Невероятное паломничество Гарольда Фрая - Рейчел Джойс

— Я разбил что-нибудь? — спросил он.

Женщина ответила, но он не разобрал что.

— Там была банка с медом, — вдруг встревожился Гарольд. — Она цела?

Женщина кивнула и нащупала у него пульс. Прижала пальцы к запястью Гарольда и, затаив дыхание, стала считать, устремив взгляд прямо перед собой, словно разглядывала что-то по ту сторону стены. Она была молода, но ее лицо казалось изможденным трудностями, а треники и толстовка были ей явно велики, словно позаимствованы у кого-то. У мужчины, вероятно.

— Мне не нужен врач, — хриплым шепотом произнес Гарольд. — Пожалуйста, не звоните в «неотложку» и не вызывайте доктора.

Гарольд совсем не радовался, что попал сюда. Он не хотел отнимать время у хозяйки, не хотел привязываться к очередному встречному и боялся, как бы женщина не отправила его домой. Его тянуло поговорить с Морин, но он опасался, что не сумеет подыскать таких слов, чтобы не встревожить ее. Гарольд корил себя, что не устоял на ногах. Надо было держаться и идти дальше.

Молодая женщина подала ему чай в кружке, повернув ее ручкой к Гарольду, чтобы он не обжег пальцы. Она что-то говорила ему, но он не мог вникнуть в смысл ее речи. Вместо этого он попытался улыбнуться, словно все понимал, но женщина пристально поглядела на него, ожидая ответа, а потом повторила, несколько громче и медленнее:

— Какого черта вы бродите под дождем?

Теперь он расслышал, что она говорит с акцентом. Скорее всего, восточноевропейским. Гарольд и Морин читали о таких людях в колонках новостей. Там говорилось, что они едут сюда ради пособий. Меж тем лай собаки за дверью понемногу переходил в вой дикого зверя, бросавшегося всем телом на дверь своей временной темницы. При освобождении он грозился укусить хотя бы одного из них. Про подобных собак тоже писали в газетах.

Гарольд заверил хозяйку, что, как только выпьет чаю, сразу отправится дальше. Он рассказал ей свою историю, и она молча выслушала его. Вот почему он не должен задерживаться и обращаться к врачу: он дал Куини обещание и не может ее обмануть. Гарольд отхлебнул из кружки и поглядел в окно. Вид заслонял толстый древесный ствол. Его корни, вероятно, подтачивают фундамент, а крона нуждается в стрижке. За окном был слышен гул часто проносящихся мимо машин. Мысль о возвращении на улицу переполняла Гарольда ужасом, но выбора не было. Он перевел взгляд на молодую женщину — она по-прежнему без улыбки разглядывала его.

— Херовые у вас дела, — произнесла женщина равнодушно и без всякого осуждения.

— О да, — откликнулся Гарольд.

— Башмаки у вас херовые. И весь вы. И очки. — Она показала ему две половинки от очков для чтения, держа их в обеих руках. — Как ни крути, все у вас херово. И как вы намерены добираться до Берика?

Гарольд вспомнил, с каким нарочитым наслаждением выражался когда-то Дэвид, будто тщательно отбирал ругательства из множества вариантов, но, исходя из чувств, испытываемых им к отцу, самые скверные оказывались наиболее подходящими.

— Дела мои, как вы совершенно верно отметили, херовые…

Гарольд понурился. Его брючины были забрызганы грязью и протерлись на коленях, а тапочки разбухли от влаги. Он с сожалением подумал, что напрасно не снял их у порога.

— Я признаю, что путь до Берика ужасно долог. Признаю, что одежда у меня совсем не подходящая. И не могу спорить с тем, что я нетренированный, физически не подготовленный к такому походу человек. Я не могу объяснить, почему я так верю в успех, хотя не имею на него никаких шансов. И все-таки я верю. Даже когда большая моя часть убеждает меня, что надо прекратить, я не могу. Даже когда мне вовсе не хочется никуда идти, я иду. — Он запнулся, подобные речи давались ему с трудом и нагоняли тоску. — Я искренне прошу прощения за то, что, кажется, натоптал у вас на ковре.

Снова украдкой взглянув на молодую женщину, Гарольд удивился: она впервые улыбнулась. Хозяйка предложила Гарольду остановиться у нее на ночлег.

У лестницы на второй этаж хозяйка пнула ногой дверь, за которой содержался злой пес, и попросила Гарольда следовать за ней. Он боялся разъяренного животного и не хотел доставлять ей беспокойства своими неисчислимыми бедами, поэтому постарался не отставать, хотя колени и ладони саднили после падения, а на правую ногу он совсем не мог опираться. Женщина сказала, что ее зовут Мартина и что она приехала из Словакии. Он не должен обращать внимания ни на эту поганую дыру, в которой она ютится, ни на шум.

