Невероятное паломничество Гарольда Фрая - Рейчел Джойс

Регистраторша снова извинилась: терапевта Морин вызвали по неотложному делу, поэтому она, если хочет, может посетить дежурного врача.

— Почему же вы сразу мне об этом не сказали, когда я вас спрашивала?! — не стерпела Морин.

Регистраторша принялась извиняться по третьему кругу, пояснив, что при новой системе каждый пациент должен сначала пройти электронный опросник.

— Даже пенсионеры по старости.

Потом она спросила, желает ли Морин подождать или явится на прием завтра утром, на что Морин лишь покачала головой. Если сейчас уйти домой, она отнюдь не уверена, что снова вернется сюда.

— Дать вам воды? — предложила регистраторша. — Вы так побледнели…

— Лучше я присяду на минутку, — ответила Морин.

Дэвид, конечно, был прав, убеждая ее, что она может выходить из дома без опаски, но он и представить себе не мог, как она растревожится по пути на прием. Морин уговаривала себя, что вовсе не скучает по Гарольду, но одиночный выход в свет почему-то сильно обескуражил и потряс ее. Люди на улице занимались привычными делами: вели машины, катили детские коляски, прогуливали собак или возвращались домой, как будто жизнь нисколько не изменилась, что совершенно не соответствовало действительности. Все вокруг стало незнакомым и неправильным. Морин наглухо застегнула пальто, подняла воротник, прикрывая уши, но ветер все равно казался ей чересчур холодным, небо — донельзя разверстым, а формы и цвета — слишком кричащими. Она поспешила прочь от дома по Фоссбридж-роуд, пока Рекс ее не заметил, и устремилась в центр города. Лепестки нарциссов вдоль пристани превратились в бурый сор.

В приемной Морин попыталась отвлечься просмотром журналов, но слова, которые она читала, не складывались в предложения. Она видела, что семейные пары, вроде них с Гарольдом, пришли сюда не поодиночке и теперь сидели рядышком друг с дружкой. Лучи предвечернего солнца были усеяны пылинками, кружившимися в душном воздухе, словно взболтанные невидимой ложкой.

Из кабинета выглянул молодой человек и пробубнил имя очередного пациента. Морин ждала, что кто-нибудь сейчас встанет, и даже удивилась, почему они так долго тянут, как вдруг до нее дошло, что вызывают ее саму, и поспешно вскочила. Дежурный врач был ни дать ни взять вчерашний школьник, утопающий в своем коричневом костюме. Его начищенные туфли блестели, словно каштаны; Морин некстати пришли на ум школьные ботинки Дэвида, и на нее нахлынула тоска. Она уже жалела, что обратилась к сыну за советом. Лучше было остаться дома.

— Чем могу помочь? — пробормотал дежурный врач, опускаясь на стул.

Слова слетали с его губ практически беззвучно, и Морин пришлось податься к нему всем телом, чтобы ничего не упустить. Прояви она нерадивость, и он, чего доброго, проверил бы ее на тугоухость.

Морин принялась объяснять, что ее супруг отправился навестить женщину, которую не видел двадцать лет, убежденный в том, что сможет излечить ее от рака.

— Он уже одиннадцать дней, как в пути, — говорила она, скатывая носовой платок в плотный комочек. — Но он не дойдет до Берика. У него нет ни карты, ни подходящей обуви… Вдобавок, уходя, он оставил дома мобильник.

Пересказ обнажил болезненные стороны происшествия, и Морин боялась расплакаться. Наконец она решилась поднять взгляд на доктора. Ей показалось, что, пока она не глядела, кто-то подошел к нему и прочертил на его лбу черным фломастером резкие линии. Наверное, она хватила через край.

Дежурный врач начал неспешно, словно подбирая верные слова:

— Ваш муж полагает, что может излечить свою бывшую коллегу?

— Да.

— От рака?

— Да…

Морин почувствовала нетерпение. Ей вовсе не хотелось пускаться в дальнейшие объяснения: она надеялась, что он и сам как-то обо всем догадается. Она же пришла сюда не для того, чтобы выгораживать Гарольда.

— И каким же образом он хочет ее излечить?

— Он, видимо, надеется, что его поход спасет ее.

Врач насупился, и морщины теперь пролегли от его скул к подбородку.

— Он считает, что ходьба может вылечить от рака?

— Одна девушка подала ему такую идею, — пояснила Морин. — Служащая с автозаправки. Которая разогрела ему гамбургер. Дома Гарольд даже не прикасается к гамбургерам.

— Какая-то девушка уверила его в том, что он способен излечивать от рака?

Если бы прием затянулся, лицо бедняги-доктора пришло бы в невообразимый хаос. Морин покачала головой, пытаясь привести мысли в порядок. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала.

