В эпицентре бури - Патрик Кордингли

сидеть в любой машине, начиненной боеприпасами, как бы тщательно она ни была защищена, несомненно, опасно, и все наши танкисты хорошо это понимали. Джереми Блэкер сказал, что мы могли бы уменьшить эту опасность, если бы изменили схему размещения на случай, если танк будет подбит во время наших практических тренировок. Он убедил меня сделать это немедленно.

Я колебался, как лучше поступить. Поскольку мы выполняли самую опасную программу боевых стрельб, за исключением настоящей войны, конечно, была вероятность, что один танк по ошибке выстрелит в другой. Потеря экипажа танка была бы трагичной, и если бы у нас произошел самопроизвольный подрыв "Челленджера", это было бы видно всем, что имело бы ужасные моральные последствия для оставшихся экипажей. С другой стороны, если бы мы прекратили тренировки для проведения предлагаемого переразмещения, солдаты захотели бы знать почему, и это могло бы вызвать ненужное беспокойство. Поразмыслив, я решил, что лучше всего продолжать и ничего не говорить. Позже, с помощью командиров, я заставил экипажи, вопреки многолетним тренировкам, разместить боеприпасы по-другому.

Дневной боевой проход был не так хорош, как утренний. Несколько раз мне приходилось кричать на людей, чтобы они не лихачили. Я был поглощен докладом Джереми Блэкера; мысль о том, что танк "сваривается" на глазах у наших солдат и камер "Би-би-си", была не из приятных. Из этого получился бы интересный сюжет в девятичасовых новостях. Должно быть, было очевидно, что я почувствовал облегчение, когда день закончился.

— Я внимательно наблюдал за вами, — сказал капитан Абу Абдулла Халид, один из наших кувейтских пилотов. — Я думаю, вам они нужны больше, чем мне; они принадлежали моему отцу.

Он вручил мне самые красивые четки из черных бусин.

Пятница, 9 ноября, была особенным днем. Все началось с того, что "Стаффорды" отрабатывали свои первые атаки на технике на "оборонительные позиции иракцев". Рота огромных боевых машин пехоты "Уорриор" с грохотом двинулась к ближайшей позиции.

Над головой раздался уже знакомый свист артиллерийских снарядов, которые разорвались менее чем в сотне ярдов впереди. "Рарден", 30-миллиметровые пушки "Уорриоров" и "Хьюз", 7,62-миллиметровые пулеметы с внешним приводом, грохотали, наполняя воздух трассирующими пулями.

Затем по радиосети пошел обратный отсчет.

— Триста метров… двести метров… сто метров… спешиваемся, спешиваемся, спешиваемся.

Каждый из четырнадцати "Уорриров" роты резко затормозил, их носовые части почти врезались в песок. Я наблюдал, как в одной машине распахнулась кормовая дверь с гидравлическим приводом, и оттуда хорошо отрепетированным и плавным движением высыпало отделение из восьми человек. Четверо человек бросились от машины с каждой стороны, ложась на землю и взводя курки своих SA80. Все это время "Уорриор" продолжал стрелять по мишеням. Внезапно все закричали. Две команды из четырех человек разделились на пары. Одна пара вскочила и побежала, в то время как другая обстреливала местность впереди. Зигзагообразный бросок на расстояние десяти ярдов, и первая пара бросилась на землю. Затем они открыли огонь, когда первая пара зигзагами пронеслась мимо них и устремилась дальше.

Снова и снова поднималась каждая пара. Через несколько мгновений первые бойцы достигли края "иракских" траншей. Один из них встал на колени.

- Граната! — крикнул он, бросаясь на землю.

Раздался приглушенный взрыв, и из траншеи вырвались клубы белого дыма и искр от гранаты с белым фосфором. Секунду спустя он последовал за ней, сверкнув штыком на солнце. Теперь у них была опора на позиции.

Это было самое настоящее сражение. Лазерный дальномер и баллистический вычислитель танка не для них. Учения — это контролируемое применение грубой силы. Сначала в траншею бросают ручную гранату. Дождитесь взрыва, а затем прыгайте в траншею. Все, кто остался в траншее после взрыва, будут слишком ошеломлены, чтобы сражаться. На таком расстоянии нет места для стрельбы из оружия, поэтому в ход идет штык. Как только траншея захвачена, ее используют как базу для подавления огня при атаке на следующую траншею.

И так продолжалось, траншея за траншеей. Когда я наблюдал, казалось, что все закончилось за считанные минуты, но при температуре 38 °C (100°F), отягощенным РПС, шлемом, винтовкой и сотнями патронов, им, должно быть, казалось, что прошли часы. Когда, наконец, все закончилось, солдаты были мокрыми от пота.

Мне было жаль расставаться с ними, но у меня была назначена встреча раньше. Перекинувшись парой слов с Чарльзом Роджерсом, просто чтобы поздравить его, я направился обратно в управление полигона, где меня забрал кувейтский вертолет, чтобы отвезти на празднование самого важного дня в истории Корпуса морской пехоты США — дня рождения Корпуса морской пехоты. Каждый год, как можно ближе к 10 ноября, независимо от того, где они находятся, каждый батальон морской пехоты празднует это событие церемонией разрезания торта. Традиция гласит, что первые три куска съедают "почетный гость", а также самый старший и самый молодой морские пехотинцы на параде. То, что они находились посреди саудовской пустыни на пороге войны, не помешало бы морским пехотинцам отпраздновать это событие.

Я прибыл в первый батальон 7-го полка морской пехоты примерно на три минуты раньше. Весь батальон численностью в тысячу сто человек был выстроен, как, естественно, и представители прессы. Каждый год церемония проходит одинаково. Адъютант зачитывает сообщение от бывшего коменданта, генерала Лежена, а затем письмо от нынешнего коменданта. Затем следует разрезание торта. Когда я присоединился к знаменитостям морской пехоты, шедшим впереди парада, я услышал, как заиграл оркестр 1-го гвардейского драгунского полка Королевы, блистающий в форме цвета песка и хаки.

За несколько недель до этого, вернувшись в Аль-Джубайль, я прибыл на одно из многочисленных совещаний командования и застал генерала Бумера и его командиров за серьезным спором о праздновании.

— Можно нам испечь торты? — спросил генерал.

— Конечно, без проблем, — ответил Ройал Мур, командир авиакрыла, — но с музыкой будет сложнее.

— Да, — согласился другой. — Однажды во Вьетнаме нам пришлось пользоваться магнитофоном и динамиками — это не одно и то же. Но здесь всего один оркестр…

При упоминании о оркестрах я подключился.

— Вы сказали, оркестр?

— Да, Пэт, — сказал генерал Бумер. — Мы говорили о дне рождения Корпуса. Нам нужен оркестр на этот день.

На войне музыканты оркестра выполняют функции санитаров. Когда мы были развернуты в Персидском заливе, мы взяли с собой большое количество оркестрантов на перевязочные пункты и пункты снабжения медикаментами. Большинство из них, хотя и не все, также взяли с собой свои инструменты. Морские пехотинцы были в восторге. Доставляя наши оркестры на вертолетах в течение двух дней, мы смогли обеспечить музыкальное сопровождение каждого парада в честь дня рождения. Оркестр гвардейского драгунского полка Королевы пользовался успехом у 1 батальона 7-го