Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад - Фридрих Клингер

Ф а у с т: Эти дни я умышленно не хотел говорить с то бой о государе, но теперь я льщу себя надеждой, что понял его, и решаюсь сказать с уверенностью, что молва не лгала. Итак, я надеюсь заставить тебя признаться, что мы нашли то, что ищем.

Д ь я в о л: Фауст, я вижу, куда ты клонишь. У тебя странное представление о дьяволе. Но об этом в другой раз. Твой государь на самом деле превосходный малый. Но я ничего не скажу тебе о своих наблюдениях, так как сегодня вечером я выведал у министра кое-какие сведения о предстоящих событиях, которые дадут тебе возможность наглядно убедиться в великих достоинствах этого государя. А до тех пор можешь лелеять свой идеал. Скажи мне теперь, какого ты мнения о графе Ц., его любимце?

Ф а у с т: Проклятие! Это единственное обстоятельство, которое меня смущает. Этот человек — лучший друг государя, а вместе с тем он скользок, как угорь, которого невозможно удержать в руках, и изворотлив, как жена, задумавшая изменить мужу. Но, может быть, положение, которое он занимает при дворе, заставляет его скрывать и маскировать свою душу, чтобы всем, кто любит цепляться за фаворитов, не было за что ухватиться?

Д ь я в о л: Скрывать свою душу? Фауст, неужели ты думаешь, что человек, так старательно прячущийся от всех, может иметь душу, которая не боялась бы яркого дня? Не верь человеку, у которого рассудок, ловкость и расчет так подавили и иссушили все естественные чувства, что у него не осталось даже следов природных инстинктов и душевных порывов. Если все, что кипит и действует в каждом из нас, уже не отражается на вашем челе, в ваших глазах и движениях, — значит, вы утратили свой природный облик и стали самыми опасными животными на земле, уродами, которых утонченнейшая культура ума создает в последней вспышке сладострастия.

Ф а у с т: Как, по-твоему, это даже не притворство?

Д ь я в о л: Тогда у него осталась бы хоть частичка своего «я», потому что ведь даже маска сохраняет личные особенности надевшего ее: ряженого можно узнать по голосу, по походке, по манерам. Нет, Фауст, этот человек именно таков, каким ты его видишь.

Ф а у с т: Проклятие! Так что же он такое?

Д ь я в о л: Хм, это человек, много путешествовавший и видевший свет, побывавший при всех дворах Европы, вылощенный так основательно, что от природной грубости у него не осталось даже следа. Человек, опаливший свои чувства холодным светом рассудка, — словом, один из тех утонченных умов, которые смеются над вашей воображаемой добродетелью и обращаются с людьми как гончар, вдребезги разбивающий создание своих рук, если оно ему не нравится. Он принадлежит к числу тех людей, которые на основании своего опыта считают себя вправе смотреть на человечество как на скопище хищников, пожирающих всякого, кто склонен предположить, что им присущи благородные порывы. Ничто, кроме тонко задуманной и удачно осуществленной придворной интриги, его не радует, и он наслаждается девушкой, как розой, которую срывает с куста, чтобы вдохнуть ее аромат, а потом равнодушно растоптать ногами.

Ф а у с т: Злорадный дьявол! Разве такой человек мог бы стать лучшим другом властителя княжества ***?

Д ь я в о л: Скоро ты увидишь, кто он государю. Я говорю тебе: предстоят события. Видел ты сегодня вечером министра?

Ф а у с т: Он показался мне мрачным и встревоженным.

Д ь я в о л: Это один из тех людей, о которых вы говорите: «Он честный малый». Он трудолюбив, великодушен и справедлив, но, как это всегда с вами бывает, одного грана зла достаточно, чтобы другая чаша весов взлетела ввысь. Беда его заключается в нежности к прекрасному полу, а так как, в силу своих высоких принципов, он не может обойтись без благословения церкви, то, влюбившись после смерти своей первой супруги, он имел глупость жениться на женщине, которую ты видел. Она стала мачехой его взрослых детей, доставила временную усладу его чувствам и навеки разрушила замок его благополучия. Она воспользовалась его ослеплением, растратила на роскошь, наряды и забавы все, что принадлежало ему, ей самой и его детям, и, сверх того, еще запутала его в огромных долгах. Правда, в лице барона Г., которого ты видел и который является настоящим хозяином дома, она нашла себе весьма старательного помощника. Когда все средства были исчерпаны, а фантазия рождала все новые и новые желания, удовлетворить которые было уже невозможно, она согласилась наконец на план, придуманный ее любовником: продать фавориту государя честь дочери за ту цену, какую тот пожелает дать, а девушке посулить в будущем замужество. Министр ничего об этом не знает, он видит только, что средств нет, стонет под тяжестью огромных долгов, оплакивает свое безумие и трепещет при мысли о предстоящем возвращении сына, которого мачеха удалила из дому, чтобы беспрепятственно растратить его состояние. Сын тем временем воевал с турками и потерял руку. Весьма возможно, впрочем, что вначале граф Ц. имел действительно серьезные намерения, так как государь высоко ценил своего министра. Но с недавних пор положение сильно изменилось. Государь предложил своему любимцу жениться на самой богатой в стране наследнице, и теперь граф Ц. думает только о том, как бы ему одним ударом уничтожить не только министра, но и всю его семью, и сделать это так ловко, чтобы никому не пришло в голову заподозрить его, а тем более мстить. Все члены семьи министра должны умолкнуть, будто их никогда и на свете не было, а сам министр обречен погибнуть под его пятой, как жалкий червь, стоны которого не доносятся до ваших оглохших ушей.

