Перебитый панцирь - Сфибуба Юсуфович Сфиев

Бресте. Он только успел посадить беременную жену с трехлетней дочкой в машину, увозившую семьи военнослужащих на восток...

В одном из боев Сафаров был тяжело ранен и попал в плен. На десятый день пришел в себя. Он слышал незнакомую речь человека, делавшего ему перевязку. Бывший начальник заставы Сафаров оказался в лазарете при лагере военнопленных, где он выдавал себя за Азадова.

2

Петцет был против очной ставки между Азадовым и Делибеем, но карцер и самые «новейшие методы физического воздействия» результатов не дали. Азадов молчал на допросах. Петцет настаивал, чтобы арестованный рассказал о своей службе в советских пограничных войсках. Одних слов, сказанных Делибеем во время обхода строя военнопленных, было недостаточно, чтобы разоблачить Азадова. Пограничник отвечал на все атаки сотрудника «Аусланд-Абвера» молчанием. Азадов не знал, что известно о нем врагу. Со дня своего ареста он ломал голову — почему эмигрант назвал его чекистом? Если у него действительно есть какие-то данные, то почему он до сих пор не сказал о них на очной ставке?

...Штольце, наконец, дал согласие на очную ставку.

— Господин Делибей, — задал вопрос Петцет, — откуда вы знаете этого военнопленного?

— Он служил в советских пограничных войсках, герр обер-лейтенант.

— Вы подтверждаете это? — резко повернулся офицер абвера к Азадову.

— Нет, — ответил тот.

— Конкретно!

— Я этого предателя вижу впервые, — в упор глядя на Делибея, проговорил Азадов.

— Так ли, господин Делибей? — спросил Петцет.

— Нет... Сидящий передо мною человек принимал участие в моем задержании, — ответил Делибей.

— Неправда, — бросил Азадов.

— Правда, земляк, правда, — повторил Делибей как можно мягче, хотя в душе готов был перегрызть ему горло.

— Ты признаешься, сволочь? — стукнул немец кулаком по столу.

— Мне не в чем признаваться, — ответил Азадов.

— Тогда напомните ему, господин Делибей, об обстоятельствах вашей встречи.

— Когда меня с перебежчиками из Ирана доставили на заставу, этот человек был в форме советского пограничного командира.

— Как теперь, господин пограничник? — прошипел Петцет.

— Я пограничником не был, — сказал арестованный.

— Завтра я сам пристрелю тебя, как собаку! — прокричал офицер, теряя самообладание.

— А я пристрелю твоих близких и дальних родственников в Дагестане в первый же день его освобождения от гяуров, — дополнил Делибей своего шефа.

— Ворота моего Дагестана для предателей закрыты на стальной замок, — ответил Азадов, брезгливо посмотрев на эмигранта.

— Убрать негодяя! — приказал Петцет.

* * *

Делибей сидел молча. Он думал над последними словами советского пограничника. Сколько оскорблений в его адрес. А самое главное, он не сдержал слова, данного Петцету. Его обещание, что он склонит любого дагестанца к переходу на службу к немцам, пока осталось только обещанием. Делибей, несмотря на то, что провел несколько лет в Советском Союзе, не понял характера советских людей...

Петцет, хотя и возился с бумагами за своим рабочим столом, тоже думал об Азадове. Наконец-то он, прервав работу, обратился к Делибею.

— Этого твоего пограничника мы расстреляем в торжественной обстановке. Так, чтобы все видели, как мы поступаем с теми, кто не разделяет наших убеждений.

— В лагере военнопленных?

— Нет.

— А где?

— В одной из школ по подготовке пропагандистов для национальных батальонов и лагерей.

— Почему в школе?

— Пропагандисты разъедутся по батальонам и лагерям и расскажут об этом торжестве.

— Хорошая идея, господин Петцет.

— Завтра отвезу его в Потсдам и перед пропагандистами приведу приговор в исполнение.

— Да, мой друг, только этим можно успокоить мои нервы, — ответил эмигрант.

* * *

Придя в себя, Сафаров стал анализировать показания Делибея. Один вопрос для него оставался загадкой. Проходя службу на южной границе, Сафаров принимал участие в задержании многих перебежчиков из Ирана. Всех, конечно, он не мог запомнить. Однако, он хорошо помнил другое: за период его службы на Араксе не было ни одного случая, чтобы пограничники задержали дагестанца, нарушившего южную границу. Так откуда же взялся этот тип, усердно помогающий фашистам?

В том, что эмигрант рассказывал правду об обстоятельствах задержания иранских перебежчиков, Сафаров убедился. Он помнит случай, когда на участке его заставы задержали трех нарушителей границы, перешедших из Ирана. Все они были иранские азербайджанцы. Так, может, этот дагестанец был среди них, но выдавал себя тогда за азербайджанца? Все эти мысли не давали покоя Сафарову.

3

Делибей сидел в узком кругу эмигрантов и изменников родины и с глубоким возмущением рассказывал об Азадове. Ему, оказывается, больше всего не понравилось то, что советский пограничник назвал его — Делибея — при немецком офицере предателем.

— Не горюй, дорогой Делибей, мы из всех этих красных сволочей выбьем кремлевский дух, — пытался успокоить его Надырхан.

— Дождемся ли мы этого дня? — ответил ему подавленно Делибей. — Наши братья по крови что-то медленно продвигаются по Северному Кавказу.

— Я недавно был у Розенберга, — сообщил председатель СКНК. — Имперский министр поднял вопрос перед Верховным командованием о направлении на Восточный