Наследницы - Элизабет Адлер

— Подарок, — сказал он с небрежной улыбкой.

Роузи не могла припомнить, когда она в последний раз получала подарки. Оплата была ей более привычна. Она просияла от удовольствия, когда дотронулась до атласной ленточки.

— Ну давай, открывай, — сказал Дэвид и улыбнулся, заметив ее детский восторг.

— Прямо сейчас? — спросила Роузи. — О! О! Оххх… Он подумал, что она ведет себя точно так же, как тогда, когда он занимался с ней любовью.

Она вынула белую горностаевую накидку с черными хвостиками по краям и накинула ее на плечи. Прижавшись к ней щекой, Роузи почувствовала ее шелковистость и вдохнула в себя запах, запах роскоши.

— Пошли, Роузи, — сказал Дэвид, взяв ее за руку.

На этот раз швейцар придержал для нее дверь, а носильщик погрузил их вещи в новенький «форд», который, по мнению Роузи, стоил целое состояние.

— Мы едем домой, — сказал Дэвид, сжимая одной рукой колено Роузи, а другой держась за руль машины. Они ехали в Сан-Антонио и далее на ранчо Маунтджой. И Роузи надеялась, что она едет навстречу новой жизни — богатой жизни замужней женщины.

Глава 12

Того, что она хотела, не случилось, но Роузи сказала себе, что ничего в жизни нельзя предугадать заранее. Дэвид Маунтджой был неутомимым любовником; он был нежным по отношению к ней, и он о ней заботился. Но даже тогда, когда спустя пару месяцев, сидя в постели в необычно холодное для ноября утро, Роузи объявила ему, что беременна, он не предложил ей выйти за него замуж. Он только ухмыльнулся от удивления и радости и сказал:

— Это будет мальчик, я в этом уверен.

— Ты негодяй, — вскинулась Роузи, — если не предлагаешь мне выйти за тебя замуж.

Откинув назад голову, Дэвид от всей души рассмеялся.

— Каков отец, таков и сын, — философски заметил он.

Из глаз Роузи хлынули слезы, и Дэвид с выражением раскаяния на лице посмотрел на нее. Роузи была забавной, но он пока был не готов к такому серьезному шагу. Наверное, это передалось ему с генами, так как Дэвид подозревал, что внебрачные дети его отца Джорджа были, вероятно, разбросаны по всей Европе. Да и он сам был таким же незаконным ублюдком.

— Роузи, не плачь, — сказал он с нежностью. — Я же говорил, что, кажется, люблю тебя. Возможно, когда-нибудь мы поженимся.

— А как быть с ребенком? — спросила Роузи сквозь слезы. — Ему будет нужен отец.

— У него есть отец, — ответил Дэвид. — Обещаю тебе, что я никогда его не брошу. И тебя тоже. Даю тебе слово, Роузи. Просто я не готов жениться на тебе сию же минуту. Я должен подумать.

— Ты только не думай слишком долго, — предупредила Роузи. — Не успеешь оглянуться, как он родится. Осталось всего семь месяцев.

— Семь месяцев?

Роузи, улыбаясь, кивнула:

— Должно быть, это случилось в первую же ночь. Тогда, когда мы были близки в первый раз. Помнишь?

Дэвид заключил ее в объятия и крепко поцеловал, вспомнив, каким потрясающим был тогда их секс.

— Как я мог забыть, — прошептал он.

Ранчо Маунтджой было довольно большим. Сотни акров пустынной степи, бесконечно тянувшейся до горизонта, кое-где поросшей колючим кустарником. Дом был расположен в юго-восточном углу ранчо и окружен амбарами, конюшнями и загонами. Он был построен еще до того, как Джордж Маунтджой поселился в этом простом одноэтажном бревенчатом доме с тремя ступеньками, ведущими на веранду, тянущуюся вдоль дома по всему периметру. На крыльце стояло кресло-качалка, на кухне, служившей также и гостиной, старомодная плита, а «удобства» находились во дворе за домом. Роузи, не прожив там и недели, быстро догадалась, что по направлению ветра можно сразу определить, где находятся «удобства».

На кухне главенствовала пухлая веселая Элиза Джефферсон, черная леди из Галвестоуна, которая жила со своим юным сыном Томасом в двухкомнатном домишке, стоявшем на пыльной, изрезанной колеями проселочной дороге. Она десять лет ухаживала за Дэвидом, и Роузи не видела причины, чтобы менять этот установившийся порядок, но с «удобствами» во дворе надо было что-то делать, да и сам дом требовал обновления.

Дэвид рассказал Роузи о своем отце Джордже и его аристократической семье в Лондоне, и она возмутилась, как такой человек мог жить в подобном убожестве.

— С твоей родословной ты и сам бы мог это понять, — пеняла она. — Что о нас подумают все эти лорды и леди, если они захотят навестить тебя?

— Не беспокойся, Роузи, — сухо возразил Дэвид, — они не показывались здесь пятнадцать лет, и я сильно сомневаюсь, что им захочется сделать это сейчас.

Но на следующей неделе появилась команда рабочих с указаниями от Дэвида выполнить все, что пожелает Роузи. Даже он был удивлен размахом ее планов: она хотела нормальную ванну и клозет; спальню для ребенка и новую кухню для Элизы с современной плитой. В потолки были вмонтированы вентиляторы, чтобы охлаждать горячий летний воздух, а в комнате имелась печка, чтобы согреваться зимой.

Новая мебель была выбрана по каталогу, и Роузи не могла дождаться, когда ее доставят. С большим торчащим животом она отправилась в Сан-Антонио за покупками.

Мисс Драйздейл все еще работала в магазине, и Роузи доставило удовольствие разместить там большой заказ.

— Запишите все на счет мистера Маунтджоя, — сказала она небрежно. — Я миссис Маунтджой.

Конечно, это было враньем, но она носила на пальце кольцо. Это была печатка Дэвида с гербом Маунтджоев, которую носил еще его отец. В перевернутом виде она выглядела как настоящее золотое обручальное кольцо, поверх которого она носила другое кольцо, подаренное Дэвидом: два блестящих маленьких бриллиантика по бокам хорошенького крошечного рубина.

Роузи с уверенностью могла сказать, что произвела впечатление на мисс Драйздейл, хотя та и заметила презрительно:

— Вышла в люди, если я не ошибаюсь, мисс.

— Сука, — с холодной усмешкой парировала Роузи, выходя из магазина.

Все было готово к появлению на свет ребенка. Схватки начались апрельской ночью внезапно, в четыре часа, а уже к девяти часам ребенка подхватили опытные руки Элизы.

— Она такая хорошенькая, — сказала она Дэвиду.

— Она? — удивился Дэвид, стоя у кровати и глядя с улыбкой на Роузи.

— Это не мальчик, — объяснила Роузи, наблюдая, как Элиза заворачивает новорожденную в белую пеленку.

— Эта голубушка будет красавицей, — заметила Элиза. — Светловолосая и голубоглазая, как мама с папой. Да, сэр, она просто голубушка.

Дэвид взял дочь на руки и посмотрел на ее смешное маленькое личико. Ее голубенькие глазки, которые только что раскрылись, смотрели прямо на него, и он внезапно почувствовал, как его сердце наполнилось любовью. Он дотронулся пальцем до щечки девочки и ощутил ее нежность. Она была почти невесомой у него на руках. Наклонив голову, он поцеловал дочь и прошептал: