Перебитый панцирь - Сфибуба Юсуфович Сфиев

приказал немец.

Мертвую тишину нарушало только дыхание пленных, стоящих в первом ряду колонны.

— Считаю до трех! — в ярости повторил комендант. — Если не выйдет тот человек, то первый ряд колонны полностью будет расстрелян сейчас же! Считаю: раз!.. два!..

— Я! — мужчина лет сорока сделал шаг вперед. Он был без головного убора. На одной его ноге была галоша, подвязанная шпагатом, на другой — сапог с изорванным керзовым голенищем.

— Фамилия? — заорал, выкатив глаза, немецкий комендант.

— Лежберов, — подняв выше голову, ответил пленный.

— Откуда родом? — громко спросил Надырхан, не вылезая из кузова.

— Из Дагестана.

— Кто по национальности?

— Я — дагестанец. Чистокровный дагестанец, а не ариец. Я — коммунист, а не фашист. Я — не предатель!!

— Молчать, молчать, сволочь! — еще громче стал орать немецкий комендант, подходя к Лежберову. Когда между ними остался один метр, комендант приказал:

— Кругом!

Лежберов не подчинился команде и продолжал стоять на месте.

— Стреляйте! — крикнул Лежберов. Затем он повернулся к колонне:

— Прощайте, братья!

Взбешенный поступком военнопленного, немецкий комендант вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в Лежберова.

— Убийцы! — послышалось из колонны. — Убийцы! Убийцы! — все сильнее стали кричать пленные.

Овчарки начали лаять, вырываясь вперед, автоматчики еле удерживали их. А конвойная рота по приказу коменданта дала несколько автоматных очередей в воздух, чтобы навести страх на пленных. Однако и это не подействовало на мучеников. Гул возмущения и гнева не смолкал.

— В бараки! — приказал комендант.

5

Члены делегации, прибывшей из Берлина, находились в кабинете коменданта лагеря. Все сидели, а Надырхан медленно расхаживал по кабинету. Ждали коменданта. Наконец дверь распахнулась, он появился. Дверь осталась открытой. В коридоре, напротив дверей, стояли два автоматчика, а перед ними сидела собака.

Комендант, не обратив внимания на Надырхана, направившегося ему навстречу, подошел к Петцету, беседовавшему с каким-то офицером. Немцы теперь продолжали разговор втроем. Надырхан обменялся взглядами с Делибеем. Голову председателя нацкомитета сверлила одна мысль: как оправдать случившееся перед Берлином. Он-то был уверен, что горцы пойдут за ним, а вчера стал свидетелем того, что пленные настроены совсем иначе. Голод, холод и болезни, оказывается, не могут сломить их духа, не могут заставить покориться немцам. Может быть, гордость горцев не позволяет им перейти на сторону Гитлера? Может быть, они не верят в силу оружия освободителей Европы?

— Что мы будем делать, господин, с вашими горными орлами? — подошел к Надырхану Петцет.

Слова «горные орлы» немцем были произнесены с явной иронией.

— Начнем с личных дел, — ответил Петцет на свой же вопрос.

— Что это даст? — спросил Надырхан.

— Сейчас вы поймете, господа. Кстати, об участи пленных не беспокойтесь. Наш комендант знает требования «Приказа — пуля» («Кугельбефель»), — скривил рот офицер «Аусланд-Абвера».

Надырхан начал ознакамливаться с делами на пленных. Немецкая педантичность была налицо. Каких только нет вопросов в анкете-карточке на военнопленного. Наряду с выяснением установочных данных перед пленными ставятся и такие вопросы, как вероисповедание, семейное положение, не подвергался ли преследованиям после 1917 года, отношение к Советской власти и коммунистам. А далее подробные сведения о службе в Красной Армии и об обстоятельствах пленения. В конце — подпись военнопленного.

— Для чего нужна подпись? — спросил Надырхан, рассматривая карточки.

— Это — самая ценная штука для нас, дорогой Надырхан, — ухмыльнулся Петцет.

— В чем же ее ценность? — не догадался эмигрант.

— Сейчас увидите, — бросил Петцет.

Петцет нажал кнопку. В кабинет вошел дежурный по лагерю.

— Слушаюсь, герр обер-лейтенант!

— Приведите военнопленного под № 3371, — приказал Петцет.

— Слушаюсь!

Через несколько минут в кабинет в сопровождении двух автоматчиков привели военнопленного. Петцет, глядя на него в упор, указал на стул, стоявший в углу кабинета. Пленный сел, а затем бросил взор на стол, на котором лежали папиросы.

Петцет, заметив это, вежливо спросил:

— Курите?

— Курил.

— А сейчас?

— Нет.

— Почему?

— Нечего.

— Разве вам табак не дают?

— Нет.

Петцет встал со своего места и подошел к Надырхану и Делибею.

— Слышали, что сказал он?

— Да, — ответил Делибей, разгадавший, к чему клонит Петцет.

— И вы слышали, господин комендант? — грозно обратился к нему представитель абвера.

— Да, герр обер-лейтенант, — ответил комендант. И он понял тактику Петцета.

— Вот, господин комендант, если я еще раз услышу об этом, тогда пеняйте на себя, — крикнул Петцет, стуча кулаком по столу. — Мы не настолько бедны, чтобы не обеспечить пленных несчастным табаком, — успокоившись, он взял со стола пачку папирос и, подойдя к военнопленному, предложил:

— Курите!

— Спасибо, — ответил пленный под № 3371, искренне поверив разыгранной комедии.

— Возьмите, возьмите. Есть международная конвенция о военнопленных. Гуманизм. Понимаете? Разве мало солдат в плену у русских? Если мы плохо будем относиться к