— Мы всегда надеялись, что ненадолго застрянем в этом гадюшнике.

Гарольд постарался ничем не показать, что не очень-то привык к такой манере разговора: ему не хотелось выглядеть критиканом.

— Многовато я ругаюсь, — заметила хозяйка, словно прочитав его мысли.

— Вы у себя дома, Мартина, и вольны говорить все, что вздумается.

Пес беспрерывно скулил и расцарапывал когтями низ окрашенной двери.

— Заткнись, мать твою! — рявкнула Мартина так, что Гарольд разглядел пломбы на ее коренных зубах.

— Мой сын всегда мечтал о собаке, — вымолвил он.

— Это не моя. Моего сожителя.

Она распахнула дверь в комнату второго этажа и отступила, пропуская Гарольда вперед.

В комнате пахло свежей краской и пустотой. Посреди голых беленых стен контрастно выделялось пурпурное покрывало на кровати, подобранное в цвет к шторам. Поверх подушек красовались три расшитые блестками думочки. Гарольда тронуло, с каким вниманием Мартина, несмотря на ожесточение, выбирала для дома мягкую мебель. К стеклу прижимались и скреблись в него верхние ветви и листья старого дерева. Мартина выразила надежду, что здесь Гарольду будет удобно, и он подтвердил, что несомненно. Оставшись один, он вытянулся на постели, ощущая подрагивание в каждой мышце. Он понимал, что необходимо осмотреть царапины и промыть их, но не находил в себе сил пошевелиться. У него не было сил даже снять тапочки.

Гарольд не знал, как он будет справляться дальше. Ему стало страшно и одиноко. Вспомнились годы отрочества, когда он запирался в своей комнате, пока отец бушевал в пьяном угаре или сношался с тетушками. Он уже жалел, что принял приглашение Мартины остаться у нее на ночь. Вдруг она в этот самый момент звонит доктору? Снизу до Гарольда доносился ее голос, но как он ни вслушивался, не мог разобрать ни слова. Возможно, она разговаривала со своим сожителем. А тот, возможно, потребует отвезти гостя домой.

Гарольд вынул из кармана письмо от Куини, но без очков строчки плыли перед его глазами.

«Дорогой Гарольд, ты, вероятно, удивишься, получив мое письмо. Знаю, мы давно с тобой не виделись, но в последнее время я часто думаю о прожитом. В прошлом году мне сделали операцию опухоли, но рак уже распространился, и сделать ничего нельзя. Я не мучаюсь, мне здесь хорошо, но я хотела поблагодарить тебя за дружбу, которую ты проявлял ко мне в те далекие годы. Передай, пожалуйста, от меня привет своей жене. Я до сих пор с нежностью вспоминаю Дэвида. С наилучшими пожеланиями…»

Он слышал ее ровный голос так отчетливо, словно Куини стояла рядом. Какой стыд… Стыд от того, что сподличал, оставил без поддержки такую замечательную женщину.

— Гарольд, Гарольд!

Надо идти к ней. Надо добраться до Берика. Надо ее разыскать.

— Как вы там?

Гарольд встрепенулся. Его окликала не Куини, а хозяйка, предоставившая ему комнату. Мартина. Гарольд с усилием отделил прошлое от настоящего.

— Можно войти? — громко спросила она.

Гарольд попытался подняться, но не успел спустить ноги с постели, как дверь приоткрылась, и Мартина застала гостя в нелепой согбенной позе — полусидя, полустоя. Она встала на пороге, держа в одной руке таз с водой, а в другой — пластиковую аптечку. С ее локтя свисали два полотенца.

— Это для ног, — пояснила Мартина, указав кивком на тапочки Гарольда.

— Не собираетесь же вы мыть мне ноги…

Гарольд наконец встал.

— Не мыть я собираюсь, а осмотреть. Ходите вы как-то несуразно.

— С ногами все нормально. Никаких проблем.

Мартина нетерпеливо свела брови и подбоченилась, оперев тяжелый таз на бедро.

— И как вы за ними ухаживаете?

— Наклеиваю пластыри.

Мартина рассмеялась, но как-то невесело.

— Гарольд, если вы и вправду задумали дойти до этого чертова Берика, нам надо привести вас в порядок.

Впервые хоть кто-то отозвался о его походе как об общей ответственности. Но вместо того, чтобы заплакать благодарными слезами, Гарольд просто кивнул и снова сел на постель.

Мартина опустилась на колени, затянула потуже хвост на затылке, затем аккуратно разложила на ковре одно из полотенец и разгладила на нем складки. В тишине слышно было только, как с гулом проносились мимо дома машины, шумел дождь и ветер, прижимая к окну ветки, громко скрежетал ими о стекло. Смеркалось, но Мартина не стала зажигать свет. Она подставила ладони и выжидающе посмотрела на Гарольда.