которых тут оказалось немало: киевляне собрались возле княжеского терема и с большим любопытством заглядывали внутрь. Понять их можно – не каждый день да и не каждый год в государстве происходят такие головокружительные события. В один день произошла полная смена власти, да еще такая драматическая. Еще утром киевской землей правил Ярополк, а сейчас его труп болтается где-то в днепровских плавнях. Что-то обещает Киеву новое правление?

Видимо, улицы, которыми мы шли по городу, не случайно были пусты: все, кого интересовало происходящее, толпились здесь. И ворота тоже отворены были не случайно – это было намеренное действие, чтобы жители Киева увидели воочию, кто теперь правит ими и как его принимают самые знатные люди княжества.

Это была своего рода рекламная кампания. В отсутствие телевидения, радио и газет единственным средством распиарить нового вождя была публичность его чествования. Пусть толпы жителей смотрят через открытые ворота на своего нового властелина и на те почести, которые ему воздаются!

Народу было много у ворот, но немало и внутри двора. За столами сидело человек сто мужчин – это были княжеские воины, – так называемая ближняя дружина, а еще ближе к самому князю располагались бояре в шубах, несмотря на летнюю погоду. Шуба здесь была признаком богатства и знатности, ее носили, невзирая на температуру воздуха.

Прислуживали многочисленные слуги, мужчины и женщины. Посуды за столом не было: ели вареное мясо, которое брали руками с серебряных блюд, а также кашу из поставленных здесь же котлов. При этом использовались большие ложки, почти такие же, как виденные мною ранее у воинов. Правда, пили из высоких серебряных стаканов – их я не смог подробно разглядеть.

Чтобы увидеть получше, мне пришлось проталкиваться сквозь толпу, неохотно расступавшуюся. Как и в войске Вольдемара, никто особенно не интересовался нами с Любавой. Если и обращали внимание на часы, мелькавшие у меня на запястье, или на успевшую стать грязной и засаленной рубашку, то очень скоро равнодушно отводили взгляд.

На самом деле люди от природы не слишком любопытны. Если по улице современной Москвы пойдет человек в боярской шубе и долгополом кафтане, подпоясанный саблей, интереса публики к нему хватит ненадолго. Чудно, смешно, да и только. Во все века люди гораздо больше интересуются своими заботами…

Часто провозглашались тосты. При этом все вставали из-за столов и низко, до земли кланялись Вольдемару, сидевшему во главе и обводившему тяжелым пристальным взглядом всех присутствовавших. Слова тостов не были мне слышны, но следовавшие за тем общие крики здравиц отлично разносились по всей округе.

Кричали здравицы князю Владимиру…

Ну да, ведь Вольдемар – это всего лишь скандинавский вариант имени Владимир. Итак, на моих глазах завоеватель Вольдемар, явившийся сюда с разношерстной бандой викингов, балтов, финнов и северных славян, в одночасье сделался киевским князем.

– Слава князю Владимиру! – кричали бояре с дружинниками, кланяясь и поднимая кверху серебряные стаканы.

И в этот момент меня словно пронзило током! В один миг все встало в моей голове по местам, словно разлеглось по полочкам то, что день за днем накапливалось в виде разрозненной информации. Всплыли в памяти забытые факты из когда-то читанных мною учебников, и догадки превратились в реальность.

Да что же я раньше не понимал? Как же посмел забыть важные вещи и не смог сопоставить когда-то читанное с тем, что довелось увидеть? А ведь все так очевидно!

Конунг Вольдемар – это ведь теперь и есть князь киевский Владимир! Тот самый Владимир Святой – креститель Руси, о котором так много приходилось мне слышать. Кто же не знает из истории этого имени?

Так вот оно что!

В тот момент я испытал сильнейшее потрясение. Загадка разрешилась. Я нахожусь не в параллельном мире, чего так боялся, а в самом настоящем мире, только древнем. В десятом веке, проще говоря. Это, что происходит сейчас вокруг меня, – Русь десятого века, самая настоящая.

Тут больше не было никаких сомнений, пелена спала с моих глаз.

– Пойдем, – сказал я Любаве, которая поджидала меня в сторонке, не решившись лезть следом через толпу мужчин. – Теперь все ясно. Слава великому князю Владимиру!

Видимо, девушка почувствовала мое ошеломленное состояние. Она во все глаза глядела на меня, не решаясь задать вопрос. По моему лицу было ясно, что говорить я сейчас не в силах.

Мы медленно брели по улице, уходящей вниз, в сторону от княжеского терема. Ноги мои двигались плохо, как бы нехотя: вся энергия ушла на мыслительный процесс. В моем мозгу бешено, сменяя одна другую, метались мысли.