Твой путь (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна

— Прочь отсюда, глупая девчонка! — крикнул он неожиданно резко, с силой отталкивая императрицу от себя. — Прочь!

Юлия растерянно поднялась и, приглядевшись, увидела, что лицо Августа окутало чёрной дымкой, и в нём проступило что-то не вполне человеческое: черты вытянулись, глаза полностью почернели и опасно сверкнули в полумраке комнаты. Она прижала руки к груди и сделала шаг к нему, но светлейший отмахнулся, как от назойливого насекомого.

— Пошла вон! — воскликнул он так, что Юлия вздрогнула. Ей ничего не оставалось, кроме как поспешно выйти. Едва дверь закрылась за ней, она прислонилась спиной к прохладной деревянной поверхности и устало выдохнула.

* * *

Райда вошла в большую горницу с кринкой, прикрытой тонким слоем ткани, поставила её на стол. По всей горнице разнёсся густой, сладковатый аромат свежего молока. Ярико шумно потянул носом, спрыгнул с топчана.

— Печку затопи, сынок, — попросила хозяйка, поглубже закутавшись в платок, расшитый алыми цветами. — Холодно-то как…

— Батька дрова не колол?

— Не знаю. На дворе сложил давеча.

— Сейчас поглядим, — юноша бросил на стол кусок берёсты, попутно отхлебнул из кринки, отломил небольшую краюху хлеба и направился к выходу из избы.

— Накинь что-либо, там капает! — крикнула Райда ему вслед, обернувшись. — Да ты бы хоть поел, как человек!

— Не голодный, — отозвался Ярико неразборчиво уже откуда-то из сеней.

Он толкнул дверь и тут же присвистнул: на улице молотил такой дождь, что о сухих дровах можно было только мечтать. «Ничего себе капает», — мрачно подумал Ярико. Скинул рубаху — влажная прохлада окутала дождём и ветром, заставила невольно вздрогнуть, — набросил ткань себе на голову капюшоном и, поскальзываясь на мокрой траве, полетел к поленнице. Дрова были, к его радости, уже поколоты и сложены аккуратным колодцем. Он подхватил столько, сколько за один раз уместилось в руки, но после немного подумал, переложил всё в рубаху, как на носилки, и почти бегом вернулся в избу. Райда уже разложила на столе чистую льняную скатерть, расставила горшки и плошки.

— Чудесный ливень, — заметил Ярико, скинул свою ношу у порога, сел прямо на пол, протянул руки, и на его ладонях вспыхнуло пламя. Райда испуганно охнула и тут же постаралась успокоиться: уж сколько раз видала огонь в руках сына, а всё никак привыкнуть не может…

— Вот посушу малость, и можно будет печку топить, — пояснил юноша в ответ на её вопросительный взгляд. — Они ж мокрые, как… как не знаю, что. У нас гости сей день?

— Помощник отца, Хольд, и начальник корпуса лучников, Ольгерд. Кит сказывал, поговорить им наедине надобно. Тревожатся все, после того, как чужой лагерь в лесу заметили, ни дня не прожили без этих сборов да смотров…

Райда уронила пряжу на колени, посмотрела куда-то в пустоту и печально вздохнула. За много минувших солнцеворотов она привыкла к тому, что её супруг часто не бывает дома, даже ночует в Совете или где-либо в дозорах, но и визиты гостей, его товарищей, тоже не были редким явлением.

— Ольгерд? — Ярико нахмурился, едва не выпустил огонь из рук, но вовремя спохватился. — А можно я уйду?

— Это почему ещё?

— Так… — он замялся, отвёл взгляд. — Встречаться-то с ним не больно хочется. Да и вы тоже… Как вы его у себя принимаете?

— Как гостя, — ответила хозяйка спокойно и серьёзно, и юноша даже сник: ожидал иного ответа. Райда тем временем распутала до конца моток пряжи и взяла кусок берёсты, который Ярико бросил на стол, выходя. Поднесла его к глазам поближе, рассмотрела и вдруг улыбнулась. — Это Славка?

На светлой берёсте Ярико выжег изображение девчонки с огромными глазами и непривычно короткими волосами. Картинка выглядела ещё явно неоконченной, но сходство было поразительным.

— Она, — вздохнул юноша. Большая часть дров постепенно высохла, он перенёс их в печь, задвинул заслонку и вытер грязную лужу на полу.

— Скучаешь?

