Table-Talks на Ордынке - Борис Ардов

советский наборщик набрал:

Друг Маркса, Вакха и Венеры,Тут Ленин…

Вообще, по моему мнению, существует вполне сложившийся советский язык, который существенно отличается от русского. Вот красноречивый пример. Объявление в поликлинике:

«Наш рентген ушел в декрет».

По-русски это совершеннейшая абракадабра, а любой советский человек понимает: врачиха-рентгенолог забеременела и ушла в, так называемый, «декретный отпуск».

В 1926 году мосфинотдел запросил Общество драматургов сообщить адреса литераторов Корленко В. Г. и Толстовского Л. Н. на предмет взыскания с них подоходного налога.

Дом семейства Яковлевых на Тверском бульваре, где родился А. И. Герцен, получил название «Дома Герцена». Наименование это усвоил ресторан Союза писателей, располагавшийся в подвале.

Некто не весьма сведущий в русской литературе, явившись в ресторан, известный ему, как «Дом Герцена» был возмущен тем, что ему подали несвежее блюдо.

— Вы что это даете? — сказал посетитель, отодвигая тарелку. — Разве это можно есть? Зови сюда Герцена!..

В Москве в свое время выпустили труд древнегреческого философа Аристотеля «Этика». Обширный комментарий к нему написал профессор Эрнест Радлов. В бухгалтерии издательства произвели обычный расчет и ведомость передали в кассу. Ленинградцу Радлову гонорар был переведен по почте. А деньги, причитавшиеся Аристотелю, были получены сим последним через кассу издательства при следующих обстоятельствах.

Однажды в платежные часы к окошечку подошел некто и сказал кассиру:

— Для Аристотеля есть что-нибудь?

— По журналам или по книгам? — осведомился кассир.

— По книгам.

Кассир пошелестел ведомостями, нашел нужный лист и сказал:

— Сумму прописью.

— Ну, безусловно, — отозвался автор, выводя косыми буквами подпись: «АРИСТОТЕЛЬ». Вернув кассиру ведомость, великий философ не торопясь пересчитал деньги, спрятал пачку в карман и удалился.

Кто был этот знаток бухгалтерских порядков и психологии, установить так и не удалось.

Профессор Б. С. Мейлах рассказывал такую историю. В двадцатых годах на филологическом факультете Ленинградского университета один студент «рабфаковец», в прошлом моряк, участник гражданской войны никак не мог сдать старославянский язык. Он ничего не мог усвоить кроме выражения «вниду во храм». Но для положительной оценки этого было недостаточно, тем паче, что экзаменатором был один из старых университетских профессоров. И вот во время седьмой или восьмой попытки сдать экзамен с бедным «рабфаковцем» случилась истерика. Когда профессор объявил ему, что и в этот раз поставить ему положительную оценку не может, морячок рванул на себе тельняшку и закричал своему мучителю:

— У тебя, наверно, дома иконы есть, а я семь городов проехал!

После этой выходки студента профессор немедленно подал заявление об уходе из университета, чем доставил ректорату множество хлопот. Начальству никак не хотелось терять маститого ученого, но и рабфаковца, как участника гражданской войны, отчислить было решительно невозможно…

Ардов вспоминал, как он сдавал один из экзаменов в экономическом институте. Принимал старенький профессор, и к нему сплошным потоком шли рабфаковцы, которые, разумеется, двух слов связать не могли. От их ответов, а может быть от кошмара всей жизни, у профессора болела голова, и он слушал студентов, прикрыв глаза. Подошел черед Ардова, и он в самом начале ответа произнес какую-то латинскую цитату. Услышав латынь, профессор блаженно улыбнулся, открыл глаза и спросил:

— Вы — гимназист?

— Да, — отвечал Ардов.

— Отлично, отлично, — сказал профессор, — Идите, идите…

И опять зажмурился, чтобы не видеть очередного рабфаковца.

