Ип - Уильям Котцвинкл

— Верю, — сказала Герти.

— Верю, — сказал космический скиталец, — и в уголках его глаз выступили слезы.

Тут появился Эллиот, он порезал палец на терке для сыра и в поисках бинта поднялся на второй этаж. Древний врачеватель растений повернулся, увидел порез и направил на него длинный палец. Кончик пальца засветился ослепительным розовым светом. Эллиот попятился испуганно: ведь этим пальцем Ип, если захочет, может прожечь насквозь сталь! Но палец Ипа по-прежнему светился лишь розовым светом, и он провел им по порезу Эллиота. Кровь мгновенно перестала идти, а порез исчез, словно его и не было.

Ошеломленный, Эллиот смотрел на свой палец. Он открыл рот, чтобы поблагодарить Ипа, но врач из космоса жестом призвал его к молчанию и снова приложил ухо к двери.

— «Если верите в фей, хлопните в ладоши»[6]…

Ип соединил свои огромные ладони в тихом хлопке.

Была уже ночь, и он стоял у окошка в своем чулане и смотрел в небо. Луна наполняла его чувствами, которых не выразишь словами, и мягкий свет Млечного Пути шепотом звезд проникал в его сердце. Его разверстые бессчетными веками жизни глаза были открыты всем сияниям, и грубым, и тонким, во вращении огромного звездного колеса он слышал музыку стремительно летящих светил, и через бездны космоса, сквозь мрак, до него доносилась торжественная речь этих гигантов.

Разум и сердце его потонули в волнах печали, и он прижался лбом к подоконнику. Когда-то и он был причастен к делам великого Колеса, собственными глазами созерцал чудеса вселенной, видел даже рождение звезды. А сейчас он в чулане, и рядом с ним украденный зонтик и Маппит.

Он повернулся к Маппиту, но тот, занятый своими мыслями, смотрел стеклянными глазами в ночь.

Тело старого ученого тосковало по космосу. Все его поры молили о звездном сеете, таком, какой он там, где звезды с тобою рядом, где от красоты Ориона захватывает дух и глаз не отвести от туманности внутри этого созвездия, переливающейся радужными оттенками. Или в Плеядах, где голубое сияние молодой звезды светит тебе будто прямо в сердце. Или в туманности Вуали, которая уплывает и уплывает вдаль, шепча свою величественную тайну тем, кто вместе с ней плывет в океане космоса.

Терзаемый этими и другими воспоминаниями, он отвернулся от окна к двери чулана и медленно ее открыл.

Крадучись, он прошел мимо спящего Эллиота и выскользнул в коридор. Так же тихо он пошел дальше, а по стене двигалась его безобразная тень — тыква на двух ногах, шагающий арбуз, страшилище на чужой планете. Он смотрел на себя теперь глазами землянина, земные представления о красоте стали его собственными, и он воспринимал себя теперь как нечто нелепое, оскорбляющее глаз и разум, немыслимо уродливое.

Он приоткрыл тихонько дверь в комнату Герти и постоял несколько мгновений, глядя на спящего ребенка. Да, ей он кажется красивым, но ведь для нее и лягушонок Кермит — красавец.

В конце коридора его ждал Харви.

Харви смотрел, высунув язык, как к нему ковыляет это странное существо, смахивающее на пакет с едой специально для собак.

Инопланетянин погладил Харви по голове. Позвоночник пса пронизали сигналы — «пиип, пиип», — и хвост у собаки поднялся вверх и завернулся крючком. Харви оглянулся, посмотрел на хвост, потом снова посмотрел на инопланетянина.

Они вместе начали обычный обход дома — оба совершали его каждую ночь после того, как остальные засыпали; сейчас Харви спускался бесшумно рядом с чужаком вниз по лестнице, они направлялись к комнатам нижнего этажа. Вот чужак остановился у ниши, где стоит телефон, и поднял трубку. Послушал гудок, потом поднес трубку к уху Харви. Прислушался и Харви. Он вспомнил: Эллиот что-то делал пальцем на этой штуковине, а потом говорил в нее, и вскоре привозили пиццу.

Харви вдавил нос в одно из отверстий диска, повернул диск один раз и стал ждать: вдруг появится сандвич с мясом. Ип повернул диск еще несколько раз, и они с псом послушали, как сонный голос спрашивает:

— Алло?.. Алло?..

«Один мясной сандвич, — беззвучно пролаял Харви, — и сахарную косточку».

Страшилище положило трубку на место, и они проследовали дальше, в гостиную.

На телевизоре стояла цветная фотография Мэри. Чужак взял ее и показал псу.

Харви посмотрел на фотографию в рамке, поднял лапу и толкнул ею звездного путешественника раза два, чтобы тот поставил фотографию на место. Но Ип сунул ее под мышку и двинулся дальше.

Ну вот, теперь подумают, что он, Харви, фотографию съел.

И зачем только он изгрыз поролоновый коврик в ванной, половую щетку, шляпку Мэри и пару вкусных кожаных перчаток! Теперь, если что-нибудь происходит с вещами, сразу обвиняют его.

Чужак между тем слонялся по гостиной. На столе стояла ваза с цветами. Он погладил их ласково и пробормотал что-то на своем языке.

На всякий случай Харви понюхал воздух. В одном из своих собачьих сновидений он видел куст, на котором росли булочки с котлетами, и с тех пор он повсюду этот куст ищет.

Страшилище вынуло из букета розу, и Харви сунул было в нее нос, но оказалось, что цветок обыкновенный, а не с куста, на котором растут булочки с котлетами.

Искусно продевая стебель розы в отверстия узорной рамки, Ип закрепил цветок поверх фотографии, так что роза и Мэри были теперь вместе — два самых прекрасных создания на Земле.

После этого они направились в кухню.

Хвост у Харви ритмично задвигался, и Харви облизнулся, ибо комната эта была средоточием всех благ, о которых только может мечтать собака.

— Хо-лодд-илль-ник, — проговорил чужак.

Харви кивнул утвердительно и чуть слышно заскулил. Уже сколько лет пытается он ухватить лапой ручку этого белого ящика, но не получается: эволюция не снабдила его большим пальцем.

Инопланетянин открыл белый ящик, достал молоко и шоколадный торт. Харви жалобно взвизгнул, пустил слюну, завилял хвостом усерднее прежнего, и страшилище одарило его оставшейся от обеда свиной отбивной.

Зубы Харви впились в нежное мясо, и теперь из пасти у него вырывалось негромкое радостное рычание. Оторвавшись от мяса, он раболепно посмотрел ка инопланетянина.

«Ты мой хозяин».

«Дай мне знать, если вдруг с тобой случится беда».

Когда наступил вечер, на улицах, кроме фургона с пиццами, появился другой автофургон, но в нем не стояли один на другом ящики, аппетитно пахнущие томатом и сыром. Этот фургон был доверху набит аппаратурой для подслушивания, чувствительность которой произвела бы впечатление даже на гостей из Галактики. У оператора, перед которым светилась панель управления, на поясе позвякивала связка ключей. В фургон вплывали голоса людей, живущих на уже знакомой нам улице:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});