— Я очень беспокоюсь о здоровье Гарольда, — сказала она.

— А сам он вполне здоров?

— У него небольшая дальнозоркость, и он читает в очках. По бокам от резцов у него две коронки. Но не это меня беспокоит…

— Значит, он уверовал, что может излечивать благодаря своему походу. Я что-то недопонимаю. Он верующий?

— Гарольд? Да он Бога поминает, только когда у него косилка заглохнет!

Она улыбнулась, чтобы врач понял — это шутка. Тот, видимо, был озадачен.

— Гарольд уже полгода как вышел на пенсию. И с тех пор стал таким…

Она умолкла, не находя нужного слова. Врач покачал головой, давая понять, что не догадывается, каким именно.

— …неподвижным, — нашлась наконец Морин.

— Неподвижным? — переспросил доктор.

— Целыми днями сидит в одном и том же кресле.

В глазах доктора вспыхнула догадка, и он с облегчением кивнул:

— А! Депрессия.

Он взял ручку и щелкнул колпачком.

— Я бы не сказала, что у него депрессия.

Сердце у Морин учащенно забилось.

— Дело в том, что у Гарольда болезнь Альцгеймера.

Вот. Сказала-таки.

Доктор раскрыл рот, даже причмокнув от замешательства. Ручку он снова положил на стол, но колпачок на нее не надел.

— У него болезнь Альцгеймера, и он идет в Берик?

— Да.

— Миссис Фрай, какие препараты принимает ваш муж?

Повисло молчание — настолько многозначительное, что Морин невольно содрогнулась.

— Я сказала про Альцгеймера, — с трудом выговорила она, — хотя диагноз еще не поставлен.

Врач снова перевел дух, даже рассмеялся.

— Вы имеете в виду, что он забывчив? Что у него бывают провалы в памяти? Каждый из нас может оставить дома мобильник, но это не значит, что у всех у нас Альцгеймер.

Морин нехотя кивнула. Она не могла понять, что задело ее сильнее: намек на провалы в памяти в ее адрес или снисходительная улыбочка доктора.

— У него это наследственное, — вымолвила она. — Я узнаю симптомы.

Тут она кратко пересказала историю жизни Гарольда. О том, как его отец вернулся с войны алкоголиком, склонным к депрессии. О том, что его родители вовсе не хотели ребенка и что его мать собрала чемодан и уехала с концами. Морин пояснила, что потом отец Гарольда поочередно сближался с несколькими женщинами, пока наконец не указал сыну на дверь накануне его шестнадцатилетия. После этого они отдалились друг от друга и много лет не общались.

— А затем моему мужу как снег на голову свалилась какая-то женщина и заявила по телефону, что она его мачеха. «Заберите своего отца, — сказала она, — у него совсем шарики за ролики зашли».

— Это и была болезнь Альцгеймера?

— Я подыскала ему дом для престарелых, но он умер, не дожив и до шестидесяти. Мы несколько раз навещали его, но отец Гарольда все время кричал на нас и кидался разными предметами. Он даже не узнавал Гарольда. А теперь и мой муж пошел по той же дорожке. Он не просто забывается — есть и другие симптомы.

— Заменяет ли он одни слова другими, не подходящими по смыслу? Забывает ли целые беседы? Оставляет вещи в непривычных местах? Страдает резкой сменой настроений?

— Да, да!

Морин нетерпеливо всплеснула рукой.

— Ясно… — произнес дежурный врач, закусив губу.

Морин уже предвкушала победу. Она устремила проникновенный взгляд на доктора и начала:

— Я только хотела бы знать… Вы сами как врач — не считаете ли вы, что Гарольд подвергает себя опасности этим путешествием и что надо его как-то остановить?

— Остановить?

— Да. — У Морин перехватило дыхание. — Можно ли его принудить вернуться домой? — У нее так стучало в висках, что голова разболелась. — Не может же он пройти пятьсот миль! Он не спасет Куини Хеннесси. Его необходимо вернуть.

Тишина зазвенела от ее слов. Морин положила руки на колени, прижав ладонь к ладони, и сдвинула ступни, поставив их ровно рядышком. Она выдала все, что собиралась сказать, но чувствовала совсем не то, что планировала, и ей пришлось физическим усилием подавлять в себе неприятное ощущение, зреющее где-то глубоко внутри.

Врач молчал. Из коридора доносился детский плач, и Морин страшно хотелось, чтобы ребенка утихомирили. Врач произнес:

— Кажется, случай действительно серьезный и здесь не обойтись без полиции. Вашего мужа когда-нибудь помещали на принудительное лечение?