До войны в одном из номеров юмористического журнала «Крокодил» была опубликована карикатура на самогонщика. При этом художник изобразил фантастического вида аппарат для возгонки — с множеством труб, реторт и т. п. Через некоторое время в редакцию пришло письмо от одного из читателей, в котором выражалась претензия:

«Я собрал аппарат по опубликованной вами схеме, но он у меня не работает».

В тридцатые годы в одном из московских судов рассматривалось довольно скандальное дело. Подсудимым являлся директор мюзик-холла. Его квартира находилась в самом здании театра. И как-то в очень сильный мороз директор с женой возвращались из гостей поздно ночью. А дежурный вахтер заснул, и его невозможно было разбудить ни звонками, ни криками, ни стуком… И вот этой паре пришлось провести на морозе больше часа. Когда же, наконец, вахтер пробудился и открыл дверь, разъяренный директор ударил его по лицу. По тем временам поступок неслыханный; советский руководитель ударил рабочего, представителя класса-гегемона. И все бы обошлось, ибо директор был человеком вспыльчивым, но добрым, однако, у него в театре был враг председатель месткома, тот довел дело до суда и стал единственным свидетелем обвинения. Все же прочие работники театра выступили на стороне директора. Защищал подсудимого известный в те годы адвокат по фамилии Брауде. Разумеется, самым важным эпизодом в процессе был допрос единственного свидетеля обвинения. Брауде между прочим спросил его:

— Скажите, вы состояли в партии меньшевиков?

— Да… — свидетель побледнел, — я состоял… но я вышел… Я стал большевиком…

— Хорошо, — сказал Брауде, — тогда ответьте на такой вопрос: отчего все сотрудники театра кроме вас отзываются о подсудимом хорошо? И актеры и простые рабочие сцены? Только вы один его обвиняете…

— Видите ли, — отвечал свидетель, — наш директор очень хитрый человек. Он умеет задабривать рабочих подачками…

— Так, — произнес адвокат, — это вам в меньшевистской партии внушили такие понятия, будто наших рабочих можно задабривать подачками?..

Тут свидетель смешался, и злополучного директора оправдали.

Совершенно замечательные судебные истории рассказывала Мария Сергеевна Благоволи-на, в свое время она была одним из лучших адвокатов Москвы.

Как-то Благоволиной пришлось выступать в суде в Казахстане. Была ужасная жара и местный прокурор присутствовал на заседании без рубашки — в одной майке. В своей защитительной речи московская адвокатесса призывала суд к гуманности, к человечности. В ответном слове прокурор сказал:

— Вот тут товарищ адвокат из Москвы все говорит: щеловещки, щеловещки, щеловещки… А какие, слушай, щеловещки?.. Взрослые люди, преступники…

Вот еще один рассказ М. С. Благоволиной. Дело было в маленьком провинциальном городке. В небольшом доме жила семья — муж, жена и мать жены — теща. Как-то раз женщины отправились в гости, а хозяин остался дома. В одиночестве он опорожнил бутылку водки, впал в веселое расположение духа и решил подшутить над своими дамами. Он выпилил отверстие в середине обеденного стола и прорезал соответствующую дырку в скатерти, потом зарезал кролика и вымазал его кровью свое лицо и голову. После этого он залез под стол и просунул голову в отверстие… В результате создавалось полное впечатление, будто на скатерть брошена окровавленная голова. В этом положении он и дождался прихода своих женщин. Первой в комнату вошла теща и, увидев жуткое зрелище, упала замертво — разрыв сердца. В комнату вбежала жена и тут же выскочила на улицу звать на помощь. Через несколько минут явился участковый… Он вошел в комнату и стал осторожно приближаться к столу. Вот милиционер протянул руки, а шутник в этот момент оскалился и огрызнулся. От испуга упал и участковый, но не замертво — отделался ушибом, ударился головою о батарею отопления… Потом «весельчака» судили, он обвинялся в непреднамеренном убийстве и нанесении тяжких телесных повреждений работнику милиции.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});