Ярико не ответил, опустил голову, молча пожал плечами. Как можно было это объяснить? Он скучал невыносимо, но никому об этом не говорил, да и толку было бы говорить? Славка исчезла в самый неподходящий момент. Вот один попытался пойти её искать, уж четвёртая луна подходит к концу, а не вернулся никто из них, ни Иттрик, ни сама девочка. Ярико бы и сам пошёл, куда угодно, хоть на другой конец Прави, только бы за нею. А Ольгерд… Узнав о том, что его мать и отец погибли по вине его, Ярико совсем перестал даже здороваться с ним. Иногда жалел, что не может сделать ничего такого, чтобы тот навсегда свой поступок запомнил. Хотя, верно, Ольгерд и без того не позабыл…

— Так отчего ты уйти-то хотел? — окликнула Рада юношу, увидев, что тот задумался, глядя в щёлку между заслонкой и боком печи. — Нешто с Ольгердом Мстивоичем не поладил?

— Да ну… — Ярико рукой махнул. — Не могу я с ним. Видеть его не могу. Как вспомню, что вы с отцом здесь из-за него, так и думается, что не прощу ему никогда…

Райда вздохнула, поднялась, подошла к сыну, обняла его. Ярико прижался щекой к её плечу. Она погладила его по голове, как маленького, и заметила, как он невольно вспыхнул, смутившись такой ласки.

— Сынок, это давно было, — тихо промолвила Райда, задумчиво глядя в окно. — А старое поминать — к худу, да и глупо здесь уже о смерти думать да о вине. Забудь, как мы с батюшкой твоим забыли.

— Ну да, — буркнул Ярико, устраиваясь поудобнее. — Он ведь не только вас… так, он всё Загорье в страхе держал. Мы с Веленкой у него в срубе сидели солнцеворотов девять. Он и Славку мою мучал… пока не узнал, что она дочь его…

— Что было, то прошло. Велена, поди, не поминает. А Славка — та и вовсе простила, признала его. Он сам о ней сказывал, да с таким теплом… Он другой, Ярико, он изменился, так бывает…

— Велена себе все глаза спортила да такой слабой выросла в срубе этом треклятом… Ветерок подует, она и сляжет с простудой. А Славка… не понимаю я её тут. Я бы не простил. Да за вас бы и подавно…

— А ты попробуй, — серьёзно ответила Райда. — Прощение — самая светлая и самая добродетельная сила. Эта сила даже крепче любви, потому что не все любящие способны прощать.

Ярико хотел было ответить, что у него уж точно не выйдет, но тут на подворье послышался конский топот и голоса, с шумом хлопнула дверь, в сенях зашуршали, закашляли хрипло, засмеялись.

— Принимай гостей, хозяйка! — крикнул Кит, сбросив плащ и мокрые сапоги. Ольгерд и Хольд прошли в горницу, по обычаю поклонились хозяйке и хозяину. Ярико встал, коротко кивнул и хотел было выйти, но мать незаметно взяла его за руку — пришлось остаться.

15. Вести с границ

Райда вытащила из печки чугунок, поставила перед всеми широкие плошки с дымящейся овсяной кашей, но за еду приниматься никто не спешил: ни Отцу Совета, ни гостям его было не до этого. Ольгерд казался молчаливее и суровее обыкновенного. Если бы он не оставил оружие у порога, как было принято, то вертел бы в руках клинок, но клинка не было, и он крепко сцепил пальцы замком перед собою.

— Ты сей день сам не свой, — негромко заметил Кит, откинувшись назад и прислонившись спиной к тёплому боку печи. — Что-то не так?

— Да… — Ольгерд только рукою махнул. Последние дни он и вправду был будто не в себе: забывчив не в меру, рассеян. — Пропала девчонка, равно как в воду канула. Не могу я больше… Отыскал бы кто… И сам бы пошёл, да кто ж меня пустит-то?

Он невесело усмехнулся и отхлебнул мёда из кружки. Кит намурился: ему и самому последнее время было не до веселья. Отпустить было легко, а вот ждать? Зная, что можешь не дождаться? Он давно уже успел привязаться к парню из рода Сварога и относился к нему, как к младшему товарищу. Зря он отпустил его тогда, отговорить надо было. И Славку, верно, не нашёл, и сам сгинул. Поэтому Кит ничего не ответил Ольгерду, только дружески хлопнул его по плечу. Как раз в горницу вошёл Хольд, занял свободное место на левом краю стола.