Ф а у с т: Неужели государь не отомстит за это?

Д ь я в о л: Ты сам увидишь, как будут развиваться события.

Ф а у с т: Запрещаю тебе вмешиваться. А не то берегись моего гнева!

Д ь я в о л: Нужен ли дьявол тому, кто сам способен на большее? Фауст, теперь мы начинаем снимать покров с человеческого сердца. Мне приятно видеть, что и вы, немцы, еще способны к совершенствованию. Правда, все вы только подражаете другим народам и тем лишаете себя славы быть оригинальными, но для ада это неважно: он ценит прежде всего добрую волю.

4

Фауст проводил время с женщинами, соблазнял придворных фрейлин и камеристок, а драма графа Ц. тем временем близилась к развязке. Любимец государя сидел с бароном Г. и излагал ему свой хитроумный план. Он избрал барона своим орудием, и так как сияние золота уже не поддерживало больше остывших с годами чувств барона к жене министра, а слезы несчастной дочери, горе отца и предстоящий приезд калеки сына начали тревожить его чувствительную совесть, то ему очень хотелось найти способ освободиться от этого бремени. Как это принято у людей, знающих друг друга, барон заранее получил вознаграждение. Оно состояло в том, что граф уговорил государя отправить барона с важным дипломатическим поручением ко двору императора. За это барон обязался, с помощью значительной суммы, которую дал ему граф, подкупить жену министра и заставить ее выкрасть из кабинета мужа важный документ, касающийся царствующего дома и играющий важную роль в споре, возникшем между государем и другим княжеским домом. Документ этот был доверен министру для составления доклада, и граф рассчитывал придать делу такой оборот, чтобы вина целиком пала на министра. Он задумал изобразить дело так, будто бы министр, подкупленный противником, собирался выдать врагу этот важный документ и только бдительность графа Ц. якобы предотвратила измену министра. В результате этого граф казался бы спасителем государя и его дома. Таков был план. Жена министра считала, что муж, у которого нет денег на ее капризы, не заслуживает пощады. Кроме того, она льстила себя надеждой, что чем больше услуг она окажет фавориту государя, тем сильнее расположит его к себе, и без всяких размышлений отдала ему документ.

5

Тяжело вздыхая, расхаживал министр в полном одиночестве взад и вперед по своему кабинету. Даже любимая дочь, которая до тех пор была его единственным утешением, отдалилась от него, измученная мыслью о грозящем позоре. Ее угнетало горе и сознание обманутой любви. Она горько плакала, запершись в своей комнате, и ее сердце, достойное лучшей участи, разрывалось. Так вянет в долине одинокая лилия, нежный стебель которой сдавила легкомысленная рука. Мрачное уединение сановника было нарушено приходом жены, который еще сильнее дал ему почувствовать тяжесть обрушившегося несчастья. Вслед за нею явился барон и холодно попросил вручить ему инструкцию, касающуюся его дипломатического поручения к императорскому двору. Так как повеление государя о такой инструкции уже имелось, то министр вышел за ней в канцелярию. Воспользовавшись отсутствием министра, его супруга успела разыграть перед своим любовником сцену исступленного отчаяния. В ту минуту, когда министр вручал барону инструкцию, явился посыльный с письмом от государя, в котором министру предлагалось немедленно представить ко двору тот самый злополучный документ вместе с составленным о нем докладом, так как обе бумаги нужно было дать представителю противника для ознакомления. Министр обыскал весь кабинет, перерыл все шкафы. На его лице выступил холодный пот. Он допрашивал всех секретарей и писцов, спрашивал жену и дочь, — все было напрасно. Оставалось только одно: сознавая свою полную невиновность, идти навстречу грозящей буре. Он явился к государю, у которого сидел граф Ц., и сообщил о случившемся несчастье. Заверив государя в своей невиновности, он сказал, что готов покориться судьбе. Граф подождал несколько минут, чтобы увидеть, какое впечатление произведет на государя это сообщение министра, потом, холодно улыбаясь, подошел ближе, вынул из кармана документ и с низким поклоном подал его государю. Он долго отказывался сообщить, каким образом бумага попала в его руки, и только когда государь пригрозил ему своей немилостью, он изложил с притворным возмущением придуманную заранее ложь. Министр умолк — неслыханное, дикое обвинение так ошеломило его, что даже сознание полной невиновности не могло рассеять мрак, который затмил его рассудок при этом неожиданном повороте дела. Государь гневно посмотрел на своего министра и сказал: